Старик кивнул на внука, охранявшего у сарая задержанных.
— А ты вон того паренька случайно не помнишь?
К своему стыду, Полынцев первый раз посмотрел на юношу внимательно (до этого было некогда).
— Неужели, Шустрик… Друг солдата Зотова?
— Точно, — кивнул старик. — Он же и могильщик на лодке, он же и беглец на «десятке».
— Гробокоп?!
— Называй, как хочешь. А мне он родный внучек.
— А на маяке, не он ли меня саданул по макушке?
— Нет. Это кавказцы за своим дружком приплывали.
Полынцев окинул взглядом двор.
Напротив крыльца, у сарая, сидели двое небритых мужчин, вид которых вызывал непроизвольное сочувствие. Грязные, испуганные и отощавшие, они с жадностью смотрели на яркое июньское солнце.
Эпилог
Инна шла по тротуару, поглядывая на лица встречных прохожих. Серьезные и веселые, задумчивые и строгие — все они, за редким исключением, были открыты и беззлобны. Но это снаружи. А что таилось внутри? Волчьи оскалы, ястребиные клювы, или милые овечьи мордашки? Как узнаешь? Для чего вообще людям дана способность лгать? Заложено природой? Но тогда почему ложь считается скверным поступком, за который предусмотрена уголовная ответственность? Ведь умение мыслить, помнить или забывать не преследуется по закону. Зачем выдуманы правила, ограничивающие природную суть человека? Не является ли это попыткой нарушить основы мироздания? В дикой природе нет понятий добра и зла, отсутствуют суды и тюрьмы, однако все устроено гармонично, естественно. Если медведь способен питаться ягодами, мясом, рыбой, лазать по деревьям и плавать — никто не ограничивает его возможности. Каждый вид делает, что умеет. Иерархия выстраивается сама собой. Хилые уступают место сильным, травоядные сторонятся хищников, маленькие прячутся от больших. Природа сама регулирует все процессы и отношения. Почему же человек выдумал для себя правила, за соблюдением которых вынуждена следить целая армия охранников? Кто-то скажет: «потому что люди — не животные». Ой, ли? Какова цель жизни зверей? Питаться и размножаться. А в чем смысл жизни современного «чела»? Сладко кушать и мягко спать (не одному, естественно). Попробуйте найти в этих ответах существенную разницу. Когда-то она действительно была и состояла в высокой духовности. Но сегодня о ней никто не вспоминает. Мало того: добрые, порядочные люди считаются последними лохами (слово-то какое выдумали), подвергаются насмешкам и нападкам со стороны циничных негодяев. Общество вернулось назад, в джунгли, где сильный подавляет слабого: кто успел — тот и съел; каждый сам за себя, и сытый голодному не товарищ. Так зачем нужны цивильные правила дикому примитивному обществу? Не лучше ли упразднить суды и тюрьмы — пусть все течет само собой, как устроено матушкой-природой?
Из грустных раздумий о законах мироздания Инну вызволил приятный мужской голос.
— Привет, красавица. Куда путь держишь? — нагнал ее сзади Полынцев, сверкая жизнерадостной улыбкой.
— Домой, — вздохнула девушка.
— О чем думаешь? О принце на белом коне или о славе-богатстве?
— Не поверишь — о законе.
— Почему не поверить — поверю. Сам о нем частенько размышляю.
— Интересно послушать. Расскажи. Быть может, наши мысли совпадают.
— Пожалуйста, не жалко. Я, к примеру, считаю, что если завтра упразднить всю милицию, то через месяц-другой на земле народу вообще не останется.
— Что за глупости ты говоришь?! В древние времена не было никакой милиции, и ничего, обходились, выживали.
— Так это в древние времена, тогда все по-другому было. Сегодня общество злое, жестокое. Я бы сам человек 10 пристрелил и еще 5 зарезал, чтоб помучались.
— А я думала, ты добрый.
— Так я добрый. Потому и говорю — 10, а не 1000 или 1000000.
— Нет, я по-другому рассуждаю. Мне кажется, что если не будет законов, то все образуется само собой, как в природе.
— Мы же не звери, — попытался возразить Полынцев.
— Так, с тобой все понятно, — прервала его Инна. — Бог с ней, с этой темой, будем считать, что проехали. Расскажи лучше, как у вас дела с риэлторами продвигаются.
— Нормально: колются, как семечки. Уже 5 эпизодов раскрутили и еще 2 намечаются. Сговорчивые ребята, покладистые, плачут, как дети, от счастья.
— От какого счастья?
— Что на нарах лежат, а не в гробах.
Инна подернула плечами.
— Страх божий, я бы там умерла, наверное, или с ума свихнулась.
