губы, но возражать не стала.
Еще не было и восьми часов вечера, когда Минни засобиралась в свою комнату, чтобы подготовиться к завтрашнему дню: надо было упаковать чемоданы, приготовить украшения, примерить туфли, да мало ли еще что! Да еще и выспаться — завтра придется вставать ни свет, ни заря: в девять часов придет парикмахерша для укладки волос. Ричард и Эдит тоже разошлись по своим комнатам, волнуясь и предвкушая завтрашний двойной праздник.
Первым делом, с помощью Кэти, Минни уложила два больших чемодана, запрятав подарки Элис на самое дно. Туда же, после небольшого колебания, последовал ее любимый плюшевый медвежонок. Чемодан с компроматом она закатила под самую кровать.
Потом Минни с замиранием сердца примерила нежнейшее белое кружевное платье, украшенное крупными чайными розами, вшитыми от левого плеча к правому бедру, белую фату, белоснежные туфельки из тончайшей кожи и великолепный бриллиантовый гарнитур — подарок отца. Минни долго крутилась перед зеркалом. Как же она была хороша!
Минни уже улеглась в постель, когда в дверь постучала Эдит. С самым торжественным, хоть и смущенным видом, она вручила дочери белье для первой брачной ночи.
Минни не знала смеяться ей или плакать и всеми силами пыталась удержать серьезное выражение лица: перед ней красовалась длиннющая белоснежная ночная сорочка, сшитая из толстенного полотна, с длинными рукавами и высоким воротом. Залезать в нее можно было только целиком, как в средневековую броню. Снимать тоже.
Сердечно поблагодарив мать за подарок и закрыв за ней дверь, Минни повалилась на кровать в беззвучном хохоте. Вот бы, правда, надеть эту броню и посмотреть, сможет ли всегда такой находчивый лейтенант Рострон найти в ней лазейку?! С другой стороны, рубашка, на ощупь, была сшита из такого же толстенного полотна, что и корабельные паруса. Рострон может вполне почувствовать себя в своей стихии — будет лазать по ней, как по мачте!
Представив себе эту картину, Минни не выдержала и расхохоталась, а потом долго не могла угомониться, так ей стало весело.
Наконец, она уснула. Снился ей улыбающийся Артур Рострон, натирающий вазелином корабельный парус.
Глава 9. Герцоги и пираты
Как все мечтательные девочки, со временем превращающиеся в не менее романтически настроенных барышень, Минни, конечно же, мечтала и фантазировала о своей свадьбе. О блистательном наряде, о торжественном шествии под руку с отцом от самого входа церкви до алтаря под звуки божественной музыки. Ей виделось, какое сногсшибательное впечатление она производит, как в пантомимном медленном восторге раскрываются рты присутствующих, и все шепчут — какая красавица невеста, какое платье, какие украшения, какая шикарная свадьба! Образ жениха, при этом, оставался подернутым белоснежной дымкой, вроде серебристого облака: на ее празднике он оставался второстепенным персонажем, статистом. Это она была королевой, она, Минни, правила балом. Это должен быть ее самый главный день, день, в котором важнее нее не будет никого на белом свете, ни короля, ни султана! Она запомнит его каждый час, каждую минутку, свое каждое движение, несомненно, грациозное и величественное.
Как же могло так получиться, что когда этот долгожданный, отвоеванный день венчания, наконец-то, настал, оказалось, что серебристая дымка поглотила его основательную часть, оставив ей лишь проблески запомнившегося?! Память Минни, опутанная всем пережитым, молниеносным обручением, запечатлела лишь отрывочные эпизоды самого венчания, словно немые движущиеся кадры синематографа, или застывшие картинки, которыми она забавлялась в детстве.
Утренние приготовления прошли с волнующей скоростью, и были почти полностью забыты. И вот специально заказанная открытая карета с запряженными цугом четырьмя белыми лошадьми, в которой сидят Минни с отцом, величаво подкатывает к кованным железом широко распахнутым готическим воротам Церкви Святого Иоанна Крестителя. Волнующийся Ричард торжественно помогает дочери выбраться из кареты, Минни видит улыбающихся Макса и Клементину, которая одета в подобающе скромный, но роскошно-элегантный костюм подружки невесты. Клементина ласково целует Минни в обе щеки, подает ей букетик цветов и становится чуть позади. Откуда ни возьмись, появляются две девочки и хватают шлейф ее платья. Минни вздрагивает и не сразу узнает дочерей Лиззи. «А где же мама?!» — почему-то с ужасом думает Минни, и тут же успокаивает саму себя. Мама, конечно же, сидит в первом ряду в церкви, участвовать в процессии ей не полагается.
Ричард с Минни под руку подходят к темно-бордовой длинной ковровой дорожке и начинают свое медленное и торжественное шествие к алтарю. Вот оно! Вот самое главное, что случается в жизни девушки и сейчас произойдет с ней, с Минни. Надо запомнить все, все до мельчайшей подробности: улыбающиеся лица, канделябры, солнечный свет, пробивающийся сквозь мозаику готических стекол, даже строгий, неназойливо сладковатый запах ладана. Минни выпрямилась, совсем немного задрала носик, хотя этого почти не было заметно под полупрозрачной вуалью короткой фаты, и поудобнее оперлась на отцовскую руку, приготовившись величественно проплыть до алтаря.
Но у алтаря в белоснежной парадной форме лейтенанта военно-морского флота, при шпаге и эполетах, с фуражкой, зажатой в левой руке, стоял он, Артур. При звуках музыки он стремительно обернулся и лицо его осветила широкая восторженная улыбка, лучистые глаза почти что фосфоресцировали в глубине церкви. Улыбка эта, казалось, жила своей собственной жизнью, как у Чеширского кота из любимой сказки Минни, и заполнила собой весь храм. Завороженная, Минни двигалась к этим невозможно бирюзовым глазам, и больше уже никого и ничего не замечала.
Отец бережно подвел ее к жениху и, всхлипнув, отошел. Его Минни уже больше никогда не не будет Стоттерт! Артур теперь был совсем рядом, он взял ее за руку. Шафер подтолкнул его в плечо — так не полагается, но Артур только отмахнулся.
Викарий, как положено, три раза торжественно опросил присутствующих, не известны ли им причины, по которым данный брак не должен состояться. Таковых не оказалось, и вот уже Артур повторяет за викарием слова клятвы, что согласен взять в жены Этель Минни Стоттерт, оберегать ее, любить, уважать и заботиться о ней в здоровье и в болезни, до тех пор, пока смерть не разлучит их. Минни так захватывает мелодичность его глубокого взволнованного голоса, что она чуть не пропускает свою очередь приносить клятву, и Клементина слегка касается ее руки. Минни послушно повторяет за викарием, что готова любить, уважать и заботиться об Артуре Генри Ростроне в здоровье и в
