Неуклонное продвижение монголов на запад, где обитали тюркские народы, привело их к столкновению с процветающими мусульманскими государствами. На пути завоевателей оказались прежде всего Бухара, Самарканд, Герат, Ниджпур и Хорезм — города, славившиеся плодородными землями и сказочным богатством. В 1218 году Чингис-хан вторгся в Хорезм и опустошил его.
Частью наводящей ужас стратегии Чингиса было массовое уничтожение: когда монголы захватывали оказывавший сопротивление город (а из осажденных ими не устоял ни один), великий завоеватель приказывал перебить всех уцелевших жителей. Сообщения летописцев о числе погибших разнятся, но эти цифры всегда ошеломляют. В 1220 году, когда при захвате Герата погиб 1 600 000 человек[123], до сына Чингиса Тулуя дошел слух, что кому-то удалось спастись среди развалин. Поэтому взяв Ниджпур,
Тулуй повелел для верности отрубать головы трупам. По свидетельству современников, в Нишапуре монголы довели число своих жертв до 1 747 000 человек.
Цифры эти ошеломляют, в них трудно поверить, но то, что геноцид и разрушения достигали чудовищных размеров, не вызывает сомнения. Грабили и уничтожали даже города, сдававшиеся без боя. Так, из покорившейся Бухары монголы вывели все население, молодых мужчин и женщин обратили в рабство, имущество разграбили и сам город сравняли с землей.
Всего несколько лет спустя настал черед России. Первый поход на Волгу состоялся еще при Чингисе, однако широкое наступление на русские земли началось уже после его смерти. По монгольскому обычаю, старшему сыну хана подобало наследовать самую обширную, но окраинную часть отцовских владений. Ко времени кончины Темучжина его старший сын Джучи был уже мертв, и западную окраину унаследовал внук Чингиса, будущий основатель Золотой Орды, Бату-хан.
В 1237 году Субудай возглавил вторжение войск Бату в русские земли, обернувшееся систематическим разрушением городов и гибелью сотен тысяч людей. А в 1241 году, откормив летом коней на бескрайних русских просторах, монголы двинулись в Европу.
* * *
Но почему они не знали преград? Дело в том, что по существу войско монголов походило на современную армию, оказавшуюся в средневековом мире. Оно превосходила все прочие скоростью, маневренностью, мощью стрелкового оружия, дисциплинированностью и превосходными командными кадрами.
Армия великого хана делилась на десятки, сотни, тысячи и ту мены (десятки тысяч). Во главе всех этих отрядов стояли боевые командиры, получавшие свои должности не по протекции или в силу знатного происхождения, а исключительно благодаря воинским дарованиям. Так, во время русской кампании в войске Бату воевали потомки Чингиса, но на войне даже члены правящего дома повиновались Субудаю, человеку относительно незнатному.
Личные достоинства могли быть предпочтены старшинству даже в таком вопросе, как престолонаследие. Еще при жизни великого хана его враждовавшие старшие сыновья Джучи и Чагатай признавали, что при предпочтении одного из них другому неизбежна междоусобица.
«Но Угэдэй [третий брат] человек благоразумный, — сказал Чагатай, — давайте выберем Угэдэя».
Так и поступили. Передача власти третьему сыну Чингиса прошла гладко и братья никогда не оспаривали его верховенство.
Монгол рождался для войны и с самого детства приучался к лишениям и суровой дисциплине. Если он не сражался, то охотился, совершенствуя свои боевые навыки. Прирожденный наездник, он мог преодолевать за день верхом десятки миль, спать на голой земле, есть размягченное под седлом сырое мясо, пускаться в путь на рассвете и не останавливаться до заката, день за днем одолевая снега или жаркие пески пустынь, в холод и в зной, в ветер и в дождь, да еще и меняя коней в пути. Имея трех-четырех запасных коней, такой всадник мог пересаживаться с одного на другого на полном скаку, даже не замедляя аллюра. Именно потому, что на каждого воина приходилось несколько лошадей, враги постоянно преувеличивали численность монгольского войска. Впрочем, порой степняки сознательно вводили противников в заблуждение, сажая верхом на коней чучела.
Монгольский воин имел составной изогнутый лук из расщепленного рога, с силой натяжения в 160 фунтов (64 кг), позволявший разить без промаха на триста метров[124] с той быстротой, с какой стрелок успевал доставать стрелы из колчана. Вместо тяжелой и неуклюжей брони он носил гибкий доспех из кожаных пластин и шелковое белье, которое препятствовало загрязнению ран. Монгол редко сходился с врагом в рукопашной, а потому и погибал гораздо реже, чем его противник.
