Глава 5
Март 1988. Москва
Я просыпаюсь посреди ночи. Внезапно. Будто кто-то разбудил меня. Открываю глаза и медленно привыкаю к темноте. Слышу дыхание спящей мамы. Она только что вернулась из больницы после операции. А мне купили маленькую софу, и теперь мы спим друг напротив друга на разных кроватях в нашей маленькой комнатке, похожей скорее на монастырскую келью. После смерти папы мы живём у бабушки и дедушки – маминых родителей, с которыми она не очень ладит.
Внезапно меня охватывает панический страх. Я слышу, как кто-то открывает дверь в квартиру. Скрипят половицы в большой комнате. Этот кто-то тихо и медленно подходит всё ближе и ближе. К нашей комнате. Мне страшно. Страх буквально парализует меня, мне хочется закричать, но я не имею права будить маму. Бабушка и дедушка спят в комнате напротив. Я слышу их равномерное похрапывание. Кто здесь? Воры? Но что у нас воровать? Мы живём очень бедно. Самая большая ценность здесь – моё пианино. После смерти папы мама отдала меня в музыкальную школу и купила пианино. Я хотела играть на скрипке и на флейте, как прадедушка. Мне сказали, что он был очень известным человеком в Москве, флейтистом в Большом театре, дружил с Булгаковым, и даже существует семейная легенда, что Маргарита и Гелла, родные сёстры моей французской бабушки (папиной мамы – его дочери), послужили прототипами героев «Мастера и Маргариты»…
Шаги приближаются.
Я смотрю на закрытую дверь в нашу комнату. Мне хочется зажмуриться и с головой укрыться одеялом. Я знаю, что сейчас дверь начнёт медленно открываться. Пришелец идёт ко мне… Или за мной? Или… за мамой???
Моё сердце бешено колотится. Руки леденеют. Я не могу пошевелиться. Я вспоминаю мамины слова: «Лучший способ прогнать страх – шагнуть ему навстречу и…»
Дверь начинает медленно открываться…
«…и убедиться на собственном опыте, что…»
Дверь открывается… Настежь…
«…призраков не существует, Алиса…»
Мои глаза расширяются от ужаса – я вижу призрака! Это бабушкина родная сестра. Она медленно вплывает в нашу комнату. В её глазах – пустота. Отсутствующий взгляд. Будто она не видит ничего перед собой, смотря куда-то вдаль.
Сестра бабушки в длинной прозрачной ночной рубашке со свечой в руке похожа на туманную дымку. Она делает шаг ко мне и…
…останавливается. Смотрит на меня в упор. Кажется, она заметила, что я не сплю. Но переводит взгляд на спящую маму.
Загипнотизированная страхом, я не могу закрыть глаз.
Бабушкина сестра подходит к маме, останавливаясь в полуметровом проходе между нашими кроватями. И долго стоит над ней. Со свечой в руке.
Возвращается к двери. Оборачивается. Смотрит на меня. Качает головой. И медленно плывёт прочь.
Дверь закрывается. Я слышу, как призрак уходит из квартиры.
Утром я собираюсь в школу. Мама уже проснулась. Но она пока ещё почти не встаёт, в основном – лежит. В комнату заходит бабушка и спрашивает, сколько у меня сегодня уроков.
Внезапно для себя самой я произношу ей в ответ:
– Твоя сестра умерла…
– Что с тобой, Алиса? – удивлённо восклицает мама. – Как ты можешь такое говорить?!
– Она умерла сегодня ночью… Ближе к утру… – констатирую я.
Бабушка замирает, а потом произносит:
– Вчера утром ей сделали операцию. Я звонила вечером в больницу. Операция прошла успешно… Почему ты так говоришь, Алиса?
– Она приходила сегодня ночью. Прощаться…
Мама и бабушка переглядываются между собой.
Мама тяжело вздыхает. Она считает, что я сошла с ума. Она не верит мне. Слёзы появляются на моих глазах. Мама пытается меня успокоить:
– Ты спала, Алиса… Это был сон, просто сон…
Бабушка молча выходит из комнаты. Мы слышим, как она звонит в больницу, спрашивает про сестру. Потом вешает трубку, возвращается к нам, долго молчит. Мама вопросительно смотрит на неё.
– Умерла… сегодня… в пять утра… тромб…
* * *
Февраль 2011. Москва
Он не звонит. Звонит композитор.
– Алис, я нарисовал тебе Венецию… Ты будешь в Открытом Литературном клубе? Я привезу её туда, да?
Я теперь всё чаще и чаще появляюсь в свете – на различных литературных мероприятиях.
Я приезжаю в Открытый Литературный клуб и выхожу на сцену. И читаю им стихи, посвящённые Воланду. Кто-то кричит: «Браво!».
