просила передать это вам. В знак уважения и за помощь.
Корнелик взял мешочек, понюхал его и с удовлетворением кивнул, убрав его в складки своей одежды.
— Храм, — произнёс он задумчиво, отхлебнув чаю. — Его нет.
У меня похолодело внутри.
— Его… разрушили?
— Нет. Его переместили, — старик улыбнулся, и его лицо покрылось сетью новых морщин. — В прямом смысле. Две зимы назад земля под ним… зашевелилась. Решила, что место осквернено. Слишком много слёз, слишком много отчаяния впитали его камни. И храм… ушёл. Осел в грунт на пол-этажа. Никто не пострадал, но служить там стало невозможно. Его забросили.
— А дети? — выдохнула Мелисса, и в её голосе звучала настоящая мольба. — Приют?
— Детей перевезли. В столичный приют «Сердца Милосердия». — Корнелик посмотрел на неё своими пронзительными глазами. — Но твоего мальчика среди них не было.
Мир рухнул.
Я почувствовала, как мать рядом со мной обмякла, словно из неё вынули позвоночник. В горле встал горький ком.
— Не было? — её голос сорвался на шёпот.
— Его забрали раньше, — продолжал Корнелик, и его спокойствие было почти невыносимым. — Забрал человек. За несколько лун до того, как храм ушёл под землю.
— Кто? — вскочила я с лавки, не в силах сдержать отчаяние. — Кто его забрал? Алрик Фростхарт? Его люди?
Старик покачал головой.
— Нет. Не маг. Не воин. Учёный. Историк. Человек по имени Людвиг ван Гельдер. Он часто бывал в храме, изучал старые фрески. У него не было своих детей. Он приметил мальчика. Умного, тихого, с глазами старше его лет. Усыновил его. Дал ему свою фамилию, своё имя.
— Имя? — прошептала я. — Какое имя?
Корнелик закрыл глаза, словно прислушиваясь к шёпоту корней над головой.
— Оно… отзывается эхом. Кай. Кай ван Гельдер.
Кай.
У моего брата было имя. Кай.
— Где он? Где этот учёный? — Мелисса вцепилась пальцами в край плаща, её костяшки побелели.
— Умер. От лихорадки. Почти сразу же как только забрал мальчика к себе, — Корнелик выдохнул, и в его голосе впервые прозвучала легкая грусть. — Мальчик остался с женой Корнелика, Ильзой. Они живут в старом доме ван Гельдера, в Узниковом переулке, что у Старого Города.
Он открыл глаза и посмотрел на нас.
— Он жив. Он здоров. И он… ждёт.
— Ждёт? Кого? — не поняла я.
— Не знаю. Но корни шепчут, что в его сердце живёт пустота. Ощущение, что он не на своём месте. Что его настоящая история где-то за пределами этого старого дома и старухи, что его воспитывает.
Мы сидели в оглушительной тишине, переваривая услышанное. Не приют. Не рабство. Не Фростхарты. Учёный. Библиотека. Имя — Кай.
Мелисса плакала.
Тихо, беззвучно, слёзы катились по её щекам и падали на сложенные на коленях руки. Но это были не слёзы отчаяния. Это были слёзы облегчения и горькой, пронзительной надежды.
— Спасибо, — прошептала она, поднимая на старца мокрое от слёз лицо. — Благодарю вас.
Корнелик кивнул.
— Теперь идите. Ваш путь лежит в столицу. Но будьте осторожны. За вами следят. Тени с холодными сердцами ищут вас. — Его взгляд стал острым, как шип. — Они тоже ищут мальчика. Они чувствуют в нём силу. Силу вашего рода. Не отдавайте им его.
Мы поклонились и повернулись к выходу. Уже на лестнице его голос окликнул нас снова:
— Девочки Санклоу!
Мы обернулись.
— Когда встретите его… — старик смотрел на нас, и в его зелёных глазах плясали огоньки. — Скажите ему, что у него есть корни. Глубокие и сильные. И что дерево его рода наконец-то нашло свою потерянную ветвь.
Глава 31
Мы нашли его
Мы вышли из Дымчатого леса, и нас словно ударило по лицу шумом, запахами и ярким светом столицы.
После звенящей тишины и магической дымки леса городской гвалт оглушал. Мы с матерью молча обменялись взглядами, полными решимости и тревоги, прикрыли лица капюшонами и углубились в лабиринт узких, извилистых улочек Старого Города.
Наконец мы вышли на крошечную, затерянную площадь. В дальнем её углу, упираясь в древнюю городскую стену, стоял тот самый дом. Узников переулок, 7.
Высокий, узкий и тёмный, словно вжавшийся в землю под тяжестью лет. От всего строения веяло заброшенностью и тихой печалью.
— Кажется, это он, — с неуверенностью произнесла я.
Мама ничего не сказала, а только вздохнула. Казалось, она была напряжена от предстоящей встречи и ей не говорилось.
Мы перешли площадь и остановились у низкой, покосившейся калитки. Дверь за ней была массивной, из потрескавшегося дуба.
Я подняла тяжелый железный молоток и дважды ударила.
Внутри послышались медленные, шаркающие шаги. Заскрипели засовы, и дверь со скрипом приоткрылась на цепочке. В щели показалось лицо — морщинистое, бледное, с глазами, уставшими от жизни. Женщина лет семидесяти.
— Вам чего? — её голос был хриплым и недружелюбным.
— Мы ищем Кая ван Гельдера, — сказала я, стараясь, чтобы голос не дрожал.
Женщина сузила глаза.
— Его нет. Уходите.
Она попыталась захлопнуть дверь, но я успела упереться в неё ладонью, вложив в нее всю силу.
— Подождите. Мы… мы родственники. Из далёких краёв, — произнесла мама.
— У Кая нет родственников, — резко отрезала она. — Уходите.
В этот момент из глубины дома донёсся звук — не голос, а тихий, сонный плач. Детский плач.
Сердце у меня упало.
Мелисса, стоявшая за моей спиной, издала тихий, сдавленный звук, похожий на стон.
Женщина попыталась захлопнуть дверь ещё решительнее, но я уже вставила в проём ногу.
— Это он? — выдохнула Мелисса, её голос был беззвучным шёпотом. — Это плачет мой мальчик.
В её глазах стояли слёзы.
Она отстранила меня, подошла к двери вплотную и заговорила с женщиной, которую Корнелик назвал Ильзой, голосом, в котором дрожали и отчаяние, и железная решимость.
— Вы воспитываете его. Я вижу, вы заботитесь о нём. Но он не ваш. Он мой. Его зовут Кай, и ему два года. У него на левом плече родимое пятно, в форме крошечного листика. И… и он боится громких звуков, особенно грома. Спит только с той старой тряпичной лошадкой, которую ему подарили в приюте.
Ильза замерла, её глаза расширились от шока. Она не отрицала. Она просто смотрела на эту незнакомку, которая знала такие детали о ребёнке, которого она
