вошли в Священный город, западные кварталы которого уже пали. В Лидду направили лишь символический контингент в 125 человек. К ним присоединился конный отряд из сорока босоногих бедуинов, которые горделиво въехали в город, готовые бросить вызов смерти и безнадежно уступая врагу в численности. Палестинцы чувствовали себя преданными своими арабскими братьями. Даже пакт о ненападении, который они заключили с соседней еврейской деревней Бен-Шемен, уже ничего не стоил: против воли мэра Зигфрида Леманна, педагога из Берлина, Хагана заняла его молодежную деревню, превратив ее в крепость. Дети и молодые люди, среди которых был иммигрант из Польши по имени Шимон Перский [27] и которых Леманн учил жить в добрососедских отношениях с арабами, надели военную форму.
* * *
Палестинские боевики на блокпостах вокруг Лидды никого не выпускали. Они знали, что если женщины и дети останутся в городе, мужчины будут защищать их до последнего. На проселочных дорогах арабские солдаты останавливали беглецов и отправляли их обратно. Но было уже слишком поздно. Впрочем, Мариам не уехала бы даже без этого запрета. Когда Жорж рассказал ей про Яффу, она поняла, что отныне вопрос стоит как «все или ничего». Они потеряют не только город, но и всю страну – если не будут сражаться. И пусть никто потом не сможет упрекнуть их, будто они не защищали родину.
Мариам и ее сестра записались в комитет по оказанию первой помощи. Они ходили от семьи к семье, собирая пожертвования для клиники, которую они наспех обустроили в арендованном доме. Жорж присоединился к комитету торговцев, собиравших продукты, они привозили пшеницу, масло и сахар из Наблуса, Дженина и Рамаллы. Ибрагим патрулировал город вместе с комитетом по противодействию ворам и шпионам. А Башар страстно мечтал вступить в вооруженный комитет, где молодых людей обучали стрельбе из винтовок и легких пулеметов. Жорж не разрешил, но и впрямую не запретил. Он только настоятельно попросил кузенов не давать Башару оружие, а отправить его на помощь тем, кто роет окопы и возводит заграждения из мешков с песком.
Амаль пришлось остаться в доме. В свои шесть лет она была достаточно большой, чтобы все видеть, но слишком маленькой, чтобы влиять на происходящее. Она сидела скрестив ноги на ковре, прислонившись головой к теплому, знакомому телу бабушки, и смотрела, как ее старые морщинистые пальцы ведут иглу по красной ткани. Бабушка вышивала тауб – длинный льняной кафтан, который по торжественным случаям надевали все палестинские женщины, даже те, кто в повседневной жизни носил юбки и блузки. Узоры вышивки рассказывали об истории их деревень и городов, нити окрашивались кожурой граната, толчеными ракушками и виноградными листьями.
– Кто увидит тебя в этом платье, – сказала бабушка, – тот прочтет по нему твое происхождение. Оранжевые ветви на вырезе символизируют поля вашей семьи. Зеленые треугольники – это кипарисы, которые защищают апельсиновые деревья от ветра, так же как и платье должно защитить тебя от тяжелых времен. А волнистый узор цвета индиго говорит о Средиземном море, глубоко вплетенном в твою душу.
* * *
В последнюю ночь перед нападением они все вместе сидели на крыше и пили чай, как и в летние ночи в Яффе, – только на этот раз они видели не изобилие звезд, а бездонную темноту между ними. Жорж не делился с детьми своими мыслями. Есть вещи, которые не должен знать ни один ребенок. Настал момент, когда отцовской любви оказалось недостаточно, чтобы оградить детей от жестокости мира. Жорж задумался, не было ли ошибкой, что они остались в Лидде. Точно так же, как после побега из Яффы он задавался вопросом, не было ли ошибкой их бегство. Что бы он ни делал, взвешивая интересы семьи и страны, в любом случае за все приходилось платить. Через несколько недель, сказал Жорж дочери, мы снова будем жить дома. Станем есть мороженое на проспекте Короля Георга, все вместе. И Амаль не стала ему противоречить. Выстрелы в ночи звучали все ближе и ближе, но она хотела показать отцу, что не боится.
Глава
14
Наступление началось в жаркий летний день, 10 июля. Они были дома, все. Даже Башар. Бойцы отправили его домой. Толку от тебя никакого, сказали ему, ты еще не мужчина. Мариам ушла в медпункт, взяв с Башара обещание не выходить из дома. И он сдержал обещание. Даже когда снаряд попал в дом напротив и стена рухнула, похоронив двоих детей. Он остался с Амаль, а Жорж и Ибрагим побежали туда и принялись голыми руками расчищать завалы, чтобы отыскать детей. Башар остался дома и когда появились самолеты и на город полетели бомбы. Амаль, Башар и Джибриль сидели на ковре с бабушкой, включив погромче радио, и подпевали патриотическим песням, чтобы заглушить взрывы и вой санитарных машин. Мимо дома проносились джипы с ранеными. Через открытую дверь они видели, как бойцы несли в больницу окровавленные тела. Плохие новости шли одна за другой. Пал аэропорт. Рантия на севере. Вильгемия. Приглушенные артиллерийские взрывы эхом разносились по равнине, вокруг поднимались клубы дыма. Прямо около их дома вдруг разгорелся громкий спор. Один мужчина выбежал на улицу, размахивая белой тряпкой, привязанной к метле, а остальные в ярости бросились его останавливать. Мы не сдадимся, кричали они, вырывая ткань у него из рук. Вечером вернулась Мариам, измученная, взволнованная, но не сказала ни слова. Быстро что-то поела и ушла опять в медпункт. Улица перед домом была заполнена людьми, бежавшими с окраин Лидды. Они спали под открытым небом. Ночью было слышно только стрекотание сверчков. Люди молчали. Не было видно ни одного вооруженного человека, все они затаились в обороне вокруг города.
На следующее утро самолеты прилетели снова. С неба дождем посыпались белые листовки. Умевшие читать поднимали их и с проклятиями тут же отбрасывали. Но в основном люди искали еду. Они ходили от двери к двери, вымаливая кусок хлеба. Башар и Амаль шли по улице, когда услышали первые выстрелы. Они находились между домом и медпунктом – тетя послала их к Мариам с едой. Поднос с лепешками, оливками и фетой Амаль несла на голове, как это делают взрослые женщины; Башар тащил канистру с водой. Они хотели было повернуть и бежать обратно к дому, как вдруг увидели, что прямо на них мчится целая колонна. В джипах и бронемашинах сидели мужчины в куфиях, поначалу показавшиеся им иорданскими солдатами. Но люди в панике разбегались с криками: Yahud! Yahud! [28] Израильские солдаты стреляли из пулеметов по всему, что двигалось. Амаль повалила Башара на землю. Стену над ними пробила очередь; машины пронеслись мимо, со
