долго недоумевали, как можно танцевать вокруг нематериального предмета и тем более выкручивать ему руки. Та же самая ситуация возникла, когда Ильичев призвал китайцев “не отгораживаться частоколом дырявых исторических фактов”».
При Сталине Леонид Ильичев побывал главным редактором и «Правды», и «Известий». После смерти вождя его отправили в Министерство иностранных дел руководить отделом печати. Любитель красивой жизни, он наслаждался своим заметным положением. Активный по природе, проводил пресс-конференции (что было тогда большой редкостью) для советских и иностранных журналистов.
Умением импровизировать и легко общаться он обратил на себя внимание высокого начальства. Понравился Хрущеву — моторный, с быстрой реакцией и неплохим образованием. Ильичев окончил Институт красной профессуры — это высшее учебное заведение готовило преподавателей общественных наук, а также кадры для центральных учреждений.
Хрущев сделал Ильичева секретарем ЦК и председателем Идеологической комиссии. Он раздражал товарищей умением говорить без бумажки, хорошей памятью и образованностью. Хрущев все чаще именно ему поручал выступить по ключевым идеологическим вопросам, Ильичева газеты цитировали чаще других, и Леонид Федорович оттеснял более значительные фигуры.
Сменив Хрущева, Брежнев пригласил к себе Ильичева и без обиняков сказал:
— Товарищи ставят вопрос о том, что вам нужно уйти. Вы слишком связаны с прежним руководством.
Ильичева сделали заместителем Громыко.
Токаев:
«Впрочем, какой бы оборот ни принимали переговоры, Цянь Цичэнь сохранял удивительную невозмутимость и самообладание. Вывести его из себя было невозможно. Своими большими и умными глазами он внимательно смотрел на главу советской делегации, терпеливо дожидаясь окончания его речи. Затем начинал зачитывать собственный текст. Острая дискуссия, однако, не мешала обоим представителям поддерживать неплохие личные контакты за пределами переговорного зала. Они вполне дружелюбно разговаривали друг с другом, шутили, а по окончании переговоров обменивались подарками. Но все же они были разными людьми. Например, Ильичев был заядлым курильщиком, сигареты буквально не покидали его рта, а Цянь Цичэнь с трудом выносил табачный дым.
Ранней осенью 1985 года Цянь Цичэнь пригласил Ильичева и всю советскую делегацию на отдых в район Миюньского водохранилища под Пекином. Там были построены первые в КНР “американские горки” и другие аттракционы. Самые смелые дипломаты, советские и китайские, под одобрительные взгляды глав делегаций катались на “горках”. Близилась нормализация отношений между двумя странами, поэтому атмосфера встречи была непринужденной, дружеской. Запомнился великолепный обед в рыбном ресторане прямо на берегу озера. Его живописный вид настраивал участников неофициального приема на благодушный лад. Было подано около десяти блюд, причем, как нам объяснили, рыбу вылавливали в озере и тут же отправляли на кухню.
Изнуренные дефицитом спиртного в Москве, несколько советских дипломатов, как говорится, хватили лишнего, но все сделали вид, что ничего страшного не произошло. Китайцы умеют быть гостеприимными хозяевами.
Чуть позже МИД КНР организовал поездку в город Датун, где находятся древние статуи Будды не то что больших, а по-настоящему космических размеров. Остается удивляться, как люди уже в те времена могли создать такие творения в горной местности. Этот город всемирно известен своими “висячими храмами”, расположенными высоко в горах. По молодости мы, конечно, взобрались к ним, после чего сильно пожалели: под нами развернулась глубочайшая пропасть, которая кое-кому подействовала на нервы. При этом мы сильно удивились мужеству монахов, ежедневно несущих службу в таких опасных условиях. Разговорившись с одним из них, я узнал о его способности перемещаться в прошлое и наблюдать события давно минувших лет. На мой вопрос о перемещении в будущее он ответил, что это невозможно, потому что “его нет”.
На вечернем приеме мы оживленно обсуждали эту экзотическую тему. Живое участие в дискуссии принял Ильичев, так как его, философа, такие вопросы интересовали, а Цянь Цичэнь с легкой усмешкой хранил молчание. Мне осталось непонятным его истинное отношение к данной теме».
В Пекине Токаев трудился под началом нового посла — Олега Александровича Трояновского.
Он не был востоковедом, хотя работал послом в Японии. Как и его отец, знаменитый Александр Антонович Трояновский, который почти столетие назад начинал дипломатическую карьеру именно полпредом в Японии.
Олег Трояновский учился в знаменитом до войны Московском институте истории, философии и литературы (ИФЛИ), созданном в 1931 году. ИФЛИ был, пожалуй, лучшим гуманитарным вузом того времени, воспитавшим целое поколение интеллигенции. Как выразился один из выпускников, ИФЛИ оказался вузом молодых поэтов, безбоязненных полемистов и творчески мыслящих философов.
Институт задумывался как кузница идеологических кадров, но там собрались лучшие преподаватели, которые вышли далеко за рамки этой задачи. Учиться в институт приходила и приезжала со всей страны тянувшаяся к знаниям молодежь, и получился, по словам одного из бывших студентов, «островок свободомыслия среди моря догматизма».
Олег Трояновский вспоминал: «Во время майских и ноябрьских демонстраций по пути на Красную площадь, проходя мимо определенного места, было принято хором кричать: “Да здравствует Борис Леонидович Пастернак!”».
Конечно, перед войной Пастернак еще не воспринимался властью как диссидент, но само по себе приветствие поэту во время демонстрации было фантастическим вольнодумством.
Улыбчивый, обходительный и обаятельный, Трояновский прошел большой путь в дипломатии. Через месяц после смерти Сталина Молотов сделал его своим помощником в Министерстве иностранных дел. Потом Олег Александрович стал помощником Хрущева (и его переводчиком).
Однажды помощнику главы правительства по международным делам позвонил председатель КГБ Александр Николаевич Шелепин, с которым они были знакомы еще по студенческим годам в ИФЛИ.
— Олег Александрович, — дружески сказал председатель КГБ, — брось ты встречаться с этой (он назвал незнакомую Трояновскому женскую фамилию). Она путается с иностранцами и вообще пользуется дурной репутацией. Разве нельзя найти других баб?
Удивленный Трояновский ответил, что впервые слышит это имя. Шелепин снисходительно заметил, что к самому Олегу Александровичу претензий нет, но он настоятельно рекомендует порвать с этой женщиной.
Олег Трояновский не был чужд радостей жизни, но других. Вечером, приехав домой, он пересказал разговор жене. Она не заподозрила мужа в неверности, но сразу почувствовала, что история весьма опасная для его репутации.
На следующий день встревоженный не на шутку Трояновский перезвонил Шелепину и повторил, что явно произошло недоразумение. Председатель КГБ уже недовольно заметил, что у него нет оснований сомневаться в точности имеющейся у него информации. А если Трояновский намерен упорствовать, то можно вместе сходить к Хрущеву и пусть Никита Сергеевич примет решение…
Это уже звучало как угроза.
Трояновский пошел советоваться к другим помощникам Хрущева. Григорий Трофимович Шуйский работал с Хрущевым с 1950 года, Владимир Семенович Лебедев — с 1954-го. Они оба посоветовали младшему товарищу не оставлять этого дела. Иначе в досье, которое лежит в КГБ, останется соответствующая запись и в какой-то момент она сломает Трояновскому карьеру.
Григорий Шуйский как старший помощник 1-го секретаря ЦК сам связался с председателем КГБ и попросил перепроверить информацию. Отказать влиятельному Шуйскому Александр Николаевич не мог.
Через
