Поднявшись на очередную гряду, Маркел заметил вдали двух всадников. Вскинув бинокль, торопливо навел резкость и ахнул. Действительно, блонда, в той же оранжевой ветровке, в которой ее притащили на базу. Значит, не соврал Пашка. Далеко ушли, сучьи дети, но не страшно, теперь уже он их точно догонит. Сидя на нетерпеливо перебирающем ногами жеребце, Маркел силился разобрать, что за мужик уводит его добычу. На таком расстоянии невозможно было определить ни его возраста, ни как он сложен. Что вооружен, и так ясно. Вон ствол не то винтовки, не то ружья торчит из-за плеча. Это ерунда! У Маркела надежный автомат. Не чета охотничьим пукалкам! В крайнем случае есть еще и Умрой. Он со своим стареньким карабином вообще творит чудеса. На сто шагов всаживает десять пуль в пачку сигарет. Сам Маркел так не умеет, зато из автомата можно всадить очередь по самое не балуйся. Перекинув зачем-то оружие на грудь, Маркел дал шенкеля и, гикнув в предвкушении кровавой забавы, устремился вдогонку удаляющимся людям. Он был уверен, что скоро настигнет беглецов, и не просто отомстит, но еще и, распнув мужика, долго и со вкусом побалуется с блондой, все едино подарок уже не нужен. Топот копыт за спиной подсказывал, что Умрой не отстает.
Увидев, что мужчина и женщина свернули направо, Маркел чертыхнулся. До этого момента они ехали прямо к засаде, в которой должны находиться Чика и Пашка. Выхватив рацию, он принялся на скаку вызывать Чику. Кричал в микрофон, матерился, грозил всеми карами, но ответа так и не получил.
Солнце скрылось за выползающими из-за гор тучами. Резко потемнело. Маркел увидел, что беглецы пустили коней вскачь. Расстояние между преследователями и убегающими перестало сокращаться. Яростно настегивая лошадь, Маркел попытался заставить ее скакать быстрее, но тщетно. Жеребец под ним вдруг заупрямился. Не помогали ни крики, ни удары нагайкой. Наконец лошадь встала как вкопанная. Озверев, Маркел спрыгнул на землю и попытался тащить бедное животное под уздцы. Рядом топталась лошадь Умроя.
– Что вытаращился? Сделай что-нибудь! – в отчаянии крикнул Маркел.
– Гроза будет. Лошади туда не пойдут! – равнодушно объяснил Умрой.
– Мы их упустим! Нужно догнать!
– Будет гроза! – медленно, словно во сне, повторил Умрой.
– Плевать! – рявкнул Маркел и передернул затвор.
– Их уже не достать. Нужно искать укрытие.
– Дождика испугался? – заорал Маркел и, теряя рассудок, выпустил длинную очередь в замершего, как изваяние, жеребца.
Кровь фонтанами забила из многочисленных ран. Жеребец, истошно заржав, рухнул на колени, забился в предсмертной судороге.
– Слазь! Я поеду на твоей! – кричал Маркел, дергая за штанину Умроя.
Тот не торопясь спустился. Понурив голову, сделал несколько шагов в сторону, с тоской посмотрел на затянутое тучами небо, вздохнул и опустился на землю. Губы его медленно шевелились. Поза покорности и безразличия вывела Маркела из себя. Бросившись к сидящему Умрою, он принялся бить его ногами, стараясь нанести удары как можно болезненнее, но тот почти не реагировал, только продолжал беззвучно шептать молитву. Разъяренный Маркел с размаху ударил его тяжелым ботинком прямо в лицо. Умрой пошатнулся, на миг поднял на истязателя окровавленное лицо и вновь опустил голову. Нанеся еще несколько ударов прикладом автомата по покорно согнутой спине, Маркел сел на труп жеребца и завыл, дико, по-волчьи, высоко задирая к темному небу давно не бритое лицо.
Арсений пристроил в каменной нише рюкзаки, достал банку тушенки, ловко вскрыл ножом и, вытерев ложку полой куртки, протянул Инге.
– Держи, мы здесь застряли надолго. Так что торопиться некуда.
– Это я уже поняла. А хлеба нет?
– Забудь о нем на время. Пока не доберемся до моего дома, хлеба не будет. Впрочем, с едой тоже ожидается небольшая напряженка. Это последняя банка. У меня осталось два рациона, но это НЗ. Завтра добудем что-нибудь, а сегодня не обессудь. Ешь что дают.
– И на том спасибо. А чай мы хотя бы сможем сделать? – поинтересовалась Инга, уплетая тушенку.
– Боюсь, что нет. Ты видишь, в пещере не разжигали огня. Потолок закопчен факелами, но следов костра не видно. Возможно, это как-то связано с культом. Поэтому я не хочу вызвать недовольство людей, которые сюда приходят. Как говорится, в чужой монастырь…
– Понятно! Будем блюсти покон!
– Ты знаешь это слово? – удивился Арсений.
– Отец его частенько применяет, в значении нечто устоявшегося, передающегося из века в век.
