Судя по немецким источникам, в первый день войны немцы испытывали трудности не столько из-за сопротивления наших войск, дезорганизованных внезапным нападением врага и противоречивыми указаниями «сверху», сколько из-за труднопроходимой заболоченной местности. В их документах отмечено, что «лишь после 9 часов утра действия советских войск стали носить более целенаправленный характер». 3-я танковая дивизия Моделя вышла на танковый маршрут № 1, опередив 4-ю тд. Характерно, что в целях обеспечения высоких темпов продвижения танковым соединениям немцы выделяли специальные маршруты (Panzerstrasse), которые не должны были занимать пехотные части и их конные обозы.
Выдержки из истории 3-й тд Моделя:
«С этого момента основные силы обеих дивизий 24-го корпуса генерала Гейера, насчитывающие 440 танков, действовали вдоль дороги Кобрин – Береза – Слуцк, следуя друг за другом. <…> К исходу дня части дивизии Моделя достигли р. Мухавец. Так как деревянный мост был уже сожжен дотла, дальнейшее продвижение застопорилось. Общее продвижение, считая от границы, составило 18 км, вместо запланированных 80. На следующий день в полдень были захвачены Кобрин и мост через канал Буг-Днепр. Продвинувшись ещё примерно на 65 км, передовые части 3-й тд захватили районный центр Березу-Картузскую.
Русские были полностью захвачены врасплох нашим нападением. Они оказывали незначительное сопротивление и вели сдерживающие действия, используя условия местности (лес и болота). Вражеские танки, беспорядочно отходящие от Брест-Литовска на восток, были захвачены или уничтожены. В течение первых двух дней войны 3-я тд уничтожила 197 вражеских легких танков и несколько сотен орудий различных калибров. Но в эти же дни значительные потери понесли небронированные войска и тыловые колонны, причиненные вражескими войсками, отрезанными от своих главных сил. Они скрывались около маршрутов движения, открывали внезапный огонь, и могли быть побеждены только в интенсивном рукопашном бою. Немецкие войска раньше не испытывали этот тип войны. Вражеские самолеты имели хороший шанс напасть на наши войска, потому что мы шли только по одной дороге, но они были неспособны остановить наше наступление»[183].
Быстрое продвижение крупных сил противника в глубину нашей территории привело к срыву многих планов советского командования. Сразу же выявилось несоответствие планов прикрытия складывающейся реальной обстановке. В числе других были сорваны и планы введения в действие сил и средств разведки, которые на бумаге были отработаны до деталей. Подробно, по часам были расписаны порядок отмобилизования разведорганов, укомплектования их личным составом, вооружением и техническими средствами, определен порядок сбора и доподготовки агентов оперативных пунктов с началом отмобилизования для ведения разведки в тылу противника. Для этого были поданы заявки на обеспечение их иностранной валютой на три месяца войны (немецкие марки, а также польские злотые, не менее 300 в месяц на человека), цивильной одеждой, а также военным обмундированием и оружием немецкого образца. Планировалось и создание партизанских отрядов для действий, как на нашей территории, так и на территории противника[184].
Увы, с началом боевых действий сведения о противнике добывались главным образом в ходе боя. Но своевременно передать их в штабы армий и в штаб фронта из-за отсутствия и частых перерывов связи зачастую было невозможно. И дело было не только в низкой укомплектованности штабов радиосредствами и слабой подготовке связистов. Командиры и штабы не были приучены к использованию радиосвязи, не были отработаны документы по скрытому управлению войсками. Как выяснилось позднее, на радиоузле штаба фронта не было учета принятых донесений и шифрограмм, некоторые из них докладывались с опозданием от нескольких часов до 10 дней. Допускались даже задержки с передачей шифровок серии «молния».
Например, разведсводка № 7 на 22.00 25.6.41 с ценными данными о движении моторизованных частей противника на Слуцк и Слоним была доложена адресату только 29.6.41. В ней, в частности сообщалось:
«19.20 25.6. Движение автоколонн:
<…> 2-я – центр Миловиды – длиною 4–5 км,
3-я – головой мост через р. Грывда, хвост – ст. Косув,
4-я – от ст. Косув на пункт Косув,
5-я – мост через р. Жегулянка, хвост – ст. Гура,
6-я – Ружаны – Слоним – 4–5 км <…>»[185].
Генерал А.А. Коробков первое боевое донесение в штаб Западного фронта с началом войны смог направить только в 6.40. Командующий 3-й армией генерал В.И. Кузнецов до 10 часов утра 22 июня направил туда три боевых донесения, а командующий 10-й армией генерал К.Д. Голубев за это же время – всего одно сообщение[186].
