Под кожей Кэма колол холодок, потому что, да, Джона был прав. Это была мнимая реальность, «безопасное» представление внешнего мира, которым не являлось.
— И то правда.
Прежде чем он успел сказать что-то ещё, Уитни вернулись с чаем. Кэмерон откинулся на спинку стула, чтобы освободить место.
— Прости, Кэмерон, я не подумала спросить, хочешь ли ты чаю, — нахмурилась Уитни.
— Без проблем. Если я попытаюсь идти и пить одновременно, то всё равно разолью всё на себя, — он надеялся, что самоирония может рассеять тяжёлое настроение, которое повисло между ним и Джона.
Смех Уитни прозвенел как колокольчики на санях, когда она выпрямилась, по дороге похлопав Кэмерона по плечу.
— Хорошей вам прогулки.
— Спасибо, — сказал Кэм.
— Пока, Уитни, — сказал Джона.
Кэмерон подождал несколько неловких мгновений, прежде чем перевести взгляд обратно на Джона. Мужчина жевал свою губу и бросал взгляды из-под ресниц. Им нужно было вырваться из облака напряжения, и скорее.
— Ну что, пойдём?
Джона кивнул и соскочил со своего стула быстрее, чем должно было быть возможно, оставляя позади забытый чай. Ему явно хотелось свежего воздуха и псевдо-свободы. Как делали много раз, они вышли через прихожу, на этот раз снимая одежду, вместо того, чтобы надевать больше. В больнице всегда было довольно прохладно, так что большинство людей одевались тепло.
Джона снял свой пуловер с капюшоном, в то время как Кэмерон избавился от форменной куртки. Кэмерон взял оба предмета одежды и повесил на крючки, затем открыл дверь, давая Джона пройти первым. Выйдя следом, Кэмерон взял со стены рацию и прикрепил к своему ремню, просто на всякий случай. Он выучил свой урок с первого раза.
Двор был в полном цвету, переполненный пышными гортензиями, жёлтыми форзициями, азалиями и кизилом. Это определённо было лучше, чем шагать через метры снега.
Они пошли по тропе в лес, которая тянулась вдоль маленького ручья. Весенняя оттепель превратила ручей в более существенный поток, чем обычно, но шириной он был всего несколько метров. Прямо за рекой располагался забор со всей своей сеткой-рабицей и колючей проволокой, дабы они не забывали, где находятся.
Когда тропа сузилась, Кэмерон пошёл вперёд, а Джона шёл в нескольких шагах позади. Никто не говорил, пока они шли вдоль реки, но тишина не была некомфортной. Они слушали, как дрозды и кардиналы танцуют и щебечут на ветках над ними; чувствовали бриз на своих лицах и запах почвы пропитанных водой берегов реки.
Кэмерон услышал глухой стук позади себя и развернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как Джона споткнулся о торчащий корень и полетел вперёд. Кэм схватил его за руки, чтобы не дать упасть лицом на лесную землю. Он застыл, когда понял, что это первый раз, когда он коснулся голой кожи Джона, не считая прерванной попытки изучить его шрам на лице.
Через подушечки пальцев Кэма тепло кожи Джона поднялось по его рукам. Это тепло было практически жидким, напоминая поднимающуюся в термометре ртуть. Когда их взгляды встретились, Кэмерон покраснел от нервозности, но не мог отвести глаз от пронзительного взгляда Джона. В этих глазах было настолько больше, чем в каких-либо других. Джона видел вещи, которые никогда не увидит никто другой. Кэмерону хотелось только прильнуть и поцеловать его; он бы так и сделал, если бы не боялся, что это помешает прогрессу, которого достиг Джона, что он мог спокойно гулять, без каких-либо приступов.
После того, как Джона встал на ноги, Кэмерон позволил своим пальцам задержаться, большими пальцами поглаживая кожу парня, хоть и волшебство, созданное их взаимными взглядами, разрушилось. Кожа, которой касалась правая рука Кэма, казалась грубой и с ямочками, в противоположность мягкой гладкости на другой стороне. Опустив взгляд, он понял, что левая рука Джона покрыта сетью шрамов от ожогов.
Вздох вырвался раньше, чем Кэмерон успел его сдержать. Джона отдёрнулся от него, без злости, и робко ему улыбнулся.
