Но тут Хельги достал золотой браслет, что пожаловал ему дал ярл после битвы в дюнах. Был этот браслет толщиной в полпальца, но полый внутри, и по всей поверхности его струились узоры из драконов и диковинных птиц. В темноте его было не рассмотреть, но Хельги снова чиркнул огнивом и показал драгоценность Гунхильд.
— Это поистине подарок, достойный ночи любви с королевой, Хельги, — сказала Гунхильд. — Но только не носить мне его — если Свейн его увидит, не смогу я сказать, откуда он взялся. Дай мне лучше серебряных монет, я сделаю из них ожерелье на память о тебе. А браслет прибереги для той, что ты любишь.
И она поцеловала его в последний раз, а потом ушла.
Наутро Хельги вернулся на корабль, и все спрашивали его, чем его одарила королева за те два вечера, когда он рассказывал ей свои висы. На это Хельги ответил, что серебра у него не прибавилось, но плату он получил. И, когда его спросили, что это была за плата, он рассказал, что два дня его поили лучшим пивом и кормили до отвала. И все согласились, что жена такого властителя, как конунг данов, могла бы быть и пощедрее.
Но когда Свейн и Гунхильд пришли провожать корабли ярла Эйрика, то знакомый воин вручил Хельги серебряную заколку для плаща ромейской работы и сказал, что это — награда за его висы. Хельги посмотрел на Гунхильд, и та помахала ему рукой. Хельги поклонился, прикрепил заколку к плащу, затем поклонился еще раз, но Гунхильд уже не смотрела в его сторону. Затем они отплыли и направились сначала на восток, а потом на север. И через три дня были на Готланде.
Оттуда они много раз выходили в море, и горе было тому кораблю, который шел к Олафу сыну Трюггви. Женитьба на дочери Свейна была для ярла Эйрика щитом против йомсвикингов, ведь те считали конунга данов своим господином. Потому никто больше не мог поспорить с ярлом Эйриком на Балтике, и много серебра собрал он с кораблей норвежских купцов. Однако скоро стало совсем холодно, и ярл велел отправляться зимовать в Сигтуну. Там они провели зиму, помогая конунгу Олафу строить крепость на холме над заливом. В Сигтуне им было веселее, чем прошлой зимой на дальнем хуторе, потому как в Сигтуне были женщины, а, как сказал Кетиль, он готов провести неделю без еды, но еще одну зиму без пива и женщин он не переживет. Если только не превратится в медведя и не ляжет в спячку.
И вот снова пришла весна, а с ней время смолить корабли и собираться в дальние походы. Когда с озера сошел лед, Хельги, Кетиль и Асгрим взяли лодку и отправились на Бирку, куда снова на торг собирались купцы. За зиму до Сигтуны мало кто добирался, и теперь ярл хотел собрать самые свежие слухи со всего Севера. На Бирке они встретили Эйлига, которому прошлым летом Хельги дал серебра с наказом доставить вести о себе родне и передать серьги Ингрид. Эйлиг обрадовался им и сказал, что давно у него не было такого хорошего торга, как на осенней ярмарке в заливе Аурланд. Ибо как только люди узнали, что он видел Хельги Торбрандсона и тот теперь стал могучим воином, так многие приходили посмотреть и расспросить о том, что делается на Балтике, про Хельги и про его ярла Эйрика. И покупали не торгуясь.
Родители Хельги прошлой осенью были в добром здравии, и рады они были, что у Хельги теперь есть серебро и он прославил себя как воин, и в чести его держит сам ярл Эрик сын Хакона, но грустно им было от долгой разлуки. А брат его Бьёрн был на тинге со своим тестем Оддом, женой и ее сестрой, так что серьги Эйлиг передал Ингрид прямо в руки. И Ингрид серьги, видно, очень понравились, потому что она тут же их надела и что потом он слышал, как она громко ругалась с отцом, и речь шла, как Эйлиг улышал краем уха, о женихах. А потом Ингрид снова нашла его и просила передать Хельги, что будет ждать его хоть пять лет, хоть десять.
Хельги эти слова сильно порадовали, чего нельзя было сказать об остальных вестях, так как по всему выходило, что на север от Викена бонды пока поддерживают Олафа и называют ярла Хакона не иначе как Хаконом Злым. И ярлу Эйрику в земле норвежской этим летом искать нечего, потому как мало кто захочет рисковать своей жизнью, чтобы подняться против такого именитого вождя, как Олаф.
Хельги дал Эйлигу еще несколько монет и просил, ежели снова он будет в Аурланде, то повидать его отца и передать Ингрид, что он тоже будет ждать все эти годы и не женится ни на ком другом.