– Хочу заметить, он недалек от истины.
– Меня беспокоят лошади. Как они там, под дождем? – вдруг спросила Инга.
– Нет у нас лошадей. Думаю, убежали, как только мы поднялись сюда. О них не беспокойся. Эти животные привыкли к горам, к свободе, да, если что, людей они найдут раньше, чем мы. Ты устала?
– Есть немного.
– Тогда давай укладываться спать. Пещера сухая, так что обойдемся без палатки. Завернемся в спальники и баиньки.
Застегнув «молнию», Инга еще некоторое время пыталась устроиться поудобнее, чтобы камни не давили в бока, но, согревшись, почувствовала, как приятная дрема охватывает ее. Рядом, совсем близко, она чувствовала спину Арсения, слышала его спокойное дыхание. Непередаваемое ощущение покоя и защищенности, которого Инга не испытывала уже очень давно, охватило ее.
Женщина в желтом одеянии появилась ниоткуда, будто вышла из мертвой каменной стены. Неслышно опустилась рядом с изголовьем Инги, коснулась рассыпанных светло-русых волос и нежно провела по ним рукой. От нее исходило удивительное ласковое тепло. Губы женщины успокаивающе улыбались.
– Не волнуйся, моя девочка! Все страшное уже позади. Ты под моей защитой. Теперь впереди тебя ожидает только счастье. Я знаю, тебе пришлось многое пережить, но в том, что случилось, не было твоей вины. Так было предначертано судьбой. Не печалься. Твоему другу выпало большое счастье. Он любил. Любил тебя! Отдать свою жизнь за твою стало для него счастливым избавлением. Всем, кто погиб, не суждено было жить. Они ушли и будут милованы в другом воплощении. Тебе же дарована долгая земная жизнь. У тебя будут замечательные дети, любящий верный муж. Не спрашивай меня, кто он. Могу сказать лишь одно. Он уже почти нашел тебя. Молодой, сильный, надежный, он долго искал тебя, мечтал о тебе долгими бессонными ночами. Главное – будь осторожна и внимательна, не ошибись. Когда он откроется тебе, не оттолкни! Не ищи истины на поверхности, она глубоко в душе, твоей и его! Он почувствовал в тебе Шакти! Рядом с ним ты не будешь нуждаться ни в чем. Из любви к тебе он сделает невозможное. Вместе с ним ты увидишь далекие страны, о которых даже не мечтала. Станешь купаться в лазурных водах чудесных морей. Рука об руку с ним ты будешь гулять по дивным улочкам Вены и Рима. Поднимешься к фигуре Спасителя в Рио. Будешь ликовать на карнавале, но это будет позже. Ведь ты бодхисатва! А это многое значит. Сейчас ты просто забудешь, вычеркнешь из памяти все то страшное и неприятное, что случалось с тобой. Оно уйдет. Уйдет далеко, чтобы больше не тревожить тебя. Ведь, чтобы обрести что-то, нужно чем-то пожертвовать. Ты жертвуешь прошлым. Оно отпустит тебя, и ты постарайся не держать его. Пусть уходит. Твой путь был непрост и тернист. Но ты прошла его, не нарушив великого равновесия. Теперь тебя ждет шунья. Не волнуйся, как только вы выйдете за пределы Великого круга, ты вернешься в дхарм. Там останется все по-прежнему. За одним исключением: тебе больше не придется страдать. Завтра ты поведешь твоего спутника. Дорогу тебе укажет след Марияммы. Главное – помни, ты воплощение Шакти!
Инга попыталась что-то сказать, но женщина жестом остановила ее:
– Молчи, ты еще не готова произносить нужные слова. Придет время, и ты станешь Великой! Но в этой жизни тебе приготовлена не менее почетная участь – стать Женой и Матерью.
Инга не видела, куда исчезла женщина, но в памяти сохранился ее голос, да еще приглушенный шум дождя.
Она проснулась неожиданно, просто распахнула глаза и ничего не увидела. Кромешная темнота и звенящая тишина. Переход к реальности заставил Ингу вздрогнуть. Спина замерзла. Бок болел. Зудели бедра. Пошевелившись, она определила, что полностью упакована в спальник. Нащупав «молнию», выпростала руки, ощупала холодные гладкие камни вокруг. Арсения на месте не оказалось. «Потому-то и замерзла спина!» – подумала Инга. Выбравшись из спального мешка, на ощупь отыскала ботинки, нашарила цилиндр фонарика. Включила. Луч света выхватил граффити на стене. Осторожно поднявшись, Инга двинулась к выходу из пещеры. Когда забрезжил свет и можно было выключить фонарь, она увидела фигуру Арсения. Мужчина сидел на камне и смотрел вдаль. Неподвижный, отрешенный. Услышав шорох за спиной, он резко оглянулся, и Ингу поразило выражение его лица. Непривычно мягкое и нежное. Прямо на глазах лицо Арсения менялось, приобретая привычную невозмутимость и твердость.
