— Вадим, здравствуй! — приветствует его мама, а отец пожимает руку. — Есть какие-то новости?
Я отрицательно мотаю головой, делая глоток обжигающей жидкости. Порошковое молоко не самое лучшее питьё, но я слегка продрогла, поэтому хочу согреться, чтобы не заболеть, а кофе мне точно нельзя.
— Сказали, что столько людей сюда нельзя! Совсем совесть потеряли! — возмущается мама.
Отец с Вадимом отходят в сторонку. Папа что-то говорит, а парень кивает. Мама приближается ко мне и обнимает.
— Как это произошло? Инфаркт?
— Не знаю, Вадиму ничего толком не сказали, а я врача не видела ещё даже, — пожимаю плечами я. — Он говорит, что Артур приходил… Мам, если из-за Артура что-то случится с Раисой Алексеевной, Вадим ему не простит, — с опаской говорю я, а на саму снова накатывает паника. Опять покалывает конечности. Опять хочется рыдать белугой.
— Всё будет хорошо! Рая здоровая женщина. Она преодолеет кризис. Если ей стало плохо, возможно…
Я киваю. Я уже сама догадалась о том, что Вадим и Артур могут оказаться братьями, и от этого мне не стало легче, ведь получается, что я спала с обоими братьями, как героиня какого-то мексиканского сериала.
— Послушай, милая, тебе следует успокоиться. Ты самому Артуру не звонила?
Я отрицательно мотаю головой и смотрю на Вадима. Во-первых, он просил не делать этого, а во-вторых, если Артур примчится сюда… Мне страшно подумать, что произойдёт. Я не готова стоять и смотреть, как мой бывший убивает отца моего ещё не родившегося ребёнка.
Когда выходит доктор, мы все напрягаемся в ожидании. Он идёт с опущенной головой, и сердце на мгновение обрывается. Мы смотрим на него, а он останавливается и смотрит на нас. В висках пульсирует.
Неужели умерла?
Вопрос застывает в голове, а в ушах начинает свистеть, когда врач открывает рот, чтобы сказать, как себя чувствует Раиса Алексеевна.
Или уже не чувствует?
Глава 28. Артур
Женщина, которую я столько лет считал матерью, о любви которой мечтал, пока был ребёнком, стоит и смотрит на меня, стискивая челюсти до зубовного скрежета, а у меня внутри появляется желание взять её за плечи и хорошенько встряхнуть. Вытрясти из неё всю эту надменность. Возомнила себя королевой? У неё во взгляде даже не появляется ни капли сожаления, только верхняя губа кривится в идиотской ухмылке.
— Скажешь, или мне озвучить свои предположения? — спрашиваю уже с нажимом и смотрю ей прямо в глаза, всем видом показывая, что готов раздавить как букашку.
Отец не вмешивается. Он внимательно слушает, наблюдая за реакцией этой — чужой нам обоим — женщины. От неё несёт приторно-сладким запахом дорогой парфюмерии, которая впитывается в кожу и ещё долго не выветрится, напоминая о женщине, решившей всё за других. Когда был ребёнком, я любил этот аромат, пытался любить всё, что связано с «мамой», а теперь…
— Я ребёнка никогда не хотела, — начинает она и бросает беглый взгляд на отца, — а вот Натан, наоборот, грезил о детях. Я пила противозачаточные таблетки и несколько раз делала аборт…
— Что ты делала? — рычит отец, теряя самообладание, но быстро берёт себя в руки. Он с силой ударяет кулаком о дверной проём.
— Не надо удивляться и строить из себя обиженного мальчика! Я ни разу не сказала тебе, что мечтаю о большой семье… Дети в мои планы не вписывались, и ты это прекрасно знал! — огрызается она и чуть вскидывает подбородок, показывая свою гордость. — Когда Натан уже начал настаивать на проверке у врача, я была вынуждена признать, что надо рожать. У меня не было выхода, ведь он бы выгнал на улицу, а я не хотела оставаться без денег. Из-за прошлых абортов что-то пошло не так. Ребёнок умер во время родов… Я была перепугана, не знала, как вернуться и сказать ему, что… В общем, решение пришло быстро. Я услышала, как врачи дивятся, что у соседки не было видно по УЗИ, но родились близнецы…
Я сжимаю руки в кулаки так сильно, что костяшки пальцев начинают хрустеть. Всё-таки близнецы… Я и раньше понимал, что это правда, а теперь уверился. Уверился и сильнее возненавидел женщину, которая стояла и смотрела на меня свысока, считая себя правой. Почему она не жалела о том, что сделала? Почему даже сейчас не ощущала вины?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Я побоялась, что Натан начнёт копать и выяснит причину, по которой ребёнок умер. Иного выхода не было. Я договорилась с акушерками, чтобы переделали документы. Мне продали одного ребёнка. Я купила тебя, Артур! — её глаза становятся жёлтые как у козы, и у меня на секунду появляется желание вырвать их с корнем, но оно быстро сменяется омерзением. Не хочу пачкать руки об дрянь, которая сама себя не уважает.