— Я бы тоже, — признался Полынцев. — Кстати, как обстоят дела у демобилизованного солдата Зотова?
— Во-первых, это вовсе некстати. А, во-вторых, я дело уже прекратила, так что можешь успокоиться.
— Молодец. Я знал, что ты все сделаешь, как надо. Умница!
— Чего нельзя сказать о тебе.
— Я, между прочим, из себя умника не строю. Вот сегодня, к примеру, начальник розыска приглашал к себе в отдел, а я отказался.
Инна покрутила пальчиком у виска.
— Ума нет — на базаре не купишь.
— По этой причине и отказался, — подтвердил Полынцев. — Мне кажется, что в розыск нельзя брать людей со средним умишком. Сыщик должен быть, как Шерлок Холмс: с мощным интеллектом, редкими способностями, бесстрашным характером. Если ничего этого нет, то и делать в розыске нечего.
— Думаешь, у Мошкина таких способностей полные карманы?
— Я не о нем говорю. Я о подходе, в целом.
— Не смеши меня. В милиции таких людей нет, и никогда уже не будет.
— А раньше были.
— Тебе так кажется.
— Да я сам видел. Деревенский старик, в прошлом сотрудник, читает по глазам, как по бумаге, и видит насквозь, как рентген. В одиночку развел две банды и освободил в горах заложника. Причем, не выходя из дома.
— Как это?
— По телефону.
— Ну, значит, кончились сегодня самородки. Осталась одна серость. Дальше будет еще хуже, я думаю.
— Вот поэтому я в розыск не стремлюсь, чтоб серостью службу не захламлять. Вдруг появится самородок, а я его место занял. В смысле — бестолочь.
— Ой, какие мы самокритичные.
— На том стоим! — гордо кашлянул Полынцев. — А если серьезно, то особо хвастаться нечем. Преступление ведь дед раскрыл, не мы. Встретил незнакомых людей, распознал в них бандитов, сработал на удержание, как капкан. Представь, если бы такие спецы в ППС и ГИБДД служили. Сколько через них за день народу проходит — уйма. За полгода всех бы жуликов переловили.
— Думаешь, такие люди у нас появятся?
— Уверен. Пену сдуют, блатные связи признают паразитическими и начнут набирать в милицию Жегловых, в ФСБ — Исаевых, а в армию — Суворовых. Все встанет на свои места.
— А ты, правда, такой скромный или только передо мной рисуешься?
— Зачем мне рисоваться? Какой смысл?
— Чтобы впечатление произвести, редкие качества показать.
— И в мыслях не держал. Я же тебе говорил: скромность — мое второе имя. Кстати, у тебя родители в отпуск не уехали?
Инна от удивления захлопала ресницами.
— Откуда тебе это известно?
— Ничего мне неизвестно, поэтому и спрашиваю.
— Я говорю: про отпуск, откуда тебе стало известно?
— Сама же говорила.
— Я? Тебе? Когда?!
— Ну, не мне. По телефону говорила. Я как раз в кабинет заглядывал.
— Подслушивал, шпион?
— А что мне было делать — уши закрывать? Простите, не сообразил… Так уехали или нет?
— Ну, допустим, уехали. И что?
— А тебе домой картошка не нужна?
— При чем тут картошка?
— Просто мимо овощного ларька проходим, могли бы заодно купить.
— Почему именно картошку?
— Потому что она грязная и тяжелая. Я бы донести помог.
Инна посмотрела на него, прищурив глаза.
— Скромный, говоришь?
— Даже не сомневайся — сама скромность.
— Твоя хитрость, Полынцев, примитивна, как детская задачка.
— Что ты имеешь ввиду?
— Что в гости набиваешься, какие тут могут быть версии.
— А вот и ошибаетесь, гражданочка. Я об этом даже не думаю. И в подъезд к вам заходить не собираюсь. Поставлю сумку на крыльцо и сразу уйду… Итак, сколько килограммчиков возьмем — 15 или 20?
Инна прыснула в кулачок.
— Как я их, по-твоему, на пятый этаж потащу?
— Разделим на маленькие кучки, за 4 захода осилишь.
— Нет уж, если покупать, то немного. Мне одной все равно 20 кило не съесть.
— Так, значит, берем?
Инна посмотрела на него долгим изучающим взглядом.
— Ну, допустим… И что?
— Отлично! Ты хорошая хозяйка. Я это заметил еще в кабинете, когда чаем угощала.
— Только предупреждаю, — пригрозила она пальчиком. — Никаких чаепитий.
— Само собой. Ну что, пошли?
Инна еще раз окинула его долгим внимательным взглядом.
— Что ж… пойдем.
Посчитав, что скромность была проявлена в достаточной мере, Полынцев решил взять быка за рога.
