— Сто тридцать шесть, — ответил Ви. — И хватит разговоров. Принеси нам препараты, чтобы мы побыстрее убрались отсюда.
Когда Хэйверс, запинаясь о собственные лоферы, вышел из палаты, Роф откинул голову назад и уперся макушкой в стену позади, о наличии которой даже не догадывался.
— Не расскажешь, к чему все это? — выплюнул его брат. — Потому что в настоящий момент у меня тысячи вариантов, и это нам ни к чему… когда ты просто можешь ответить на долбанный вопрос.
— Бэт проводит много времени с Лейлой.
— Потому что она хочет…
— Ребенка.
Свежий запах турецкого табака наполнил нос Рофа, подсказывая, что брат сделал еще одну глубокую затяжку.
— Значит, ты серьезно насчет нежелания заводить детей?
— Никогда. Как тебе «никогда»?
— Аминь. — Внезапно Ви прошелся по комнате, и, блин, он позавидовал его ходьбе. — Дело не в том, что я не уважаю Зи и их маленькую атомную бомбу. Благодаря своим женщинам он кажется почти нормальным… что само по себе чудо. Ему повезло. Но это дерьмо не по мне. Слава Богу, Джейн согласна со мной.
— Да. Слава Богу.
— Бэт с тобой не в одной упряжке?
— Не-а. Даже не на одной станции. В разных городах и странах нашей метафоры.
Роф потер лоб. С одной стороны хорошо, когда кто-то согласен с ним касательно нежелания иметь детей… он не ощущал так остро, что плохо или неправильно повел себя с Бэт.
С другой стороны, полное взаимопонимание Ви и Джейн? Едва ли пожелаешь, чтобы твое дерьмо пережил твой брат. Но, блин, он мог пробежать марафон в его комфортных тапочках, спасибо великодушное.
Пока его брат ходил по палате и дымил, и они оба ждали возвращения Хэйверса с вырубающим набором… по неясной причине он вспомнил о родителях.
Воспоминания о его матери и отце буквально сошли с картин Нормана Роквелла… ну, с дубляжом на Древнем Языке и сценами в средневековом замке. О да, у них были идеальные отношения. Ни споров, ни гнева, только любовь.
Между ними никогда ничего не вставало. Ни работа отца, ни двор, при котором они жили, ни их граждане.
Идеальная гармония.
Очередной стандарт из прошлого, с которым он лажал…
Ви издал странный звук, отчасти выдох, отчасти — ругательство.
— Пошло не в то горло? — сухо спросил Роф.
Рядом с ним кресло, на котором сидел Хэйверс, не столько скрипнуло, сколько чертыхнулось… будто Ви плюхнулся в него всей своей массой.
— Ви?
Когда брат, наконец, ответил, его голос был низким, неестественно низким.
— Я вижу тебя…
— Нет, нет, только не это. — Роф взорвался. — Ви, я не хочу знать. Если у тебя одно из твоих видений, не говори мне, что это…
— …стоящим посреди белого поля. Вокруг тебя все белое…
Забвение? О, гребаный ад.
— Вишес…
— … и ты говоришь с…
— Хэй! Чтоб тебя! Я сто раз говорил, что не хочу знать, когда умру. Ты меня слышишь? Я не хочу этого знать.
— … лицом в небесах.
— С твоей матерью? — Видит бог, Дева числилась пропавшей без вести. — Это твоя мать?
Черт, ему не стоит поощрять это.
— Слушай, Ви, ты должен вернуться назад. Старина, я это не вынесу.
Послышалась тихая ругань, будто брат собирался с мыслями.
— Прости, когда видения так резко приходят, их сложно остановить.
— Все в порядке.
Нисколько. Вообще ни разу.
Проблема с предсказаниями Вишеса… не считая того, что они всегда о смертях? Нет четкой даты. Эта фигня могла произойти с Рофом на следующей неделе. В следующем году. Через семь столетий с сего момента.
Если Бэт умрет… без нее он не хочет жить…
— Все, что я могу сказать, — Ви снова выдохнул, — я вижу, что будущее в твоих руках.
Ну, по крайней мере, видение было очевидным и общим, как астрологический прогноз в журнале… любой прочитавший может применить к себе эту писанину.
— Ви, сделай мне одолжение.
— Какое.
— Не предсказывай больше ничего про меня.
— Это же от меня не зависит.
Увы. Прямо как его собственное будущее.
Но были и хорошие новости… ему не нужно волноваться о жажде Бэт. Благодаря этой позорной встрече он сможет позаботиться о ней, когда придет время.
Без риска сделать ей ребенка.
