изменений после принятия Верховным советом Антанты решения о возобновлении сношений с «русским народом» и лишь с течением времени и под влиянием изменившейся политической обстановки начали медленно отмирать. Вопрос о возможности деловым людям вести торговлю с РСФСР не получил никакого разрешения почти в течение всего 1920 г. во Франции и был чисто формально решен в США лишь в июле этого года. В официальном заявлении госдепартамента на этот счет от 7 июля 1920 г. единственная позитивная фраза об отмене ограничений, «стоявших до сих пор на пути торговли и сношений с Советской Россией», терялась среди массы оговорок, двусмысленных толкований и регламентаций. В нем говорилось о том, что остаются в силе прежние ограничения в отношении экспорта ряда товаров производственного назначения, отказ от «политического признания в данный момент или в будущем» Советской власти, ведение экономических отношений и торговли деловыми людьми исключительно на «свой страх и риск», без поддержки правительства США. В заявлении содержались различные предостережения относительно «законности» товаров, которыми располагало Советское государство, о том, что выдача паспортов, виз, а также почтовая связь с Россией не возобновлялись и т. п.{394} Двусмысленность и лицемерие этого документа были сразу же вскрыты Л. К. Мартенсом, который 8 июля 1920 г. указал, что заявление госдепартамента от 7 июля 1920 г. «отнюдь не разрешает проблемы установления торговых отношений между Россией и Соединенными Штатами».{395} Даже инициатор снятия блокады — английское правительство — был весьма далек от того, чтобы быстро и решительно покончить со старой политикой.
Из документов британской внешней политики за 1920 г. мы узнаем, что частичное снятие блокады вовсе еще не означало разрешения гражданам Великобритании начать торговлю с Советской Россией.{396} Ряд материалов дает основание полагать, что эмбарго в течение значительного времени сохраняло свою силу применительно к самому важному для Советской России — ее импорту из Англии. «Нет возражений, — сообщал Керзон 20 мая британскому представителю в Копенгагене, — против того, чтобы английские граждане заключали сделки с русской делегацией, но экспорт товаров из Соединенного королевства в Россию еще запрещен».{397} Даже в октябре 1920 г. министерство иностранных дел беспокоилось о том, чтобы товары английского происхождения, направляемые в Ревель, не оказались в конечном счете предназначенными для Советской России.{398}
Другой важный элемент блокады — запрещение всем остальным государствам торговать с РСФСР — также не был устранен в полной мере. Конечно, договор с Эстонией позволил пробить брешь в экономическом окружении. Но если у союзников нашлось в 1918–1919 гг. время сначала фактически, а затем и юридически (нота 10 октября) позаботиться о привлечении к политике военно-экономической блокады нейтральных государств, то после решения Верховного совета Антанты 16 января никаких официальных документов, освобождающих эти страны от навязанных им обязательств, не последовало. Политическим деятелям Скандинавских государств, например, оставалось лишь догадываться, можно торговать с Советской Россией или нет, и согласовывать любой шаг в этой области с мнением лидеров великих держав, сложившейся общей политической обстановкой и т. д.
Больше того, обострение положения в Европе в августе 1920 г. в связи с наступлением белополяков против Советской России грозило рецидивом экономической блокады в полном ее объеме. На совещаниях английского и французского премьеров и военных представителей обеих стран в Хейте 8–9 августа 1920 г. обсуждались и были приняты резолюции, по существу означавшие возобновление — наряду с военными мерами — политики полной экономической блокады, в случае если Советское государство не согласится на предложенные союзниками условия мира с Польшей.{399} Министерство торговли Великобритании в это время обратилось к правительству с предложением возобновить блокаду Советской России и разрабатывало практические меры запрета торговли «с врагом» на случай военного конфликта.{400}
Л. Б. Красин, который в это время был в Лондоне в связи с переговорами о заключении торгового договора между двумя странами, сообщал в Москву 17 августа 1920 г., что «сейчас весь узел положения в политике» и что английское правительство фактически отказывается возобновить торговые переговоры.{401}С другой стороны, правительство Ллойд Джорджа опасалось, что возврат к политике полной военно-экономической блокады приведет к острейшему внутриполитическому кризису. В июле — августе 1920 г. в стране царила атмосфера массового возмущения действиями правительства. Сначала конгресс тред-юнионов, а затем созванная «Советом действия» Национальная рабочая конференция потребовали от кабинета прекращения военных приготовлений, отказа от прямого или косвенного участия в блокаде Советской России, установления действительных торговых отношений с нею.{402}
Все эти обстоятельства, а также начавшиеся вскоре советско-польские переговоры о перемирии предотвратили полное восстановление блокады, но хейтские решения показали, насколько непрочно еще утвердилось в сознании лидеров западного мира понимание необходимости навсегда покончить со старой политикой. Следовательно, говорить о ликвидации военно-экономической блокады в полном объеме на протяжении значительной части 1920 г. нет никаких оснований.
Весь 1920 и начало 1921 г. Советское государство было вынуждено шаг за шагом противодействовать политике экономической блокады в ее скрытой, половинчатой форме. Эти усилия приводили к определенным результатам, позволяя в ряде случаев сокращать зону ее применения, добиваясь ее прорыва на некоторых направлениях.
Первым таким успехом было завершение переговоров и заключение соглашения с Эстонией. Как уже говорилось, известие о решении Верховного совета Антанты 16 января 1920 г. позволило подписать 2 февраля 1920 г. мирный договор между Советской Россией и Эстонией. Договор этот содержал политические, территориальные и экономические условия у регулирования отношений двух сторон. Благодаря этому перед Советским государством открывалась реальная возможность установления первых легальных торговых связей и с этой страной, и с некоторыми деловыми кругами других капиталистических стран. Значение договора с Эстонией для Советской России, более года пребывавшей в состоянии полной политической и экономической блокады, было велико. В. И. Ленин считал, что благодаря миру с Эстонией Советское государство пробило «окно» или «окошко в Европу», которое позволяет начать торговые отношения с Западом и получать оттуда основные продукты, необходимую техническую помощь и т. д.{403} Подписание мирного договора дало возможность уже 18 февраля 1920 г. направить в Эстонию довольно многочисленную советскую экономическую делегацию во главе с И. Гуковским, которая через три дня прибыла в Ревель и тотчас же приступила К закупкам товаров для Советской России.
До Октябрьской революции И. Э. Гуковский был активным участником рабочего движения в России. Его революционная деятельность началась в Петербурге в 1898 г. Отбыв пятилетнюю ссылку за агитацию среди ижорских рабочих и принадлежность к социал-демократической партии, Гуковский продолжал партийную работу в Баку, Одессе, Москве. После победы Февральской революции он был назначен казначеем ЦК РСДРП (б). Коммерческий опыт, приобретенный им в этой должности, пригодился в 1918–1919 гг., когда он был заместителем наркома финансов
