Ее вежливо попросили покинуть заведение. Она расплатилась, с трудом разобравшись в достоинстве купюр, обнаруженных в сумочке. Потом выползла на улицу, двумя руками цепляясь за перила, и позвонила лучшей подруге. Кое-как рассказала о том, что ее хотят убить новые сослуживцы, что она нарушила диету и теперь не знает, что делать.
— Я же тебе говорила, что делать! — прошипела Тамара, не приняв всерьез ее опасений по поводу сослуживцев. — Пойти в туалет и сунуть два пальца в рот.
— Но у меня уже нет под рукой туалета, — пожаловалась Сабина. — Домой мне нельзя, к родственникам тоже… А к тебе можно?
— Я сейчас не дома, — многозначительным тоном ответила Тамара. — Поняла?
Вероятно, она нашла себе нового кадра и занималась охмурежем. На пути к счастью ее могла остановить только пуля в голову. Сабина знала это совершенно точно, поэтому положила трубку и стала ловить машину. С третьей попытки ей это удалось, и она даже загрузилась на заднее сиденье, ни разу не упав на асфальт. Однако законный вопрос шофера: «Куда едем?» — поставил ее в тупик. Действительно, куда она едет?
Ей некуда ехать. Ни в один подъезд она не зайдет, опасаясь, что ее уже подстерегают внутри. И тут спасительная мысль о квартире Тверитинова посетила ее пьяную голову. Во-первых, перед его домом шлагбаум, которым заведует охранник — самый настоящий, с оружием. Во-вторых, внутри, в подъезде, светло, как в Кремлевском дворце. На посту днем и ночью сидит консьерж и ест свои бутерброды. В квартире Тверитинова ей ничего не грозит! Правда, он велел ей не приезжать, но ведь у нее же форс-мажорные обстоятельства.
Как приличная девушка, Сабина решила позвонить хозяину и уточнить, могутли эти форс-мажорные обстоятельства простить ее вторжение. Набрала номер и буквально через секунду услышала его тихий голос. Вместо того чтобы поздороваться или узнать, что случилось, Тверитинов коротко спросил:
— Что вам нужно?
Вероятно, он находился в театре — было слышно, как «разыгрывается» оркестр и вразнобой пиликают скрипки.
— Я хотела спросить… — начала Сабина.
Однако что-то произошло со связью, телефон чирикнул и отключился. Шофер нервничал, ему хотелось поскорее тронуться с места. И тогда Сабина велела ему ехать на Огородный проезд. Пока ехали, она окончательно окосела и по прибытии на место попыталась расплатиться мятой десяткой. Шофер возражал. Она подралась с ним, сломала переднее сиденье в его машине и не была убита тут же только потому, что за нее заступился тот самый охранник на шлагбауме, на которого она возлагала такие большие надежды, Войти в подъезд оказалось достаточно сложно, потому что дверь возникала то справа, то слева от нее. Сабине никак не удавалось остановить это мельтешение, но с божьей помощью она все же сумела ухватиться за ручку входной двери.
Увидев ее, консьерж встал. Она подошла к нему походкой пьяного матроса и перегнулась через стойку. Увидела бутерброд, протянула руку и схватила его. Бутерброд оказался большим и ужасно вкусным. Таким вкусным, что Сабина даже не поняла, что лежало на хлебе — так быстро она его проглотила.
— Приятного аппетита, — сказал озадаченный консьерж. После чего улыбнулся во весь рот.
Сабина обернулась посмотреть на него, но увидела только зубы и отшатнулась. Зубы тем временем не отставали. Они втиснулись вместе с ней в лифт и отобрали у нее ключи от квартиры. Внутрь она их, впрочем, не пустила, оттолкнув от себя обеими руками.
Самое обидное, что выключателей она не нашла, хотя искала долго и тщательно. Поэтому прямо в сапогах и плаще отправилась к себе в комнату, хватаясь руками за стены. В темноте найти ее оказалось непросто, но она справилась. Легла на кровать, подползла к тумбочке и хлопнула ладонью по ночнику. Жиденький свет разлился по помещению. Сабина попыталась слезть с кровати и напоролась на чемодан.
— Одежда, которая мне мала! — вслух сказала она. — Я выпила и нарушила диету. Мне нужно срочно прочистить желудок.
Тут ей в голову пришла благословенная мысль, что если она все равно будет чистить желудок, то почему бы ей перед этим не поесть как следует?
— Это же рецепт настоящей балерины! — напомнила она сама себе. — А балерины плохого не посоветуют.
