немедленно его выучить. Обещал на ближайшем Пленуме ЦК сделать доклад на казахском. А потом как-то сник. Но его еще долго держали в Алма-Ате, чтобы не возникло ощущение, будто Москва капитулировала перед митингующими. В конце концов забрали из республики, поставили во главе союзного Комитета народного контроля, но быстро отправили на пенсию.
После истории с Колбиным на пост 1-го секретаря ЦК Компартии Казахстана можно было назначить только кого-то из местных руководителей. Люди знающие утверждают, что Москве нравился секретарь ЦК Закаш Камалиденов. Он прошел традиционную школу комсомола, с поста 1-го секретаря ЦК ЛКСМ Казахстана был переведен на партийную работу, а через два года — в Комитет госбезопасности. После недолгой стажировки в Инспекторском управлении КГБ СССР в Москве его вернули на родину и утвердили заместителем председателя республиканского КГБ по кадрам. А в 1980 году сделали секретарем ЦК. Но ненадолго — в феврале 1982 года столь же неожиданно назначили председателем КГБ Казахстана. И, наконец, в 1985 году генерал-майор Камалиденов вновь становится секретарем ЦК Компартии Казахстана. Считалось, что Камалиденова поддерживали, говоря современным языком, московские силовики. Но его кандидатура была отвергнута. Пленум ЦК Компартии Казахстана проголосовал за Нурсултана Назарбаева.
Драматические события декабря 1986 года не забыли. Люди вновь вышли на улицы. На сей раз требовали реабилитации тех, кого, как они считали, несправедливо наказали.
Назарбаев на Пленуме ЦК КП Казахстана сказал:
— Выход молодежи на площадь не был нацелен против других народов, населяющих Казахстан, а тем более против русского народа, с которым казахов связывает традиционная вековая дружба… Выход юношей и девушек на площадь явился демонстрацией возросшего национального самосознания, выражением недовольства и возмущения, отсутствием гласности при выборе первого руководителя республики в условиях перестройки.
Решили исправить ошибки. Иначе говоря, отменить приговоры в отношении тех, кого осудили за участие в декабрьских событиях. А чиновники, которые санкционировали применение силы, уже покинули свои посты. 2-го секретаря республиканского ЦК Олега Семеновича Мирошхина сменили еще раньше — отправили послом в Замбию. Сменили и председателя республиканского КГБ.
Комиссия Верховного совета Казахстана иначе оценила то, что произошло в декабре 1986 года: «Выступление казахской молодежи не было националистическим, это было их право на свободное выражение гражданской и политической позиции». Разгромное Постановление ЦК КПСС «О работе Казахской республиканской партийной организации по интернациональному и патриотическому воспитанию трудящихся» было пересмотрено. На улице, где молодежь попала под саперные лопаты и дубинки, открыли памятник. Пострадавшие участники манифестаций получили награды и квартиры.
Та декабрьская история стала предвестьем драматических событий во всем Советском Союзе. Обсуждать вопрос о том, как легко в Советском Союзе вспыхивали конфликты на национальной почве, не хотелось. Беспорядки воспринимались крайне болезненно. Ни в коем случаи не допустить предания их гласности! Острота национальных проблем тщательно скрывалась, поэтому вспыхнувшие в перестроечные годы конфликты окажутся для страны полной неожиданностью.
Советский Союз разрушался отнюдь не усилиями либерально настроенных диссидентов. Многонациональное государство подрывали крайние националисты, занимавшие высокие посты. А в других республиках внимательно следили за тем, что происходит в Москве. Если одним можно прославлять величие своего народа и своей культуры, то и другие не отстанут.
Касыму-Жомарту Токаеву, который по долгу службы находился далеко от родных мест, рассказывали об истории с книгой известного поэта Олжаса Сулейменова «Аз и я». Он писал о том влиянии, которое казахский язык оказал на древнерусский: «Это доказывало, что древние русичи довольно тесно взаимодействовали и с древнеказахскими племенами, кочевавшими в Диком поле».
