Петрусь пытался накалывать вилкой яйца в майонезе. Одну половинку ему удалось вытолкнуть с блюда на стол.
— Если я сломаю гаденышу руку, то чего будет? — тихо спросил Янушек.
— Придется ехать с ним в травмпункт и ужина не получится, — быстро ответила Шпулька. — Лучше не обращать внимания.
— Сейчас детям предоставляется полная свобода, — менторским тоном начал кузен Казик. — В свете новейших открытий психоаналитиков…
Когда у калитки позвонили, Тереске едва не стало плохо. В ней что-то взорвалось. Сердце покинуло грудную клетку и обосновалось где-то в горле, ноги приросли к полу, шея окаменела, так что головы было не повернуть, не посмотреть в окно на тропинку.
— Тереска, к тебе гость! — крикнул из прихожей пан Кемпиньский.
Странный паралич сразу же прошел, и Тереска вскочила. Она с великим трудом удержалась, чтобы не метнуться пулей в прихожую. Она была так уверена, что это Богусь, что никто другой уже не может прийти, что разочарование поразило ее, как гром с ясного неба. Ей вдруг захотелось плакать.
Объективно Януш был очень даже недурен как поклонник — не навязчивый, тактичный и милый, но сейчас он показался ей безгранично противным. Она почувствовала, что ненавидит его до безумия только потому, что это не Богусь. Просто смотреть на него не может. Тереска с трудом выдавила из себя какие-то слова благодарности за открытку и конфеты. Да она в рот этих конфет не возьмет!
— Ну что ж, пришел последний, кого мы ждали! — с явным облегчением воскликнула тетка Магда, которая последние десять минут убирала ножи из пределов досягаемости Петруся. — Давайте наконец сядем за стол!
«Черт, черт, черт!» — безнадежно подумала Тереска, потому что ничего другого ей в голову не приходило. С вершин счастья она вдруг упала на дно тупого отчаяния. Богуся нет. И не будет…
Мир потемнел, ее собственное солнце потухло. Надежда, правда, умерла последней. В девять вечера она еще слабо дышала. В десять гости стали расходиться. В одиннадцать наступил конец. Конец именин, конец надежды, конец света…
Тереска до последнего сидела с отчаянием в глазах, сохраняя на губах приветливую улыбку, от которой заболели щеки. Она еще раз улыбнулась, поднимаясь к себе наверх, и только в ванной ей удалось заставить онемевшие мышцы расслабиться.
На следующий день было воскресенье, и надежда снова ожила. Богусь ведь мог приехать накануне очень поздно вечером, и в таком случае он нанес бы визит только сегодня. Моросящий дождь прекрасно оправдывал нежелание выходить из дому, и Тереска могла спокойно ждать…
В понедельник, вернувшись из школы, она нашла поздравительную открытку.
Две фразы, начертанные Богусем, пролили бальзам на тяжко страдающую душу. Тереска вдруг почувствовала, что до сих пор жила в страшном напряжении, сжав зубы, силой удерживая нервную дрожь, которая то и дело возникала где-то внутри. Облегчение, испытанное при виде именинной открытки, подействовало как успокоительное лекарство.
Значит, все-таки! Значит, он не пришел не потому, что не захотел, а потому, что сидит в своем Вроцлаве и не может приехать! И он сам об этом жалел, ведь если бы не жалел, то не написал бы так, его к этому никто не принуждал! Открытку он послал еще в среду. Он во Вроцлаве, он хотел приехать, но не мог, и он помнит ее.
Мысль о том, что и она сможет когда-нибудь ему написать, что пошлет ему летние фотографии, что сможет написать на конверте его имя, стала для нее меланхолическим утешением. Правда, Богусь не написал обратного адреса, но ничего страшного, ведь он обязательно напишет снова. И даст адрес. А может, приедет ко Дню Всех Святых.
Во всяком случае, когда-нибудь да приедет…
* * *
Погода установилась замечательная, золотистая, словно это был не ноябрь, а август. Тереска возвращалась домой, топча последние опавшие листья. Она чувствовала досаду и усталость.
«Ненавижу этих сопляков, — думала она. — Ненавижу уроки. Почему я должна так мучиться? Ненавижу все на свете!»
Богусь на Всех Святых не приехал, до сих пор не написал, и от него не было ни слуху ни духу. Кристина расцветала от счастья, а то, что почти каждый день ее ждал после школы жених, сыпало соль на раны Терески. Ее тоже мог бы кто-нибудь ждать… Нет, не кто-то, а только Богусь! Януш встречал бы ее даже трижды в день, если бы она ему позволила. Этот идиот, кузен Казик, наверняка тоже… Ирония судьбы.
