— Ну да, — уныло подтвердил Дитмар. — Мы каждый раз делаем что-нибудь полезное. Свечи, закладки для книг. А девочки с госпожой Барбутой пекут оладьи. Скукотища!
— А давайте мы с вами приготовим что-нибудь волшебное! — азартно предложила Магда. — Тогда все сразу увидят, как здорово заниматься магией! Вы научите нас делать заколдованные вещи?
Я вздохнула. Конечно, я показывала детям на уроках разные фокусы, но каждый раз старалась объяснить их по-научному. Однако веру моих учеников в магию поколебать было непросто.
Но Магда подкинула неплохую идею.
— Я не научу вас вышивать скатерти-самобран ки или тачать сапоги-скороходы. Но и самая обыденная вещь может стать магической. Для этого нужно лишь приложить немного фантазии. Возьмем эти сухарики…
Я взяла в руку сухарик и напоказ полюбовалась им, как чем-то прекрасным.
— Мы можем построить из них маленький дворец и украсить его глазурью. Знаете, подобные делают на Новый год из имбирного печенья? Мы придумаем про него сказку и покажем ее на ярмарке — разыграем, как в театре. Ну а потом начнем продавать зрителям наш сухарный дворец по кусочкам. Будет не только вкусно, но и интересно.
— Это будет домик ведьмы, которая заманила к себе Гензеля и Гретель! — предложил Тилло. — Ой, а можно сделать ведьму из сухарей?
— Можно вырезать ее из бумаги… Что еще?
— Я всегда продаю тыквы, которые выращивает моя бабушка. Ненавижу тыквы, — сморщился Дитмар.
— Ты просто не пробовал делать из них фонари! Знаешь, есть такой обычай в заморской стране — в Объединенных Федеративных Землях. Вынимаешь из тыквы середину, прорезаешь глаза, рот, ставишь внутрь свечу!
— Ух ты!
— А может, мне на ярмарке кроликов продать? — задумалась Ада. — У нас еще две кроличьих мамки окотились!
— Ты можешь сшить им шапочки и жилеты и рассказать, что они — заколдованные эльфы, — предложила Регина.
— Здорово придумано! — одобрительно кивнула я. — А ты ей поможешь шить?
— Ладно уж, помогу, — снисходительно согласилась Регина.
Дальше идеи посыпались как из рога изобилия, и дети отправились домой радостные и воодушевленные. А главное — никто больше не вспоминал страшные предания...
* * *
Прибрав в классе, я вышла на крыльцо, глянула на темное небо, послушала, как ветер бренчит оберегами на ветках старого каштана, и обреченно вздохнула. Предстоял путь на окраину, к скрипучему дому, и очередной долгий вечер в компании мышей.
— Папа, я тебя сейчас угощу! На, вот сладкие сухарики. Я тебе оставила! Госпожа Верден сама их сделала! — донесся до меня голос Регины. Ей ответил спокойный баритон Роберваля:
— Ишь какая умелица, эта ваша госпожа Верден! Не только в свиньях знает толк.
Хлопнула дверца, заурчал мотор, зашуршали шины. Я осталась во дворе школы одна-одинешенька.
Шевельнулась тень; я повернулась и увидела, что у стены притаился Ланзо.
— Ты чего не идешь домой?
— Неохота... — буркнул он. — А можно я с вами?
— Прости, нельзя... Уже поздно, твой отец будет тебя искать.
Ланзо горько вздохнул, поправил на плече ремень и побрел в темноту. Меня кольнула острая жалость. Плохо ему живется. А я пока ничего не сделала, чтобы исправить его положение… Надо поговорить с директором, попросить совета.
Успокоив таким образом свою совесть, я взяла велосипед под навесом, выкатила его на дорожку и поехала домой, чувствуя себя такой же бесприютной и брошенной, как и Ланзо.
Я впервые ехала по улицам Крипвуда так поздно в одиночестве. Теперь, в темноте, город показался мне неуютным. Да чего там — мне было страшно.
Ни души на улицах. Электрические фонари светят слабо, через один. Ветер посвистывает в коньках крыш. Натужно скрипят флюгера. Опавшие листья вылетают на дорогу, и каждый раз я пугаюсь, как под мои колеса бросается что-то живое и недружелюбное.
