Мудрость эта согрела мятущееся сердце моего ротного и прожила с ним все месяцы его сногсшибательной военной карьеры. Мудрость эта неоднократно проверялась на практике, так же как и военные постулаты, касающиеся маршей, переездов или ротаций: «В армии ничего не начинается вовремя, но все всегда успевают» или «Главное — не вовремя выехать, а вовремя приехать». Глубокая мысль, да.
Я колупнул кроссовком засохшую глину. Не верится, что этой ночью мы отсюда уходим. Сто дней, ровно сто. Ага, как там говорили в начале: «На три дня зайдете, потом вас сменят»? Ну вот, меняют. На наше место заходит тридцатая бригада, точно такие же люди, как и мы.
Эххх.
Мимо проходит ротный. Голова у него уже кругом, и я подбрасываю новый вопрос.
— Чуешь, Вася.
— А?
— Волынька не доедет.
— Куда?
Оооо, да Вася, кажись, уже мало что соображает. Двое суток сборов, это да… Это охренеть как тяжело.
— В место сбора батальона. Как оно там… «місце очікування ешелону». Ну, туда, на границу областей.
— Точно. Так что ее, тридцатке оставим?
— Та не. Мы там не знаем никого.
— Та все везде одинаковые. — Вася мотает головой, потом садится на ящик.
Тут же подлетают Ляшко с Хьюстоном, хватают этот ящик и волокут в бортовой «Урал». Вася вскакивает и матерится.
— Не. Это все-таки машина. Давай знакомым отдадим, нормальным.
— Ну давай, сам разъ.буйся, мне не до этого.
Набираю одного хлопца из Айдара, с кем недавно познакомился. Контрактник на «два пожизненных», то есть «до кінця особливого періода», невысокий, чернявый, быстрый. Повернутый «на войне», не такой, как мы, по факту мы же временщики в армии, так, мобилизяки с четко очерченными сроками дембеля.
Ярик за.бан и печален. Он только недавно поставил в «Волыньку» сиденья от… Москвича, что ли? И будь я проклят, если спрошу его, откуда он их взял.
— А ты откуда сиденья взял, мой светловолосый карпатский эльф? — спрашиваю его.
— Краще тобі цього не знати, — мрачно отвечает Ярик и поворачивает тонкий руль.
Машинка слетает с террикона и, повернув, казалось, на двух колесах, заворачивает в посадку.
— Мне тоже жалко ее отдавать, — говорю я. — Но ведь мы и лэндровер, и форд отдадим. А эта просто не доедет.
— Доедет, — упрямо говорит Ярик, вот ведь упертый.
— Доедет туда, а на эшелон не встанет. Что нам ее там, закопать?
— Пацани хоч нормальні? — сопит Ярик.
— Сам побачиш. Нормальні. З Айдару.
— Не вграють машину?
— Не. Не вграють.
— Ладно… О, так ми на «Паралель»? Я зара тоді хот-дога в’їбу. А може, й два, — облизывается Ярик.
От проглот. И не толстеет.
Парни приезжают на своем «Уазе»-кабриолете, без верха. Здороваемся, обнимаемся. Они в «woodland-е», и с американскими флажками-шевронами. Приколисты, блин.
— Привет американским инструкторам, — говорю я. — Все хорошо у вас, только афронаемника в комплекте нету.
— Чого нема — того нема, — улыбается Валера и хлопает «Волыньку» по капоту. — Что мы тебе должны за машину? С баблом сейчас не очень.
— Бля, — начинаю злиться я. — Я шо, похож на автосалон?
Не гони, я не продавать ее приехал.
— Ладно-ладно, — айдаровец примирительно поднимает руки, — ты говорил, что на нее номера белые есть?
— Внутри валяются. И даже техпаспорт, — киваю я.
— Братан, — говорит Валера серьезно, — нет слов.
— Мы уезжаем — вы остаетесь. Вот и все слова, — пожимаю я плечами. — Держи ключи.
— Не уграйте машину, вона нормальна, — бурчит Ярик, дожевывая хот-дог.
— Не уграем, — улыбается Валера, — все, погнали мы. Давай, спокойного выхода вам.
— И вам скучной ночи, — я киваю и поднимаю руку.
Две военные машины уезжают в сторону КПВВ, а нас скоро должен подобрать командир. Надо ему кофе взять.
Чуть позже.
— Так, я не поняв, — говорит Хьюстон, тяжело отдуваясь.
— Це не новость, — тут же отвечает Ляшко. — Странно було б, якщо поняв.
— Не еби мене й не мучь. І не п.зди попід руку.