Глава 17
Год тысяча шестьсот шестьдесят четвертый
— Лилан?
Не получив ответа, Роф, сын Рофа, снова постучался в дверь своей спальни.
— Лилан, я могу войти?
Будучи Королем, он никого не ждал, и никому не было позволено вынуждать его ждать. Кроме его драгоценной супруги.
Во время праздничных гуляний, как и было в этот вечер, Ана желала уединения, разрешая ему войти, только когда она была готова явиться на свет для услады его очей. Это было невероятно чарующе… как и запахи, витающие в их супружеской спальне — ароматы масел и лосьонов.
Также очаровывало то, что даже спустя год после их бракосочетания, она все еще прятала глаза и загадочно улыбалась, когда он ухаживал за ней.
Просыпаться с ней на закате, а потом уходить в сон на рассвете рядом с ее теплым, прекрасным телом.
Но сейчас все было иначе.
Когда же подойдет конец ожиданию… и речь не только о входе в их покои.
— Входи, любовь моя, — донесся голос сквозь дубовые панели.
Сердце Рофа подпрыгнуло. Повернув массивную ручку, он плечом толкнул дверь… и вот она. Его возлюбленная.
Ана была в противоположной части комнаты, возле очага, достаточно огромного, что в нем мог выпрямиться взрослый мужчина. Она сидела за своим туалетным столиком, который он намеренно пододвинул ближе к огню, спиной к нему, ее длинные черные волосы густыми локонами спадали до талии.
Роф сделал глубокий вдох, ее аромат был важнее воздуха для его легких.
— Ты прекрасно выглядишь.
— Ты толком не взглянул на меня…
Роф нахмурился, услышав напряженность в ее голосе.
— Что тебя тревожит?
Его шеллан повернулась к нему лицом.
— Ничего. Почему ты спрашиваешь?
Она лгала. Ее улыбка была увядшей версией изначального блеска, ее кожа была слишком бледной, уголки глаз опущены.
Когда он прошел по меховым коврам, его охватил страх. Сколько ночей прошло после ее жажды? Четырнадцать? Двадцать одна?
Несмотря на риск для ее здоровья, они оба молили о зачатии… и не просто наследника, а сына или дочери, чтобы любить и лелеять свое дитя.
Роф опустился на колени перед своей шеллан, вспоминая, как впервые сел перед ней. Он вел себя достойно по отношению к этой женщине, до сих пор его душа и сердце лежали в ее нежных ручках.
Ей одной он мог довериться.
— Ана, будь честна со мной. — Протянув руку, он прикоснулся к ее лицу… и тут же отпрянул. — Ты ледяная!
— Нет же. — Она отстранилась от него, положив на стол расческу и встав на ноги. — Я оделась в красный бархат, как ты любишь. Как могу я быть холодной?
На мгновение он почти оставил свою обеспокоенность. Она была великолепна в это глубоком, роскошном цвете, золотая нить ловила отблески огня, как и рубины.
И все же, какой бы блистательной она ни была, что-то было не так.
— Поднимись, хеллрен мой, — приказала она. — И позволь нам пройти на празднества. Подданные ожидают тебя.
— Могут подождать еще. — Он не желал сдвигаться с места. — Ана, поговори со мной. Что случилось?
— Ты слишком много беспокоишься.
— У тебя шла кровь? — спросил он напряженно. Это бы значило, что она не понесла.
Она положила тонкую ручку на свой живот.
— Нет. И я чувствую себя… вполне прекрасно. Правда.
Роф сузил глаза. Но, конечно, ее сердце может тревожить нечто иное.
— Кто-то был жесток по отношению к тебе?
— Никогда.
И тут она, несомненно, лгала.
— Ана, ты считаешь, что есть вещи, которые могли уйти от моего внимания? Мне прекрасно известно все происходящее при дворе.
— Не думай о тех слабоумных. Я же не думаю.
Он любил Ану за ее гибкость. Но ее храбрость была не обязательна… и если только он узнает, что кто-то издевается над ней, то жестко разберется с этим.
— Уверен, что должен переадресовать слухи.
— Любовь моя, ничего не говори. Сделанного не воротишь… ты не можешь исправить нашу первую встречу. Пытаясь унять критику и комментарии в мой адрес, ты распугаешь всех придворных.
Все началось в ту ночь, когда ее привели к нему. Он отвергнул традиции, и вопреки тому, что желания Короля — закон на его землях и над всеми вампирами, недовольные все же были: тем, что он не раздел ее. Что он одарил ее рубинами и кольцом королевы… а потом сам провел церемонию бракосочетания. После чего привел ее сюда, в свои личные покои.
