– Будем страховать один другого, – нарочито громко принялся раздавать новые распоряжения Эдик. Он глянул на кавказца с автоматом. – Не давай ему стрелять. Но смотри, за царапину на ней голову оторву. Они где-то здесь, слышат нас. Без её желания он не сбежит. Я надеюсь на её благоразумие и любовь к отцу. Если, конечно, она не желает ему неприятностей.
– Скотина – вырвалось у Вики вполголоса.
Я посмотрел на неё и убедительно посоветовал:
– Оставайся здесь и не высовывайся. Тебе ничего не сделают.
– Пусть только посмеют. Я помогу тебе. В меня стрелять не будут.
Я поморщился.
– Давай без героизма. Мне надо смыться. Если буду уверен, ты в безопасности, мне это удастся.
– Но тебя могут ранить. Я помогу.
Вариант с ранением меня не устраивал, я даже не думал об этом.
– Потащишь на себе? – буркнул я. – Чудесная будет картина…
Она вполголоса оборвала меня.
– Не смей так со мной разговаривать!
Я мысленно выругался: только сцен не доставало! Сосредоточился, прицелился снова и мягко потянул курок. Вслед за раскатистым выстрелом раскололось стекло левой фары, и тут же автоматная очередь изрешетила ствол укрывающего нас дуба, над моей головой царапнуло кору. Я мигом прижал револьвер к корням дерева и одним за другим хлёсткими выстрелами выбил чёрной иномарке и второй светящий глаз. Вокруг заметно потемнело. Но вся троица пристрелялась и больше не позволяла мне высунуться даже ухом. Пора было отчаливать. Я отполз к лежащей Вике и приготовился к рывку прочь от дороги.
Неожиданно вдалеке слева в небо взмыла сигнальная ракета. Она осветила окрестности холодным, болезненным свечением. Стрельба стихла, и в воздухе повисла жуткая тишина. Я не сразу сообразил, что ракетница пальнула из несущегося по шоссе автомобиля.
– Это они, – расслышал я тихое предупреждение картавого. – Говорил же, тот, на посту поднял трубку, когда мы проезжали мимо. Звонил кому-то.
– Сегодня второй раз путаются под ногами, – недовольно высказался Эдик. Казалось, он ещё размышлял, что предпринять.
– Они на двух машинах, – забеспокоился кавказец.
И действительно, уже отчётливо слышалось приближение именно двух автомобилей.
– Уходим, – твёрдо объявил Эдик. И холодно бросил: – «Девятку» нельзя им оставить… Я поведу впереди вас.
Мы привстали, старались разглядеть, что творилось на дороге.
Мои преследователи живо расселись по машинам. «Девятка» развернулась и поводырем увлекла за собой чёрную безглазую иномарку. Едва они отъехали, как яркий встречный свет двух автомобилей замелькал между крайними к обочине деревьями. Не дожидаясь, когда непонятные враги моих врагов окажутся напротив, я помог Вике встать на ноги, и мы побежали и от них тоже.
Перевалив за холм, мы перешли на спокойный шаг. Она остановилась.
– Куда ты меня ведёшь?
Я вынужден был обернуться.
– Машину твою угнали, – сказал я. – Тебе придётся довериться мне. Пошли.
Я рукой указал ей направление, где оставил мотоцикл.
– Нет, – возразила она. – Объясни, куда мы идём.
– Туда, – отмахнулся я. – Но если нравится, оставайся здесь. Можешь вернуться к дороге, лови попутку. Однажды я так и уехал отсюда. Правда, тогда было утро.
– И зачем я с тобой связалась!
В её голосе прозвучало несдерживаемое раздражение.
– Мы уже говорили. Влюбилась, как кошка.
– Размечтался! Никуда не пойду, пока не скажешь!
– Что ж. Я не собираюсь проводить ночь в лесу. Предпочитаю кров и постель.
Я отвернулся и зашагал поперёк склона.
– Никогда, ты слышишь, никогда больше не буду с тобой встречаться!
Позади опять зашуршали подминаемые ногами листья. Я намеренно не обращал на это внимания.
– Ты не можешь помедленней? Мне неудобно в туфлях. Хоть бы предупредил, что потащишь по лесу.
– А ты думала, поведу в ресторан?
– Не твоё дело, что я думала.
Я с ходу замер, уставился в затянутое тучами небо, как будто забывшее, что такое звёзды. Она приостановилась рядом, посмотрела вверх, потом на меня.
– Почему мы не идём?
– Для доверия мне нужен искренний поцелуй.
– Какой поце… – Она фыркнула. – Не дождёшься.
Я опустился на траву, обхватил колени руками и предупредил:
– Мне спешить некуда.
