— С удовольствием.
— Здорово, ― улыбнулся Аарон, а затем открыл передо мной дверцу машины, ― тогда запрыгивай.
Мак
Она не отстранилась.
Даже после того, что я рассказал ей ― ни осудила, ни испугалась, ни ушла.
Никки осталась рядом, выслушала, поддержала и… поняла.
И это было самым важным ― она поняла.
Открыл дверь, ведущую в гараж, включил свет и чертыхнулся.
— Тейлор, ― устало выдохнул, а затем услышал, как к дому подъехала машина.
Прокрутил в голове сотню вариантов наказаний для сестры, надеясь, что она не разбила отцовский Акадиан. Поднял передние ворота и тут же почувствовал будто мне кол в сердце вогнали. Никки. Моя Никки, принимая руку Аарона, вылезала из его гребаного шевроле камаро.
Она была с ним? Какого хрена она была с ним?
Стиснул зубы и направился к ним, понимая, что, кажется, на этот раз точно придушу ублюдка Вудби, скормив наше временное перемирие дворовым собакам.
— Почему ты с ним?
Никки повернулась и, увидев меня, хлопнула глазами.
— Мак?
— Почему ты с ним? ― повторил, хотя и понимал, что, даже несмотря на то, что случилось между нами, не имею права чего―то то от неё ждать.
— Э―эм…
— Я просто подвез Никки до дома.
— Неужели?
Вудби сделал ко мне шаг, примирительно поднимая вверх ладони. Словно я был психом с пушкой, который мог в любую секунду спустить курок.
— Мак, тебе следует успокоиться.
— Я говорил тебе не приближаться к ней, ― напомнил о нашем разговоре, о котором, по всей видимости, мудак Аарон очень быстро забыл.
— Ты угрожал ему? ― повернулась ко мне Никки, но я её проигнорировал.
— Чего ты добиваешься, Вудби?
— Никки нравится мне. ― плохой ответ… ― И не моя проблема, что у меня хватает смелости ей об этом сказать. А у тебя ― нет.
Дальше я уже не слушал.
Среагировал, как бык на красную тряпку.
Всего шаг, и мой кулак встретился с его самоуверенной физиономией.
— Мак! ― отдаленно услышал голос Никки. ― Мак, прекрати!
Но я не прекращал. Ударил ублюдка ещё раз. И тот, не удержав равновесие, повалился на асфальт.
— Аарон!
Глазам своим не поверил, когда увидел Никки, склонившуюся над человеком, которого я всем сердцем ненавидел. Внутри что―то оборвалось и с грохотом шарахнулось о реальность.
— Да что с тобой не так?! ― закричала она, и меня будто током тряхнуло.
— Он тебе не пара.
— Это не тебе решать! ― её грудь резко поднялась, а затем так же резко опустилась. ― Я уже не маленькая, пойми! Меня не нужно ограждать от того, что кажется тебе неправильным!
— Никки…
— У тебя нет права, ясно?
Было больно это слышать. Но я не был законченным идиотом и знал ― она права. Это Я не сдержался, это Я придумал себе то, чего нет. И это Я выдал желаемое за действительное. Поэтому вся эта херня ― моя ошибка.
Бросил короткий взгляд на Вудби, а затем сел в свой мустанг и с визгом сорвался с места. Гнал по дороге, зная, что окончательно утратил контроль. Понимая, что действую на эмоциях. Но осознавая, что ни хрена не могу с этим поделать. Скорость заставляла вены наполняться адреналином. И чем сильнее от исходной точки уклонялась стрелка спидометра, тем сильнее становилась жажда.
Мне не хотелось останавливаться.
Мне хотелось большего.
Вывернул руль, заставляя резину практически вскипеть. Услышал характерный визг, а затем вновь вдавил педаль газа.
Я злился.
И источником этой злости был страх.
Да, мужчинам тоже бывает страшно. И хотя мы никогда в этом не признаемся, считая это чувство слабостью, всё равно регулярно его испытываем.
Отец с детства учил меня быть сильным. Ты должен быть храбрым, Майкл. Должен быть честным, защищать слабых и никогда не плакать. Он не выносил мужские слезы. Тебе не должно быть страшно, обидно или больно. Ты не имеешь права чувствовать себя потерянным или беспомощным. По его убеждению, я должен был вырасти долбанным Рэмбо, зашивающим себе рваную рану без анестезии.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Но я таким не стал.