Ей стоило больших трудов добраться до кухни и уцепиться за холодильник. Сабина очень обрадовалась, что внутри холодильника горит свет, потому что все выключатели в квартире исчезли окончательно и бесповоротно. На полках обнаружилось очень много вкусной еды. Она рвала зубами пакеты и пробовала все подряд: сосиски, сыр, творог, копченую рыбу, вареную картошку, помидоры, крабовые палочки…
Через некоторое время организм дал знать, что резервуар заполнен до предела. Пора было приступать к опорожнению.
— Первая часть совета балерины нравилась мне больше, — призналась Сабина сама себе.
Ей страшно не хотелось портить такой прекрасный вечер. Она улизнула от убийц, она в безопасности, она сыта… Что еще нужно для счастья?
Противный чертик у нее внутри вертелся и беспокоился, не позволяя ей сесть, прислониться щекой к стене и забыться благословенным сном. На автопилоте добравшись до туалета, она нащупала унитаз, кряхтя, встала на колени и с большой неохотой засунула два пальца в рот.
Ничего не произошло. Организм не желал отдавать награбленное. Она попробовала еще раз и для пущего эффекта даже сказала: «Бэ-э-э!». Ноль эмоций.
Стеная, Сабина поднялась на ноги и свесила голову вниз, решив, что в такой позе дело пойдет лучше. Однако ошиблась. Дело не шло. Истосковавшийся по работе желудок быстро и жадно переваривал пищу. Выдрать из него хоть что-нибудь не представлялось возможным.
Тогда Сабина стала совать в рот не два, а четыре пальца, попала себе в глаз и долго ругалась нецензурными словами.
Еще некоторое время она кружила вокруг унитаза, повторяя на все лады проклятое «Бэ-э-э!» и дергая себя пальцами за язык. До тех пор, пока кто-то не включил в туалете свет. Она зажмурилась, потом заморгала. Ей показалось, что она узнает лицо, которое оказалось прямо перед ее носом.
— О, босс! — воскликнула она совершенно в духе Романа Валерьяновича. — А я тут к вам в уборную заехала, чтобы вырвать. Вы не против?
* * *
Жанна Пальваль держала Тверитинова под руку. По ее губам, покрытым коралловой помадой, то и дело проскальзывала улыбка, которая казалась ему чертовски опасной. Змея, протаскивающая свое пульсирующее тело по влажной траве. Коралловая кобра.
— Послушай, Серж, ты так напряжен, что я начинаю нервничать. — Она называла его на французский манер, потому что отвыкла от русских имен.
Старые добрые нафталиновые имена, вытащенные из шкафа. Она встряхивала их, словно залежавшиеся меха, когда встречала прежних знакомых. Ее старикашку тоже зовут Серж. Не слишком приятная аналогия. Сама Жанна, возможно, находит в ней нечто пикантное.
— Неужели мы и правда едем к тебе? — мечтательно пропела Жанна. В некоторые фразы она вплетала мелодию, если они казались ей важными. — Как часто я вспоминала эти наши с тобой посиделки! Торшер, рюмка ликера, толстый плед, которым мы укутывались…
Ликер пила только она, Тверитинов никогда не любил сладкого. В плед тоже заворачивалась она, потому что ему постоянно было жарко. Ему и сейчас было жарко. Хотя сегодня именно Жанна вела партию, а он стоял на сцене, как идиот, и понимал, что у него не будет передышки, времени для раздумья. Никакого антракта. Сразу финал.
Однако Жанна не давала ему уходить в себя. Она, как никто, умела вовлечь статиста в действие, происходившее на сцене. Она подсказывала ему слова. Она поощряла его так, что постепенно внутри у него разгорелся тяжелый огонь, с которым вряд ли можно было справиться в одиночку.
— Ты по-прежнему держишь чай в жестянке со слонами? — смеясь, спросила Жанна, когда он подал ей руку, помогая выйти из машины.
Рука все еще была в перчатке, и прикосновение перчатки к голой ладони оказалось страшно возбуждающим. Она не собиралась пить чай, и они оба отлично об этом знали. Может быть, шампанское… Потом…
Они прошли мимо консьержа, который почему-то страшно напрягся. Хотел что-то сказать и даже привстал со своего места, но Тверитинов осадил его одним взглядом. Жанна первой вошла в лифт и, как только створки его сомкнулись, обняла своего спутника руками за шею и приникла к нему пылающим ртом. Поцелуй получился длиной в семь этажей.
К тому моменту, когда они оказались наверху, огонь разгорелся с такой силой, что треск сучьев мог услышать кто угодно. Впрочем, на лестничной площадке никого не было, и они принялись самозабвенно целоваться, медленно продвигаясь к двери. Его руки пустились путешествовать по ее одежде, отыскивая застежки и беззастенчиво расправляясь с ними. Ее пальцы распутали узел галстука и потянули рубашку из-под брючного ремня. Потом забрались под нее и отправились путешествовать по его спине.