— Мой герой, — произнёс он, хрипло смеясь. — Пойдём дальше. Я постараюсь не быть таким неуклюжим.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Он избегал проблемы, и Кэмерон позволил ему это. Шрамы его не касались и не уменьшали красоты Джона в его глазах. На этот раз оставаясь сзади, Кэмерон пошёл за Джона через лес, оглядывая тропу на предмет помех.
— Меня похитили.
Слова были такими тихими, что Кэмерон не был полностью уверен, что ему это не показалось и не навеяло ветром. Но затем Джона продолжил.
— Мне было четыре, может пять лет. Мама всегда лукавила насчёт деталей.
Сердцебиение Кэма ускорилось в три раза. Он должен был что-то сказать, или от этого Джона только замкнётся? Да и что отвечать на такое?
— Это... невообразимо.
— Меня удерживали почти два года, прежде чем я наконец сбежал, — Джона помахал Кэму левой рукой, через плечо. — Оттуда и шрамы. То место, где меня держали... я сжёг к чертям всё вокруг себя, просто чтобы выбраться.
Кэмерон застыл на месте, не в силах сделать следующий шаг. Плечи Джона напряглись, будто он готовился к удару. Возможно, он надеялся, что Кэмерон просто позволит ему пойти дальше и будет вести себя так, будто дело невелико. А оно было велико.
Медленно, Джона развернулся лицом к нему, со сдержанностью на лице. Он больше ничего не сказал, просто ждал.
— Это не всё, — это был не вопрос, просто констатация факта. Похищение ужасно само по себе, но Кэмерон видел Джона в худшем его состоянии, и его преследовало намного больше.
— Далеко не всё, — ответил Джона, медленно качая головой, будто тонул в патоке. — Это всё, что я могу сейчас сказать. Всё, что приходит в голову.
Кэмерон кивнул, и, без лишних слов, Джона развернулся обратно и пошёл дальше. Информации было практически слишком много для мозга Кэмерона. Кто бы мог подумать, что милый, прекрасный ребёнок Джона был украден из дома и брошен в какое-то место, которое ему буквально пришлось сжечь, чтобы выбраться.
Они вышли на обзорную площадку, которая представляла собой не больше, чем деревянный настил, выступающий над рекой. Джона поднялся по ступенькам и подошёл к перилам, опираясь на них локтями. Кэмерон встал рядом с ним, но не смотрел на реку. Вместо этого он наблюдал за Джона — за его сдержанной позой, лёгкой дрожью мышцы, расширенными глазами — и думал, сорвётся ли он снова.
— Что ты видишь, Джона? — наконец спросил он, не в силах выдержать напряжение.
Тишина тянулась так долго, что Кэмерон задумался, услышал ли его вообще Джона. Но затем мужчина сделал глубокий вдох.
— Я вижу огонь, — прошептал Джона. — Повсюду. Всегда. Вижу кровь и боль. Вижу мёртвых людей и тех, кто должен быть мёртв, но пока нет. И это просто обычная среда.
Кэмерон больше не мог этого выносить. Как бы это ни было неприемлемо — потому что к чёрту приемлемость, когда другу больно — он мягко сжал плечи Джона и потянул, пока тот не оказался к нему лицом. Он считал маленькой победой то, что Джона не поморщился от его прикосновения.
Одной рукой, Кэмерон схватился сзади за шею Джона и притянул его в крепкое объятие. Тело в его руках дрожало так сильно, но так незаметно, что просто вибрировало от кинетической энергии, которую не должен был сдерживать один человек. Кэмерон сжал его крепче, в слабой попытке успокоить дрожь, но это всё, что он имел.
После нескольких напряжённых мгновений Джона прильнул к его груди, утыкаясь лицом в его майку. Кэмерон чувствовал, как пальцы Джона сжимают и отпускают ткань, напоминая действия кота. Наконец, он издал один судорожный всхлип, затем глухой стон, а затем плотину прорвало.
Казалось, будто всё тело Джона просто сдалось. Его ноги подогнулись, но Кэмерон не дал ему упасть. Вместо этого он поддержал Джона и вместе с ним медленно опустился на колени на деревянные доски настила. Он не ослабил объятие, просто держал и держал, пока Джона выплакивал свою печаль в изгиб его шеи. В этот момент, впервые, Кэмерон понял, каково чувствовать раскалённую добела ярость. В нём горела ненависть к тому, кто разорвал этого маленького мальчика на части, заставляя его вырасти в мужчину, который едва держал себя в руках.
