он может подумать, будто я, захлопнув за собой дверь, хоть на секунду вспоминала о нем.
— Разумеется, — заверила Роузи.
— Когда найдете нужное здание, вам нужна квартира два-эл[575]. Номера я не забыла. Помню, подумала, что «эл» означает «лжец».
31
Лора. Десятый сеанс.
Два месяца назад. Нью-Йорк
Лора: Я долго думала о твоих словах — о том, что в моем далеком прошлом был человек, которого я пыталась исправить.
Доктор Броуди: Да. Я даже помню, когда сказал это.
Лора: Мой отец, так ведь? Первый мужчина, которого девочка любит.
Доктор Броуди: И тот, кто любит ее в ответ. Учит ее, что она достойна любви.
Лора: Понимаю. Только пострадал не папа. А наша мать. Он обманывал ее. Бросил ради другой женщины. Она вечно плакала. Переживала. И не особо это скрывала. Она рассказывала об этом на кухне миссис Уоллис и всем остальным, кого ей удавалось заманить в дом.
Доктор Броуди: Иногда вещи не такие, какими нам кажутся. Особенно когда речь идет о событиях из детства. Наши воспоминания не статичны. Они не отражают реальность. Иногда искажают и являются вымыслом, в который нам необходимо верить, чтобы придать всему смысл.
Лора: Значит, наш отец не был злодеем? А мама не была жертвой?
Доктор Броуди: Ты рассказывала мне историю с подслушанных слов. Тех самых, которые ваш отец сказал твоей сестре в ночь своего ухода. Лишь этот случай выбивается из общей ткани повествования, однако он настолько выдающийся, что ты даже упомянула его.
Лора: Я подслушивала под дверью. Роузи злилась на папу, потому что он бросил нас. Орала на него. А он — мне запомнилось дословно — ответил ей: «Ваша мать не святая».
Доктор Броуди: Что-то случилось, Лора. Что-то, о чем никто не рассказывал ни тебе, ни Роузи. Мне кажется, что даже в далеком детстве в глубине своего сердца именно отца ты считала пострадавшим.
Лора: Тем, кого я пыталась сделать лучше, чтобы он полюбил меня? Я стала такой из-за отца?
Доктор Броуди: Так почти всегда и получается, Лора. Женщины ищут мужчин, которые никогда их не полюбят, и отворачиваются от тех, кто способен на это чувство.
Лора: Думаю, что сейчас я ненавижу его еще больше.
Доктор Броуди: Не стоит. Тебе нужно выяснить самой, почему.
32
Лора. Ночь накануне. Пятница, 00.45.
Бренстон, Коннектикут
— Значит, выясним ситуацию с похмельем, — обращаюсь я к Джонатану Филдингу.
Я полностью одета, но по-прежнему чувствую себя обнаженной. Дело в проклятом наряде Роузи. Не выношу платьев. Мне отвратительны заигрывания шаловливого ветерка с моими ногами. Его манера тайком забираться под подол и подниматься, как заблагорассудится, иногда добираясь до рукавов. Я ненавижу свои босые ступни и распущенные волосы, свисающие сосульками вокруг лица и липнущие к шее сзади.
Теперь мне многое отвратительно.
Джонатан, находясь с другой стороны стойки, протягивает мне стакан виски. Я стою ближе к входной двери. Сумочка валяется прямо перед моим носом. Шпильки, которые я сбросила в тесной прихожей, исчезли. Вероятно, они переместились в гардеробную, где я не смогу их сразу найти, предоставив тем самым обманщику больше шансов запудрить мне мозги. Впрочем, неважно. Добраться домой я смогу и без туфель.
Дом, представляю я. С Роузи, Джо и Мейсоном, и моим уютным местечком на чердаке, где можно спрятаться в постели под пушистым пледом.
Дом, снова подумала я. Однако он не мой. Он принадлежит сестре, ее мужу, малышу. К тому же мансарда, где я обнаружила последнюю из трех записок, перестала казаться уютной.
У меня нет дома — такова горькая правда, но все же это не значит, что я хочу задержаться здесь хоть минутой дольше.
Я беру стакан и осушаю до дна.
— Так как же насчет головной боли, полегчало? — спрашивает Джонатан. Он улыбается, как будто мы настоящие любовники, впрочем, полагаю, с формальной точки зрения так оно и есть. Любовники. Дом. Это просто слова. Глупые, ничего не значащие.
— Да… — начинаю я, проглотив безудержную ярость и переплавив ее в каленую сталь. — Я тут надумала предотвратить ее более здоровыми с медицинской точки зрения средствами, нежели новой дозой алкоголя.
— А? — на его лице отражается легкий след беспокойства.
Все верно, Джонатан. Теперь твоя очередь поволноваться.
— Мне показалось, немного адвила может привести меня в порядок. К счастью, я нашла таблетки! — Мой голос источает жизнерадостность.
Собеседник испытывает очевидное облегчение:
— О, хорошо. Я рад. Здесь у меня немного лекарств. Я не люблю много хранить, к тому же давно не болел. Моя бывшая столько их держала, боже упаси!
— Забавно, что тебе вздумалось упомянуть ее, — ехидничаю я.
— Свою бывшую? Прости, догадываюсь, это немного нетактично после ночи, которую мы провели вместе.
Я вглядываюсь в его глаза, а он — в мои. Он подбирает ключики к тому, что творится у меня в голове. Однако я — хозяйка положения, потому что я все знаю.
Медленно поднимаю левую руку, разворачивая к себе ладонью, так что блестящее золотое кольцо на моем пальце оказывается у него прямо под носом.
— Не хочешь надеть его обратно прежде, чем отправишься домой?
Джонатан замирает. Он настолько неподвижен, что я думаю, а не проверить ли пульс. Как будто его заморозили, погрузив в жидкий азот.
Молчу. Не предпринимаю никаких действий.
Стальная ярость — оружие, делающее меня сильнее. Я уже очень давно не чувствовала себя такой сильной и погрешила бы против истины, заявив, будто это ощущение мне не нравится. Стала бы лгуньей как Джонатан Филдз.
— Лора… — наконец заговаривает он, но с онемевших губ больше не слетает ни слова.
Я снимаю кольцо с пальца и кладу на столешницу.
— Все не так, как тебе показалось, — заявляет страдалец. На его оттаявшем лице читается печаль, но не раскаяние. И не вина, отчего караул на стальных воротах моей неприступной крепости позволяет предательскому смущению прошмыгнуть внутрь.
— Знаю, сегодня ночью ты многое заметила, но была настолько любезна, что не стала упоминать о них. Все это время ты была доверчива и откровенна, и я чувствую себя полным дерьмом…
— Твоя машина, — наступаю я, раз уж он открыл эту дверь.
— Да, «Тойота», которая выглядит как пережиток восьмидесятых, только она совершенно новая.
— И твоя работа…
— Ты опять права, я не работаю в Бренстоне. Зачем сорокалетнему разведенному управляющему хедж-фондом работать здесь, если он может быть на Манхэттене? Снова верно.
— Пустая квартира, женщина из бара…
Он отворачивается, чтобы сделать долгий глоток виски. Он возвращает стакан на столешницу, берет кольцо и начинает вертеть его в пальцах.
— Я