Да еще сейчас придется свернуть в узкую улочку, где верхние этажи домов закрывают небо, а от стен пахнет сыростью! Когда по ней пробираешься, вечно кажется, что в спину тебе кто-то смотрит. Мерзкое чувство.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
В моем воображении старые дома превратились в жилища ведьм, которые заманивает к себе глупых детишек пряниками и леденцами. Другие здания казались мрачными, как казематы, населенные привидениями.
Оказывается, ты романтическая натура, Эрика, заметила я себе иронически. Взяла и поддалась жуткой атмосфере этого города. Напридумывала себе всякого.
Я сильней надавила на педали, потряслась по булыжной мостовой, вырвалась из плена старых домов и выехала на тропинку на пустыре. Но веселее не стало: тут вовсю хозяйничал туман. Колеса велосипеда еле-еле разрезали густой кисель. Мокрая трава била по ногам, а в зарослях кустарника шуршало и попискивало.
С огромным облегчением я подкатила к крыльцу Кривого дома и рванула к двери. Даже велосипед толком не поставила — просто бросила его под навесом.
Дом встретил радостным скрипом половиц.
— Привет, привет, — поздоровалась я. Однако дурная привычка — говорить с пустой комнатой. Так и крышей недолго поехать. На пару с моим Кривым домом.
Я разожгла печурку, вскипятила чайник, высыпала в тарелку оставшиеся сухари и села за стол.
От сухарей скребло в горле. Ох, как же хочется горячего супа! Мысленно сделала заметку: купить кастрюльку, картошки, лука... что еще там нужно? Пора, пора научиться готовить! А то так и помру — мало того, что безумной, так еще и отощавшей.
Распечатала письмо от Анны и принялась жадно читать.
Анна писала о своей жизни, о вечеринках, которые успела посетить, о фильмах, которые видела в синематографе… Передавала приветы от общих знакомых, делилась сплетнями.
От веселого тона ее письма стало еще тоскливее. Остро захотелось вернуться в Сен-Лютерну, посидеть с подругами в кафе, потом прогуляться по набережной…
Я скрипнула зубами и вчиталась в ровные строчки. Наконец, пошла та часть письма, где Анна говорила о делах.
Про Роберваля она ничего разведать не сумела. Ну да, был один смазанный снимок в газете: госпожа Вильгельмина Денгард и высокий мрачный господин рядом. Говорят, ее жених. Но кто таков, откуда взялся — неизвестно. Фамилия «Роберваль» Анне знакома — нашла ее в торговом справочнике. Да, крупный лесопромышленник… поставляет лес. Весьма состоятелен. Вот и все сведения.
Я хмыкнула и стала читать дальше.
Мои дядя и тетя живут припеваючи. Объявлений о моем розыске в газетах не появлялось. Всем говорят, что племянница уехала за границу лечиться от переутомления. Андреас начал встречаться с дочкой театрального критика.
На миг кольнуло сердце, но тут же вспыхнула глухая ярость.
Нет. Я не буду страдать. Это прошлое. С этим покончено…
Но все же отложила письмо и призадумалась.
Несомненный плюс жизни в таком месте — возможность получить тишину и уединение. Здесь хорошо думать. Хорошо вспоминать. Смотреть на свою жизнь со стороны, чтобы лучше в ней разобраться.
Тишина на окраине Крипвуда была не такой, как в столице. Здесь она была полной, поглощающей. Шептала об одиночестве. Неудивительно, что и мысли пришли вовсе не радостные.
Мне двадцать четыре: подходящий возраст, чтобы вспомнить о том, что было, предположить, что будет дальше, подвести итоги и сделать выводы.
Пока итог неутешителен: окончена Академия с плачевными результатами. Я порвала связи с семьей. Лишилась жениха. Утратила иллюзии. Потеряла имущество. На год застряла в глухом месте.
Что будет, когда вернусь в столицу?
Чтобы лучше представить будущее, я стала размышлять о прошлом.
Все шло неплохо до того, как мне исполнилось двенадцать. Чудесные были деньки в пансионе! Добрые и веселые учителя, озорные подруги. Потом, накануне проверки способностей на наличие Дара, дядя забрал меня домой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Поначалу жилось у дяди неплохо. Я имела все, что душа пожелает: свою комнату, горничную, наряды, развлечения... оплачиваемые доходами от наследства моего отца. Дядя был опекуном и управляющим трастового фонда. И конечно, ему не хотелось, чтобы деньги ушли из семьи.
