всех сторон сыпались разбитые оконные стекла. Когда пыль осела, они услышали кашель выживших и стоны раненых. Жорж уже бежал к ним от дома, он обнял их.
– Ранены?
Амаль не знала. Она чувствовала только, что руки и ноги онемели и она почти ничего не слышит.
– Быстрее в дом!
Он схватил ее на руки и побежал обратно, как вдруг два джипа развернулись перед мечетью и принялись палить по клубящейся пыли вокруг, бессмысленно кружась по площади. Жорж повалил детей на землю, защитив их своим телом. Из полицейского участка иорданские солдаты открыли огонь, израильтяне выскочили из джипов и, укрывшись за ними, стали стрелять в ответ. Пули летели со всех сторон. Жорж и дети отползли за невысокую стену, за которой солдаты не могли их видеть. На улице лежали трупы. Дом Ибрагима был на другой стороне, недосягаем. Они не могли двинуться ни вперед, ни назад. Но со своего места могли видеть медпункт. Дверь открылась, и оттуда вышли два человека в форме Красного Креста. Мужчина в брюках и женщина в юбке. И тут Амаль поняла, что эта высокая женщина – ее мать. Сердце у нее замерло. Солдаты выпустили очередь по улице, и медики метнулись обратно, но дверь не закрыли. Амаль увидела, что в десяти-пятнадцати метрах от медпункта лежит раненый человек. За ним тянулся кровавый след, мужчина еле-еле полз, но силы, похоже, окончательно оставили его. Из медпункта ему что-то кричали, но он лишь слабо поднял руку. Со всех сторон свистели пули. Из своего укрытия Амаль увидела, как Мариам бросила веревку из открытой двери, в сторону мужчины. Тот сумел ухватиться за нее. Мариам потянула, но мужчина уже слишком ослаб, чтобы удержать веревку. Вокруг его тела растекалась лужа крови. Потом он перестал двигаться.
Амаль трясло. Она больше не контролировала свое тело, словно оно ей не принадлежало. В горле пересохло, в каждом вдохе вместо воздуха была пыль. Только ощущая рядом дыхание отца и брата, она понимала, что еще жива. Через полчаса, которые показались вечностью, Амаль услышала, что пулеметные залпы удаляются. Жорж поднялся, сгреб детей и побежал к дому. Амаль не знала, как ей удалось добраться туда на дрожащих ногах. Захлопнув за собой дверь, они обнялись, не веря, что живы.
Около двухсот тел лежало на улицах. Жорж и Башар помогали медикам класть раненых на носилки и переносить их в медпункт. Воздух оглашали детский плач и крики женщин, разыскивающих своих детей. Мужчины бродили, простирая руки к небу и взывая к Богу о помощи.
Вечером израильские бронемашины заняли центр. Голос из громкоговорителей эхом разносился по городу. Все жители старше пятнадцати лет должны были покинуть свои дома и явиться в Большую мечеть. «Любой, кого найдут на улице после наступления темноты, будет расстрелян!»
Солдаты выламывали двери и выталкивали людей из домов. Улицы Лидды заполнили сотни людей, старых и молодых; опустив головы, они брели к мечети, мимо трупов соседей и родственников. Зрелище было ужасающим и жалким разом: эта молниеносная атака сломила людей.
* * *
– Не трогай меня! – Ибрагим оттолкнул руку солдата, который стоял посреди гостиной и кричал: Barra! Barra! Прочь! Прочь! Второй солдат, которому не было и двадцати, ударил старика прикладом в бок. Ибрагим согнулся. Но не упал. Башар кинулся к нему, прося отпустить деда. Один из солдат схватил мальчика и потащил его к двери.
– Не трогай ребенка! – крикнул Жорж, преградив ему дорогу.
Солдат ударил его прикладом. Жорж упал. Перепуганная Амаль попыталась помочь отцу встать, но он сам поднялся.
– Давай! Вон!
Жорж посмотрел молодому солдату прямо в глаза и сказал на иврите:
– Вы в нашем доме. Ведите себя пристойно.
Солдаты опешили.
Жорж взял Башара за руку. Взглядом показал Ибрагиму, что умнее не давать солдатам себя унижать перед детьми. Именно потому, что детям еще не было пятнадцати, Жорж не хотел оставлять их одних в доме. Он велел Амаль и Джибрилю идти с ним и подтолкнул их к двери мимо молчавших солдат. Те не заикнулись о том, что дети еще маленькие, впрочем, они и сами были еще почти детьми, воевать их обучили, а вот что делать в домах мирных жителей, они не знали.
* * *
Повсюду лежали трупы. Соседи. Женщина, которая еще утром просила хлеба для своих детей. Собаки. Амаль увидела ошалелого малыша, не понимающего, куда ему податься. А солдаты стояли, непринужденно привалившись к своим джипам, опустив винтовки. Они свое дело сделали.
– Идите с поднятой головой! – велел Ибрагим.
Размеренно, неторопливо он двинулся мимо солдат. В тот момент Амаль поняла то, что никогда не забудет до конца жизни: пусть у тебя больше нет выбора, но ты можешь сохранить достоинство.
Один из солдат взглянул на Амаль, когда она проходила мимо. Молодой светловолосый мужчина, симпатичный, даже дружелюбный – по отношению к своему товарищу, которому он зажег сигарету. Почему они ненавидят нас, спросила себя Амаль, и тут же поняла, что это вовсе не ненависть, лично ее они не ненавидят. Что это скорее презрительное безразличие, словно арабы для них не люди, а некая масса.
* * *
В мечети толпились сотни, если не тысячи людей. Амаль крепко сжимала руку отца, чтобы не потеряться. Двор и молитвенный зал заполняли мужчины, женщины и дети. Снаружи, во дворе, негде было укрыться от солнца. А внутри царила жаркая духота. Люди стояли, прижавшись друг к другу, невозможно было пошевелиться, не говоря о том, чтобы сесть. Воздух пропах потом, отдавал мочой. Жажда становилась невыносимой. Пить им не давали. Если кто-то принимался жаловаться, солдаты пускали очередь над головами. Во дворе был только один колодец – для ритуальных омовений. Люди передавали друг другу воду в ладонях. Многие падали, теряя сознание от жажды, жары и страха. На закате стало настолько нестерпимо, что солдаты разрешили женщинам и детям разойтись по домам.
* * *
– Запритесь в доме, – наказал детям Жорж, Башару он сказал, что теперь тот отвечает за младших. – Будьте сильными и держитесь вместе!
Башар пообещал ему защищать Амаль и Джибриля. К ним приблизился солдат и велел поторапливаться. Амаль напоследок еще разок обернулась на отца, который выглядел в толпе таким одиноким. Его прощальный взгляд должен был подбодрить ее. Но Амаль отчетливо увидела, что он боится. Не за себя, за детей. А она боялась за отца. Снаружи в темноте раздавались выстрелы. Бойцы, засевшие в полицейском участке, продолжали сопротивляться.
* * *
После того как отпустили женщин и детей, в мечеть согнали новых мужчин. В полночь стало так тесно,