Это объяснялось не только плохим состоянием связи. Командующие армиями, не имея достоверных сведений о положении своих войск и противника и надеясь поправить дело, не решались доложить правду о складывающейся обстановке, потере управления и несанкционированном отходе частей. Их доклады основывались на основе отрывочных и устаревших данных. Тем самым они вводили в заблуждение и штаб фронта. Основные сведения о передвижении частей противника в первые дни штаб фронта получал в основном только от авиации. На все запросы Генштаба о данных наземной разведки начальник разведотдела фронта отвечал, что штаб фронта два дня связи со штабами армий не имеет, и никаких данных от наземной разведки не получает. Он доложил, что в разведотделы армий высланы делегаты.
В штабе фронта, не получая донесений от армий, к 22.00 на основе отрывочных данных сделали вывод, что в отличие от войск 3-й армии, которые отошли, соединения 4-й продолжают вести бой у границы. Генерал Павлов в 17 часов доложил в Генеральный штаб:
«Части Западного фронта в течение дня 22.6.41 г. вели сдерживающие бои <…> оказывая упорное сопротивление превосходящим силам противника <…> Части 4-й армии вели оборонительные бои предположительно на рубеже <…> Брест, Влодава»[187].
На самом деле войска ЗапФ под сильным давлением превосходящих сил противника были отброшены от границы и в беспорядке отходили на восток. Хотя в немецком тылу в районе Брестской крепости, у Семятичи и южнее Волчина действительно ещё шли бои. А на пинском направлении у Малорита и Влодава части 75-й сд успешно отражали атаки незначительных сил противника.
Таким образом. Генеральный штаб был также введен в заблуждение относительно положения под Гродно, где возникла опасность охвата правого крыла Западного фронта крупными силами противника. Советское командование явно недооценивало силы вражеской группировки, вторгшейся в пределы нашей территории. В вечерней сводке Разведывательного управления Генштаба от 22 июня 1941 г. констатировалось, что противник с ходу ввел в бой значительные силы, «а именно 37–39 пехотных, 5 моторизованных, 8 танковых дивизий, а всего 50–52 дивизий. Однако это составляет лишь примерно 30 % сил противника, сосредоточенных к фронту…»[188] (вывод разведчиков по составу армии вторжения был недалек от истины: в ней на 22 июня насчитывалось 166 дивизий (германских – 151, румынских – 15), а с учетом всех сателлитов Германии – 192 эквивалентные дивизии. Но в Генштабе не могли даже представить, что противник в первый удар вложит максимум своих сил.
Но в разведсводке был сделан важный вывод, что
«по направлению главных ударов 22 июня видно, что противник имеет ближайшими целями:
а) охватить и уничтожить нашу белостокскую группировку и б) создать условия для окружения львовской группировки, пользуясь в обоих случаях своим охватывающим положением на белостокском и львовском выступах.
Активные действия в направлении Вильно и Ковно, ведущиеся одновременно с ударами на Гродно и Волковыск, очевидно преследуют цель разобщения Северо-Западного и Западного фронтов»[189].
Для выяснения обстановки и оказания помощи командующим фронтами в организации боевых действий из Москвы были направлены несколько высших военачальников. После полудня 22 июня Жукову позвонил Сталин:
«<…> Наши командующие фронтами не имеют достаточного опыта в руководстве боевыми действиями и, видимо, несколько растерялись. Политбюро решило послать вас на Юго-Западный фронт в качестве представителя Ставки Главного командования <…>.
– А кто же будет осуществлять руководство Генеральным штабом в такой сложной обстановке?
И.В. Сталин ответил:
– Оставьте за себя Ватутина.
Потом несколько раздраженно добавил:
– Не теряйте времени, мы тут как-нибудь обойдемся»[190].
Но и Ватутина, заместителя Жукова, отправили на Северо-Западный фронт. На Западный фронт, который получил задачу разгромить сувалкскую группировку противника и уже 24 июня занять город Сувалки, прибыли маршалы Б.М. Шапошников и Г.И. Кулик, заместитель начальника Генштаба генерал В.Д. Соколовский и начальник оперативного управления генерал Г.К. Маландин. Все планы организованного вступления в войну рухнули. Надо было принимать решения, соответствующие обстановке. Но в этот столь ответственный момент Генштаб был, по существу, обезглавлен. Вождю не нужны были рядом свидетели его «гениальной прозорливости»: мало ли что могло прийти в голову военным…