— Хьюстон, — говорит Ляшко проникновенно, порхая аки бабочка вокруг тяжело топающего товарища, — мені медаль дадуть за тебе, точно.
— Ордєн Сутулого.
— Мартіііін, — поворачивается ко мне шагающий Ляшко, — а в нас у когось мєдалі єсть?
— Неа. Настоящих, государственных — нет.
— А ото, шо тебе и Танцору в Гранитном давали?
— «Знак пошани»? То відомча відзнака. Не держнагорода.
— А оте…
— Ляшко, я ж тебе говорю — нема.
— Жодної? — останавливается пораженный этой мыслью Ляшко. — Як так?
— Ну, не навоевали мы на медали. Та ладно, забей. Давайте, я вас тут подожду.
— Чего это тут? Давай с нами. А вдруг там снайпер?
— Хуяйпер. За Хьюстона спрячешься.
Мы идем снимать флаг. Я даже не знаю, зачем я с ними пошел, наверное, чтобы хотя бы на пару минут вынырнуть из того хаоса, который царит внизу и называется «сборы мотопехотной роты». Бэхи ушли прошлой ночью, и у нас остались наши два «Урала» и ЗИЛ с кунгом. Прицеп, плюс цевешка, плюс прекрасная баня на колесном ходу. Интересно, третья рота нашла свои два колеса?
— А нахиба его снимать? Нехай бы стоял, — мы выползли на самый верх, гребя ботинками по осыпающейся щебенке, и теперь смотрим с самой высоты. Эххх… красиво как! Дымка над карьером.
— Это наш флаг. Тридцатка свой поставит. Все, давайте, топайте. Та не вибрируй, сегодня весь день не стреляют, чего ты заволновался?
— Доктор, я нєрвнічаю, — с наигранным ужасом говорит Ляшко. — Мені все врємя здається, что мене хотять вбити.
— Годен! — говорю я. — Вы приняты на контракт в Збройні Сили України. Следующий!
— Ой, не треба. — Ляшко приседает и запускает палец в нос. — Я мобілізований дебіл, шо ви від мене хочете?
— Младший сержант Ляшко, вы переигрываете, — пафосно говорю я. И добавляю: — Та валите уже, а то уедут и вас забудут. Пацаны убредают, нога-за-ногу, за флагом, я сажусь на теплый камень и вытаскиваю сигарету. Ну что, Донбасс, прощаемся? Сколько мы тут про…
Патетику момента портит Президент, легконогим сайгаком взлетающий по насыпи и плюхающийся рядом со мной.
— Посунься, Піпіська, — радостно говорит он. — И шо ты сидишь? Давай уже сигарету.
— Так, сержант Президент. Вычеркиваем, — я протягиваю ему сигарету и на миллиметр сдвигаюсь на камне.
— Откуда ты вже мене вичеркнув?
— Из той группы, что остается, — я киваю вниз.
Внизу Механ сказал Сепару и Кирпичу погрузить в прицеп сборный душ, и теперь они вдвоем мучительно тупят перед этой конструкцией.
— Шо-то я не поняв. Ми ж всі уходимо.
— Всі, да не всі. У ротного Моріарті ієзуїтській план. Впрочем, как всегда.
— Излагай.
— Не могу, он секретный.
— Давай бистріше, поки сєпари не учуяли Хьюстона та нє захєрачили нас з міномета.
— Умереть в последний день будет крайне тупо. — Я швыряю окурок на камни, и он, отскочив и рассыпая жаркие искры, улетает куда-то вниз. — Короче, смотри. Фуры и основная масса уйдут около одиннадцати. Спустим их раньше. Они пойдут через поле и возле «Банана» станут, на повороте на старую позицию в колонну построятся. Будем спускать с паузой минут в пятнадцать. Здесь останется лэндик, пикап и девять человек. Одна дашка, один АГС и один СПГ.
— А птур?
— А нахер он тебе ночью?
— Логично.
— Ну вот. Мы встречаем тридцатку. Позиции их командир и старшина уже смотрели. У них две или три бэхи, они заскакивают, мы им еще раз все показываем и съебываемся.
— Когда они должны быть?
— Вот как раз в одиннадцать. Они через село заезжать будут.
— Зря через село. Ну, то есть, примерно к часу должны быть?
— Как бы не позже.
— И кто остается?
— Ротный, я, Федя, Джонни, Ваханыч, Ярик, Лунгрен, Прапор и ты. Хотя тебя я уже вычеркнул.
— От бля, шо ти за людина?
— А от нєхєр було мене зайо…