Она стояла надо мной, хмурилась и размышляла. Неподалёку ухнул филин, она слегка вздрогнула.
– Кто это?
– Леший, наверное, – серьёзно ответил я.
Она топнула.
– Чёрт с тобой! Если тебе так хочется.
– Мне сейчас жить хочется, дорогая, – сказал я совершенно искренне и поднялся.
– Но большего не получишь.
– Только поцелуй?
– Только поцелуй.
– Ну что ж. Тогда Beso me mucho. Иначе не зачёт.
– Фи, какой ты торгаш.
Я пожал плечами, ничего, дескать с этим не поделаешь, такой уродился. Обхваченный за шею, я уклонился от губ и расстегнул молнию её замшевой куртки, которая отчего-то напомнила мне шкуру змеи. Вика живо отстранилась.
– Это что такое?
– Мои условия, дорогая, – я под курткой обхватил тёплую гибкую талию и притянул к себе.
– Ну, раз такие условия, – промурлыкала девушка.
И мы крепко, без дураков, поцеловались. Давно я не испытывал такого головокружения, когда будто летишь над пропастью, захватывает дух и не чувствуешь под собой ног. И по-моему, она испытывала нечто подобное. Не знаю, сколько мы летали, пока вновь не опустились на землю. Но когда опустились, это было несказанно приятное приземление.
Мы целовались ещё раз прежде, чем нашли мотоцикл. А когда я выволок мотоцикл на тропинку, завёл двигатель, Вика устроилась сзади и проговорила в ухо:
– Какой же ты всё-таки трус! Я, как последняя дура, приехала к нему ночью, в какую-то глушь. А он заявляет, ему надо смыться. Никогда этого не забуду.
– Дорогая, меня жаждали подстрелить. Любой цивилизованный суд счёл бы это смягчающим обстоятельством.
– Никакие обстоятельства тебя не оправдывают. Ты хотел меня бросить и смыться. Сам так сказал.
Мне только и не хватало, что выслушивать всякую чушь о принцах и идеальных мужчинах женских мечтаний.
– Держись! – предупредил я, надевая шлем. – За меня держись!
Тарахтенье мотоцикла и шлем на голове не способствовали воркованью затерянных в зарослях голубков; последнее, что я услышал перед тем, как покатить по освещённой фарой тропинке, было её сомнение относительно моей способности довести женщину целой и невредимой.
– Надеюсь, не перевернёмся? – закончила она, обхватывая мой живот.
Вопрос был риторическим, на него можно было не отвечать. И я воспользовался такой возможностью.
19
Ночные поездки по лесной холмистой местности, да ещё отягощённые ответственностью за барышню, к которой отнюдь не равнодушен, не способствуют быстрой езде, – пять километров мы преодолевали минут двадцать.
Мотоцикл с тарахтеньем вырвался из леса, растревожил тишь, будто вымершего, посёлка. Ему ответило только ленивое нестройное тявканье. Я с трудом отыскал выкрашенный в салатный цвет забор, за которым выделялась крытая новой жестью крыша. Калитка было достаточно широкой, я легко вкатил мотоцикл на вымощенную плитками дорожку. Запер калитку на засов, снял шлем и тут же услышал:
– Так это здесь тебя ждёт постель? – спросила Вика, осматривая двора и бревенчатый сруб с кирпичной пристройкой.
– Что-то имеешь против? – я обернулся к ней.
Она пожала плечами.
– Нет, если в доме найдётся ещё одна постель.
– Значит, не хочешь делить ложе со мной?...
Я покатил мотоцикл по дорожке к резному крыльцу.
– А тебе не кажется, ведёшь себя слишком нагло? – в спину мне холодно заметила Вика. – Я знаю тебя всего третьи сутки, а ты только и делаешь, что набиваешься в любовники. Мне это не нравится. Как только я терплю!
– Слишком длинный спич для моего голодного желудка. – Я поставил мотоцикл на опорные ножки и поднялся на крыльцо, достал полученный у адвоката ключ. – Дай мне выпить, перекусить, а уж потом, как говорят в сказке, пили меня.
Открыв дубовую дверь, я нащупал выключатель, и с вспыхнувшей лампочкой попал в чистую уютную прихожую. Кухня была в кирпичной пристройке. В одном её углу урчал работающий холодильник, в другом установлена газовая плита, середину занимал стол в окружении двух мягких табуреток и трёх стульев. За стеклянными створками настенных полок виднелись цветастые коробки и банки. В ящиках стола под полками я нашёл спички и зажёг конфорку. От огня потянуло теплом. Прихватив эмалированное ведро, я опять вышел на свежий воздух. Свет от окна рассеивался в темноте и задевал лицо и скрещенные на груди руки Вики. Она застыла у крыльца, у губ яркой точкой пылал конец сигареты.