Самым скверным во всем этом было сознание собственного бессилия. Она ничего не могла сделать, ничего не могла разузнать, ни на что не могла повлиять. Тереска ненавидела бессилие. В конце концов, если бы она очень постаралась, она могла бы достать его адрес через общих друзей, каких-нибудь знакомых, даже через родственников! Но ведь не могла же она написать ему письмо, раз он сам не дал ей адреса. Нельзя навязываться так открыто, есть же у нее хоть капля самолюбия…
В нескольких метрах впереди Тереска вдруг заметила свою дальнюю родственницу, Басю, которую не видела очень давно. Бася переходила улицу. Маленькая худенькая брюнетка, очень живая и энергичная, она с усилием толкала перед собой глубокую детскую коляску, и Тереска очень удивилась. Ребенку Баси было уже три года, в такой коляске он не поместился бы, неужели у нее еще один малыш? В семье про это ничего не говорили!
Она догнала Басю в тот момент, когда та остановилась перед ступеньками, которые вели вниз, на Дольную улицу. Бася с сомнением глядела на эти ступеньки и проезжую часть, словно не знала, что делать дальше.
— Как дела? — оживленно спросила Тереска. — У тебя что, еще маленький?
Она заглянула в коляску и раскрыла рот. Внутри лежало нечто, прикрытое одеяльцем, из-под которого торчали черные тряпки. На миг Тереске показалось, что Бася везет трупик младенца, и у нее перехватило горло.
— Тебя просто Бог послал! — воскликнула Бася, явно чем-то взволнованная. — Как у тебя дела? Господи, помоги мне, умоляю, съехать как-нибудь с этих ступенек! А, чтоб все это черти побрали!
— А что это? — спросила перепуганная Тереска, пытаясь немного прийти в себя. — Ребенок?!
— Какой там ребенок! Что же, по-твоему, я стала бы накрывать ребенка масляной ветошью?! У тебя с головой не все в порядке. Песок это.
— Что?
— Песок.
— Какой песок? Почему…
— Ты не знаешь, что такое песок? Обыкновенный песок, со стройки. Потому-то я и прикрыла его. Тяжелый, как сто чертей и одна ведьма. Помоги мне съехать вниз хотя бы с этого ската. Нет, я просто лопну от злости!
Тереска решила, что не понимает слишком уж многого, поэтому от вопросов пока что отказалась и начала действовать.
— Так не туда же, зачем нам эти ступеньки! Мы вместе с коляской упадем, только и всего! Туда, на проезжую часть!
Бася посмотрела на ступеньки, подтянула к себе коляску, передние колеса которой уже стояли на ступеньке, и толкнула ее к дороге.
— Мы ремонт делаем, — сказала Бася. — Стенку переносим, переделываем кухню и ванную. Нам все удалось купить, за исключением песка. Песок надо красть. Раньше я брала со стройки там, внизу, недалеко от нас, но там уже весь израсходовали и теперь мне приходится воровать тут, за Пулавской.
Тереска молчала, потому что лишилась дара речи. В глазах у Баси светилась дикая ярость.
— Я делаю вид, что играю в песочек с Юречком, и сразу высыпаю песок в помойные ведра, они тут, в коляске. Ничего другого у меня нет. Юречка я потом оставляю у одной знакомой бабы. А рабочие там уже вовсю раскрутились и погоняют меня, дескать, скорей-скорей, потому что им песка все время не хватает. Говорю тебе, ад кромешный!
Совместными усилиями они свернули и поставили коляску на проезжую часть поближе к тротуару. Придерживая ее, стали осторожно спускаться вниз.
— Но ведь какая страшная тяжесть! — заметила Тереска. — Наверное, тут не меньше ста кило!
— Как минимум, — мрачно поддакнула Бася. — То есть, если точно, то пятьдесят. Я сама взвешивала.
— И что, ты каждый день так ходишь?
— Два-три раза оборачиваюсь.
Тереска придержала ногой завилявшее колесо.
— Ну ладно, — сказала она неуверенно, — а что твой муж?
— Мой муж! — рявкнула Бася в ярости. — Мой муж — мерзкая подлая свинья!!
Слезы бешенства навернулись ей на глаза, она резко рванула коляску, колесо натолкнулось на выбоину. Бася в ярости изо всех сил пнула коляску. Тяжело нагруженная коляска вырвалась у нее из рук и весело заскакала вниз.
— Осторожно! — крикнула Тереска. — Господи, помилуй!!!
Коляска летела по проезжей части, удивительно быстро набирая скорость.
— Лови ее! — дико завопила Бася.
Не глядя на встречные машины, Тереска метнулась за коляской. У нее еще хватило ума перебежать на противоположную сторону, на тротуар. Коляска оказалась неожиданно хорошо сбалансированной. Прекрасно сохраняя равновесие, она мчалась вниз, словно за ней гнались черти. Едущие сверху машины при виде необыкновенного транспортного средства на самой середине дороги тормозили с натужным скрежетом. Бася, которая не смогла сразу перебежать через дорогу, осталась метрах в двадцати позади.