Композитор передаёт мне картину. Чёрные дома и чёрная лодка. И… Туман. Туман, обволакивающий город, не оставляющий надежды…
Я возвращаюсь домой. Пытаюсь отыскать место, куда бы её повесить. Все стены в квартире уже завешаны моими собственными картинами, за исключением… одной… Я останавливаюсь у неё, самой большой, огромной, единственной не моей. Я так давно купила эту картину, что совершенно забыла о её существовании. Да и она, настолько гармонично вписанная в интерьер, сливается с ним, не привлекая к себе внимания…
Я смотрю на неё, висящую прямо над моей кроватью: Венеция… Раннее-раннее утро… В туманной дымке… Вид на Сан-Марко со стороны того острова, который напротив… Куда меня отвозят лодочник и Человек в Чёрном…
Я непроизвольно вздрагиваю…
КТО ОН?
Я ставлю картину Чёрной Венеции на полку в стеллаж рядом с моими книжками.
Я думаю о Воланде… Он не звонит… Меня тянет к нему… Безумно… Иррационально… Я хочу быть с ним… Он нужен мне… Зачем-то… И я панически его боюсь… Почему? Что он может мне сделать?
Я вспоминаю слова мамы: «Лучший способ прогнать страх – шагнуть ему навстречу и убедиться на собственном опыте, что он – лишь плод твоего воображения…»
Если я не смогу победить свой страх, однажды он победит меня… В субботу я поступила неправильно… Он не сделал мне ничего плохого… Я обидела его… Мне надо как-то загладить своё ужасное поведение… Я не хочу его терять…
Я заставляю себя наступить страху на горло. Нет, я не в состоянии набрать Его телефонный номер… Высокомерный тон… Грубый голос… Голос, режущий как нож, безжалостно кромсающий на части… Нет, я не могу Ему позвонить… Его голос может убить меня…
Я пишу sms-ку… Так проще… Так проще сказать то, что ты не в состоянии произнести вслух…
Мне хочется написать что-то очень-очень доброе, нежное, чтобы он понял – я хочу быть с ним… рядом… Чтобы он простил меня… К тому же… я испачкала его наибелейший свитер своей помадой… Не специально…
И я пишу… Обращаясь на «ты»… Прошу прощения… И за свитер… И за всё остальное… Я хочу побыть с ним наедине… Уехать куда-нибудь… Внезапно я вспоминаю про Венецию, где знаю каждый мостик, каждую узкую улочку, где я – как дома… Хочешь, я покажу тебе Венецию? Мой самый любимый город? Ты никогда не видел её такой…
«Когда смотрю на стаи голубей, я – мостиков – живые вижу лица, и маски погибающих людей, петляющих по улицам, как в спицах. Дай руку мне, тебя я проведу в тот Город, где оставила когда-то я часть своей Души и где найду последнюю – в страницах жизни – дату… Хрупка я, как муранское стекло, созвучная с напевом гондольера, я прихожу к причалу на поклон и замираю сердцем суевера; я помню сон: в тумане на заре всплеск вёсел предвещал плохие вести… Забудь! Ещё не в этом феврале – мы не бродили – там – с тобою вместе, где карнавалом – каждый божий день, где каждый дом – ласкается волною… Я завещаю Город-На-Воде хранить тебе, как был храним он мною…»
Я со страхом отправляю sms-ку. Он ничего не отвечает…
На следующий день, во вторник, мне звонят из Союза писателей и просят приехать к 16:00. Я не понимаю, зачем… Говорят, будет объявление итогов I международного конкурса «Литературный Олимп». Я совсем забыла, что год назад подала на него первую часть «Иной Реальности», но приезжаю без какой-либо надежды и вхожу в переполненный номинантами зал. Меня вызывают как победителя в номинации «Проза»… На шею вешают медаль «Литературный Олимп»… Я не верю происходящему… плачу…
Возвращаясь домой, я пишу друзьям sms-ку о своей первой победе в литературе… Все поздравляют в ответ… Он молчит…
«НЕ ОН…» – тяжело вздыхаю я, нервно закусывая губу.
Утром в среду по дороге на работу (а работаю я далеко от Москвы, куда добраться можно исключительно на собственном автотранспорте), выезжая на МКАД, я слышу трель мобильного телефона. Одной рукой держась за руль, второй судорожно выискивая телефон в сумке, я чувствую тот самый необъяснимый панический страх. Чего-то неизбежного, что вот-вот должно произойти.
Я смотрю на телефон звонящего: ОН… Я улыбаюсь. Он не забыл меня, он звонит, чтобы поздравить со вчерашней наградой…
– Привет… – я буквально заставляю себя произнести это слово вместо «Здравствуйте», одновременно пытаясь не выдать каких-либо из переполняющих меня чувств.
– Привет, – громогласно и как-то угрожающе гремит в ответ. – Ты не имеешь права мне писать. Ты больше никогда ничего мне не напишешь. Ты поняла меня?! Если так хочется что-то сказать, звони. Ты хорошо услышала, что я сейчас тебе сказал?!