Отец со свистом выдыхает, но пока ещё молчит, переваривая полученную информацию. На его лбу блестят капельки пота. Мне хочется сказать ему, что для меня не имеет значения степень родства, что он был и останется моим отцом, но я не планирую делать этого в присутствии твари, считающей себя лучше других.
— Ну давай, Натан, скажи, какая я плохая! Ты же хочешь это сказать, да? — цедит сквозь зубы она.
Не могу называть эту женщину мамой, даже по имени не могу. Просто «она»… Пустое место, которое совсем скоро навсегда исчезнет из моей жизни.
— Я всегда думал, почему меня так ненавидит мать… что я делаю не так, — говорю я вместо отца.
— Оказывается, женщина, которая пыталась ей называться — пустое место, — с отвращением выплёвываю и ухожу в зал, оставляя их наедине с отцом.
Я слышу, что они говорят на повышенных тонах, и уже через пару минут он рычит:
— Пошла вон, пока я тебя не стёр в порошок! Советую тебе бежать на другой край света, потому что твоему нынешнему хахалю информацию о твоей истинной натуре я непременно передам, чтобы хоть как-то проучить тебя!
— Натан, не делай этого со мной! Это ведь в прошлом!
— В прошлом? Ты даже не дала мне шанса попрощаться с нашим ребёнком! А скольких ты убила…
— Натан, во имя нашей любви, не губи меня! Прости!!!
— Пошла вон!!!
Я мысленно отключаюсь от их разборок. Эта женщина только ради собственного благополучия и хорошего материального положения готова умолять и просить прощения. Омерзение к ней становится невыносимым. Одно точно хорошо: эта женщина навсегда исчезнет из наших жизней. Отец, наконец, сможет отпустить её. Возможно, теперь он решит начать строить свою личную жизнь, ведь он так долго не мог забыть женщину, которую любил… Которая оказалась фальшивкой.
Слышу, как захлопывается входная дверь, а следом доносятся глухие шаги из коридора, заставляющие меня обернуться. Отец останавливается в дверном проёме и тяжело дышит. Он сцепил руки в замок за спиной, а желваки на лице дёргаются от напряжения.
— Это ничего не значит. Ты для меня всегда будешь сыном! Я не собираюсь отказываться от тебя или относиться как-то иначе. Отец не тот, кто зачал…
— Ты для меня всегда будешь отцом. Мне другой не нужен! — улыбаюсь я.
Кажется, что в эту секунду с души падает громадная скала. Становится чуточку легче. Я хочу рассказать отцу, что встречалась с матерью, с родной… Что у меня есть брат-близнец… Что отца второго и нет, вроде бы… Но не успеваю, потому что в кармане вибрирует телефон. Достаю его и смотрю на экран.
Эмма.
Я больше чем уверен, что она не стала бы звонить просто так, и теперь улавливаю тонкую нить беспокойства, которое до этого было скрыто за яростью, но не отпускало меня. Что-то случилось…
— Эмма?! — спрашиваю я, поднося телефон к уху.
— Артур, я звоню не просто так… Раиса Алексеевна в реанимации и ей срочно нужны какие-то дорогие препараты. Только ты можешь помочь!
— Где? — спрашиваю я, чувствуя, как внутри вдруг всё обрывается.
— В областной! Артур…
— Я еду!
Отключаю телефон, не дав Эмме договорить, и смотрю на отца.
— Мама, биологическая, — сам не знаю, зачем уточняю, — мама в реанимации… Наверное, на неё так сильно повлияла встреча со мной…