А Кетиль сказал, что ярл Эйрик будет ему благодарен, если почаще он будет торговать в норвежской земле, а потом по пути на Бирку заглядывать к нему в Сигтуну. Эйлиг ответил, что Сигтуна лежит совсем не по пути в Бирку, да и торговля в Норвегии не из лучших. На это Кетиль ответил, что неважно, как к тебе попадает серебро: от торговли или от ярла, главное, что оно оттягивает пояс. Эйлиг кивнул, и они хлопнули друг друга по плечам.
Ярл снова держал совет со своими лучшими людьми и решил и в том году снова высадиться на Готланде и оттуда следить, чтобы ни серебро, ни люди до Олафа Трюггвасона с востока не доходили. Так они и сделали, и в первые же дни на Готланде Хельги, Кетиль, Асгрим и Торгейр снова поехали навестить Ульфа. Тот был рад им, и они два дня пировали. А потом Ульф сказал им:
— За последние полгода я растолстел, и мясо снова появилось на моих костях после двух лет, когда кормили меня только хлебом и поили одной водой. И теперь собираюсь я снова отправиться к конунгу Бурицлейву, потому как слышал я, что снова собирает он воинов со всего Севера. Ты, Кетиль, ты, Асгрим и ты, Хельги, — все вы люди ярла Эйрика, но ты, Торгейр, можешь пойти со мной. Думаю, рад будет Бурицлейв вновь тебя увидеть.
На это Торгейр ответил:
— Ярл Эйрик — удачливый вождь, и мыслю я, что серебра-то с ним добудешь поболе того, что выплатит нам Бурицлейв, несмотря на всю его щедрость.
И Ульф сказал так:
— Ярлу Эйрику пока везло, но скоро его удача закончится. В прошлом году шли к Олафу Трюггвасону четыре корабля из Гардарики. А ярл захватил их и перебил всех, кто там был. Дошли слухи об этом до конунга Вальдемара, и повелел конунг собрать еще больше людей и послать их всех против Эйрика, чтобы отомстить. Так об этом говорят на торгу, а купцы с Готланда, как ты знаешь, торгуют со всем Востоком от Висбю до Миклагарда и Булгара. А коли Олаф пошлет корабли еще и с запада, то несдобровать Эйрику и тем, кто ему служит.
Тут Кетиль поблагодарил его за предупреждение, а Торгейр сказал:
— Благодарен я за то, что позвал меня с собой, но вот уж полгода, как хожу я на корабле Кетиля, и никакие викинги из Гардарики не заставят меня его покинуть. Мало чести было бы мне уйти от товарищей, услыхав, что грозит им опасность. Вот посмотрим, насколько сильны люди Вальдемара, а там — жди меня в Гнезно. Будем вместе пировать у Бурицлейва.
А потом Кетиль сказал, что будут благодарны они, ежели время от времени будет он присылать им вести из земель Бурицлейва. И что ярл Эйрик будет рад за такие вести платить добрым серебром. На это Ульф ответил, что Бурицлейв и Эйрик не враги, и не будет в том худого, если Эйрику станет известно о том, что происходит в землях вендов, тем более, что серебро самому Ульфу теперь очень надобно, так думает он со временем купить больше земли и покончить с ремеслом викинга. И на этом они попрощались с Ульфом и отправились к стоянке кораблей. Там Кетиль снова все рассказал Гудбранду, а тот — ярлу. Ярл снова собрал совет и так говорил там:
— До Олафа, ведомо мне, дошли уже вести о том, что с Готланда мы не даем ни одному кораблю пройти к нему. И уверен я, что решил он с нами покончить. Но, видать, не многие в Норвегии желают воевать со мной, и, кроме дружины, не может Олаф собрать войско. Потому и обратился он к Вальдемару. Однако, даже если пошлет Олаф против нас всего двадцать кораблей, а из Гардарики придут еще двадцать, то не скрыться нам во всем море. И будем мы между ними метаться от одного берега к другому, как между молотом и наковальней. И ясно мне, если случится так, то не выстоять нам против людей Олафа. Как мыслите, что нам предпринять этим летом?
И говорили многие вожди со всех четырнадцати кораблей, и не было среди них согласия. Одни говорили, что море большое и где Олафу их найти, если они не примут боя. Другие — что Олаф не так давно стал конунгом и у него хватает забот и в Норвегии, чтобы надолго покидать свои земли. Третьи — что неизвестно, сколько кораблей пришлет конунг Вальдемар. И тогда сказал Гудбранд:
— У нас сейчас четырнадцать кораблей и не меньше четырех дюжин людей на каждом. Олаф сын Трюггви и конунг Вальдемар могут выставить по двадцать кораблей. И ежели объединятся они, то придется нам худо. И только неразумный может думать, что четырнадцать кораблей — это иголка в стоге сена, которую невозможно сыскать. И недостойно нас прятаться от боя, когда враг сам будет искать нас.
— И что же нам делать, мудрый Гудбранд? — спросил ярл. — Мы все с тобой согласны, но и ты предложи что-нибудь, а не то мы будем тут спорить до вечера и так ничего не придумаем.