Но самое главное заключалось в том, что он выполнял приказы. Битвы средневековой Европы представляли собой по большей части неорганизованные, беспорядочные свалки.
Едва начавшись, сражение распадалось на множество поединков, и лишь лучшим полководцам удавалось удерживать до конца боя в строю хотя бы часть своих сил. Субудай координировал передвижение по совершенно незнакомой местности десятков тысяч воинов, отделенных от него горными хребтами и удаленных на огромное расстояние, с такой легкостью, словно двигал фигуры на шахматной доске. В ходе битвы, подавая сигналы цветными флажками, он мог бросать тысячи всадников в атаку, посылать их в обход или отводить, и любой его приказ выполнялся немедленно. Пройдут века, прежде чем и другие народы достигнут той же степени совершенства в умении истреблять ближних.
А в деле истребления монголы воистину поднаторели. В ходе их завоевания население Китая уменьшилось более чем на треть, а в Хорезме и Иране была уничтожена существовавшая с античных времен и обеспечивавшая плодородие почвы ирригационная система. Цветущие сады и поля превратились в пустыни, существующие и по сей день. Некоторые ученые считают, что экономика региона до сих пор не оправилась от этого страшного удара.
Ирак и Сирию, земли древних цивилизаций, свирепствовавшие там монголы обратили в руины. Багдадский халиф, верховный владыка всех мусульман, не выказал повиновения хану и обрек себя на смерть. По приказу монгольского полководца главу ислама зашили в кожаный мешок, и наездники затоптали его копытами своих лошадей. Таким образом завоеватели проявили уважение к сану казненного, ибо убили его без пролития крови. Возродиться халифату было не суждено.
Духовные потери поддаются подсчету не так легко, как материальные. До прихода монголов исламский мир, центром которого являлся Багдад, представлял собой процветающее сообщество, в котором энергия, предприимчивость и отвага соседствовали с изысканностью, утонченностью и интеллектуальным блеском. Мусульмане сумели выдержать натиск всего христианского мира в ходе Крестовых походов, но после монгольского вторжения их великолепная культура приходит в упадок, уступая место суровому консерватизму.
Не лучше оказалась и судьба России. До прихода степняков такие русские города, как Великий Новгород, Киев или Рязань, богатели за счет оживленной речной торговли. После монгольского разорения путники увидели славившийся великолепием Киев превратившимся в деревушку, с населением в сотню ютившихся среди обгорелых развалин жителей. Многие считают, что знаменитая русская ксенофобия является прямым следствием монгольского ига.
В завоеванные земли монголы прежде всего направляли сборщиков податей, которыми облагались уцелевшие жители. Почти четыреста лет спустя исконные жители Сибири продолжали платить дань мехами — «ясак», от монгольского «Яса», как именовался свод законов Чингиса. После прихода монгольских орд ни одна страна больше не оставалась такой, какой была прежде.
Возможно, глядя на рыскавших по равнине всадников, гипотетический наблюдатель со стены Вены вспоминал перечисленные бедствия и гадал, какая судьба ждет Европу. В большие походы монголы выступали зимой, как следует откормив коней на летних пастбищах. Их наступления следовало ждать в январе или в феврале, и Вена лежала как раз на их пути вверх по Дунаю из Венгрии.
Жители Вены могли спасти свои жизни, сдав город без боя, но и в этом случае их ждала незавидная участь. Скорее всего, им, как и горожанам из покорившейся Бухары, было бы позволено покинуть город, оставив его на разграбление. После этого многих детей, юношей и девушек ждал угон в рабство, а прочих — расселение по сельской местности: победители ненавидели города и Вену наверняка сравняли бы с землей.
Разумеется, к тому времени государи Европы успели бы собрать еще одну армию, но нет никаких оснований полагать, что кому-то из них могло повезти больше, чем Генриху Силезскому или Беле Венгерскому. А после разгрома этой армии Европа осталась бы беззащитной[125].
Разведка у монголов была поставлена превосходно, в связи с чем их наверняка привлекли бы богатые Нидерланды с такими городами, как Гент, Антверпен и Брюгге. Затем, в поисках пастбищ они должны были бы отклониться к югу и двинуться в центральную Францию, разрушив по пути Париж. Возможно, часть войска, перевалив через Альпы, оказалась бы в Италии, где в долине реки По было достаточно и травы для фуража, и городов для грабежа. Как и повсюду, сопротивлявшихся в Италии ждала смерть, сдавшихся — разграбление, а города — разрушение. Назначив управителя и сборщика податей для выколачивания оных из без того впавшего в нищету населения, ютящегося по уцелевшим деревням, откормив коней сочной травой северной Италии, монголы, милостию Божией, наконец ушли бы восвояси.