У меня были чувства.
И были страхи.
Я не был тем обаятельным, сильным, храбрым принцем, которого, по всей видимости, хотела видеть рядом с собой Никки. И я не был долбаным Аароном Вудби.
Сука.
Резко затормозил и вышел из машины. Хлопнув дверью, втянул в легкие воздух.
На чувство страха запрограммировано каждое живое существо. Оно позволяет ему найти границу безопасности и вовремя среагировать на угрозу.
Испытывая страх, ты либо бежишь, либо сражаешься.
Всегда, всю свою жизнь я встречал свои страхи, мужественно смотря им в лицо. Но сегодня я бежал. Просто бежал, понимая, что подобно трофею, загнан диким зверем в угол.
Мне нужно было разрядиться. Мне необходимо было разрядиться.
Перестать думать, переключиться, скинуть удушающее напряжение.
Поэтому я сел обратно в тачку и уже через пять минут толкнул тяжелые двери бара.
Я никогда не накачивался до потери сознания. Предпочитал решать проблемы, убиваясь на тренировке или в зале. Колотить грушу было приятнее, чем обниматься с толчком и глотать адвил. Но сейчас понимал, что никакая, даже самая жесткая тренировка, не поможет расслабиться так, как бурбон.
Просто потому, что с Никки это никогда не работало.
Подал знак бармену и уже через две минуты держал в руках заветный стакан.
Повертел его в пальцах, наблюдая за тем, как янтарная жидкость омывает стенки, а затем сделал первый глоток.
Терпкое пойло непривычно обожгло горло, но эта боль оказалась слаще прочей.
Мне захотелось осушить стакан до дна и посмотреть, к чему это приведет.
Может, и вправду станет легче?
Не зря ведь из множества «лекарств» люди выбирает именно алкоголь.
Может, он взаправду лечит?
Не знаю, сколько просидел в гребаном баре. Помнил только, как бармен наполнял мой стакан снова и снова. А я снова и снова до суха его осушал.
— Мак?
Знакомый голос вынудил меня замереть.
Я узнал бы его, даже будь я пьян как последняя свинья.
Ванесса облокотилась о стойку бара и с удивлением ― или даже беспокойством? ― оглядела меня. Затем её взгляд упал на почти допитый мной бурбон.
— Ты ведь не переносишь алкоголь. Что―то случилось?
Я повернулся к Ванессе и посмотрел ей в глаза.
Затем опустился ниже.
Короткое черное платье едва прикрывало попу, открывая стройные длинные ноги, очерчивая сексуальные изгибы и грудь. Светлые волосы были красиво уложены, пухлые губы подкрашены розовой помадой, а глаза ― подведены.
Мне всегда нравились такие ― знающие, что мужчина любит глазами и умело этим пользующиеся. Знающие, как доставить ему удовольствие и удержать подле себя. Но вместе с тем готовые на всё, чтобы ему угодить.
Так какого же хрена я всё время думал о Никки?
Усмехнулся, а затем отвернулся и, опрокинув стакан, выпил содержимое залпом.
— Гуляю, ― ответил, хотя вообще отвечать был не настроен.
— Ты один?
— Да, Ванесса, я один. И хочу, чтобы так оставалось и дальше.
Дал понять ей, что не хочу разговаривать. Что вообще ничего не хочу. Особенно от неё. Но на что я надеялся?
— И мне налей, Кев, ― сказала она, взбираясь на высокий стул рядом со мной.
Парень за барной стойкой улыбнулся ей, кивнул, и я снова усмехнулся.
Кев. Ванесса трахалась и с тобой, парень?
— Расскажешь, что произошло?
— Если бы мне хотелось говорить, я сидел бы в кабинете психотерапевта, а не в баре.
— Мой бар лучше, чем кабинет психотерапевта, ― заметил Кев, пододвигая Ванессе мартини. Я сменил парня сердитым взглядом, но на удивление ― он даже не отпрянул. Продолжил так же глупо, по―идиотски улыбаться, жонглируя сразу двумя шейкерами.
Цирк Дю Солей просто.
— Мы можем быть друзьями. ― внезапно услышал я. ― Я научилась слушать других, Майкл. Я изменилась.