Согласие или несогласие с этой теорией — вопрос, который следует обсуждать в научных аудиториях. Но книга вызвала раздражение ненаучного свойства: «До чего дошло, “Слово о полку Игореве”, оказывается, написано казахом!» В России книгу сочли националистической, антирусской, говорили, что автор искажает историческую правду и глумится над «Словом о полку Игореве». Требовали изъять книгу и наказать автора.
В Казахстане считали иначе. Олжас Сулейменов к тому времени был удостоен премии Ленинского комсомола и республиканской Государственной премии.
«Я прочитал книгу, — вспоминал член Политбюро и 1-й секретарь ЦК Компартии Казахстана Динмухамед Кунаев. — Прочитал с интересом и удовольствием. Талантливая работа! Подумал: поругают-поругают Олжаса, да и угомонятся. В литературных кругах такие драки не редкость».
Но 1-го секретаря ЦК Компартии Казахстана пригласил крайне недовольный Михаил Андреевич Суслов, второй человек в ЦК партии.
Завел разговор о книге Сулейменова:
— Димаш Ахмедович, у вас в республике вышла книга с явной антирусской и националистической направленностью. В книге искажены исторические факты, автор глумится над великим памятником — «Словом о полку Игореве». Министерство обороны изъяло книгу из всех военных библиотек. И правильно, я думаю, поступило. Разберитесь с книгой, автором и как следует накажите виновных! Чтобы неповадно было.
Опытный Кунаев покинул сусловский кабинет и пошел сразу же к Брежневу. Сначала обсудил другие дела, потом осторожно заговорил о книге Сулейменова:
— Напрасно критикуют талантливого писателя. Тут какая-то ревность, выяснение отношений между писателями.
Книга, изданная в Алма-Ате, Брежнева не беспокоила. Значительно важнее было не обижать большую республику и близкого друга. Тем более что Кунаев брал ответственность на себя.
Леонид Ильич махнул рукой:
— Разбирайтесь сами. Ничего националистического в книге я не увидел.
Много лет спустя Олжас Сулейменов сказал, что лучшую рецензию на его книгу дал Леонид Ильич Брежнев.
Первый президент Казахстана Нурсултан Назарбаев говорил еще в советские времена:
— В душе казахского народа сохранилось чувство ущемленности. Нам говорили, что все народы Союза расцветают, как грани алмаза, каждый — своим цветом, своим языком, своей культурой. На деле же казахов сознательно превращали в людей второго сорта, и естественно, что в их душах откладывалась обида.
В результате в республике сложилась своя, условно говоря, казахская партия, которая считала, что казахов ущемляют и недооценивают, что русские и вообще приезжие не по праву занимают в Казахстане руководящие посты…
Такие настроения подтачивали единство государства.
При Горбачеве, в сентябре 1987 года, на Секретариате ЦК КПСС заговорили о неадекватности национального состава аппарата: «В ЦК КПСС нет вообще азербайджанцев, киргизов, таджиков. Только один узбек, два молдаванина, один эстонец».
Токаев, возвращаясь домой в отпуск, узнавал все новости:
«Мама неизменно приезжала в Москву, чтобы встретить меня в аэропорту. Теперь, по истечении многих лет, я понимаю, что по-другому поступать она просто не могла. Она очень скучала по мне и, наверное, считала месяцы и дни, ожидая столь редких встреч с первенцем.
Что касается отца, то он, согласно заведенному в нашей семье ритуалу, приезжал в алма-атинский аэропорт, чтобы встретить меня традиционным рукопожатием. В нашей семье не было принято обниматься друг с другом, тем более целоваться. После кончины отца в ноябре 1986 года мне было очень грустно видеть в аэропорту одинокую маму, и ко мне приходило отчетливое понимание того, что отца теперь не вернуть. Такое же тоскливо-печальное чувство овладело мною уже после ухода из жизни мамы».
Отношения между Москвой и Пекином
