Понемногу слезы высохли и Лилит успокоилась. Она отстранилась и встала с его колен.
Хэнк протянул ей салфетки и отвернулся, пока она приводила себя в порядок.
Выйдя из кабинки, Лилит подошла к раковине и умылась.
Хэнк не ушел. Она чувствовала его присутствие. Он стоял сзади и ждал.
Стерев с лица остатки истерики, Лилит направилась к выходу, но Хэнк схватил её за руку и развернул к себе.
Обхватив её лицо ладонями, он на секунду замер, вглядываясь в зелень ее глаз.
Он молчал, но это было красноречивее любых слов. Опустив взгляд на ее губы, он коснулся их. Нежно. Будто бабочка задела крылом.
Дыхание снова сбилось, поэтому Хэнк отстранился, прижался лбом к её и вздохнул. Губы снова потянулись к губам, в прощальном поцелуе. А потом все закончилось. Он отступил, оставив после себя лишь горящий след прикосновений.
Придержав для неё дверь, он покинул помещение вслед за Лилит. Никто из них не произнёс ни слова.
Уже после, провожая его глазами, она заметила, что он жевал её жвачку.
И вот, впервые в жизни, он столкнулся с тем, что кто-то любит его так сильно, что готов поступиться своей гордостью. Это было написано в её глазах. Он увидел это. И ему стало жаль её. Жаль их. Потому что он тоже любил её не меньше. Но у них нет будущего. Им не дано завести детей, большой дом и собаку. Они никогда не буду образцовой семьей. Не будут ходить в гости к соседям или родственникам. Не смогут по выходным устраивать званые ужины.
Он наёмный убийца. У таких все по-другому. Пули, боевые ранения, сложные операции, доклады начальству. Но, будь он проклят, если не хотел каждый день быть рядом с ней. Готовить завтрак, есть на обед её стряпню, водить её в рестораны на ужин.
А ночью быть для неё единственным, наслаждаясь каждым мгновением проведённым вместе.
Он вздохнул. Провёл языком по жвачке. Вкус Лилит. Ему не хотелось уходить из той кабинки, но Хэнк понимал, что должен.
Должен вернуться к девушке, ожидавшей его за столом.
— Извини, что задержался. Возникли небольшие проблемы. Звонил товарищ, сказал, в офисе слетела система, необходимо восстановить её. Иначе в понедельник начальник сдерёт с нас шкуру.
Блондинка внимательно выслушала его, и без каких-либо возражений поднялась из-за стола.
— Спасибо за прекрасный вечер. — Ему показалось, или в её словах прозвучал упрёк. — Но надо было предупредить, что ты тоже гей.
Хэнк, провожавший её к выходу, остановился, как вкопанный. Что она несёт?
— С чего ты взяла?
Девушка закатила глаза.
— Думаешь, я не заметила, как ты весь вечер пялился на того парня в персиковой рубашке, а потом ты вообще исчез, и тот парень, кстати тоже. Не надо быть гением, чтобы понять, что вы уединялись в туалете. И тем более, ты даже не обратил внимание на мою грудь, а обычно все нормальные парни смотрят только туда. Я не сержусь, просто не понимаю. Зачем было звать меня на свидание?
Хэнк откашлялся и провел рукой по волосам. Он едва сдерживал смех. Он — гей!
— Ты права, прости. Я встретил тебя и подумал, может попробовать с девушкой? Кто, если не такая обворожительная, умная и весёлая малышка, как ты, сможет вернуть меня в ряды натуралов? Но что-то не срослось.
Блондинка осталась довольна его комплиментом.
— Если захочешь повторить эксперимент, звони, я с удовольствием тебе помогу в этом. — С этими словами она уселась в ожидавшее её такси. Хэнк вернул ей улыбку и захлопнул дверь. Всё. С этой покончено.
Возвращаться в ресторан ему не хотелось, он пока не готов вновь увидеть Лилит. Нужно многое обдумать.
Он сел в свою AUDI R8, которую предусмотрительно подогнал служащий парковки, и направился в сторону дома.
Квартира встретила его тишиной. Он включил свет и направился к бару. Налив себе виски, он одним глотком осушил стакан. Внутренности обожгло. Затем в теле появилась едва уловимая истома. Хэнк налил еще порцию и развалился в кресле.
А она хороша. Он не знал, что в ней такого особенного, но его кровь всегда вскипала, стоило Лилит очутиться в одной комнате с ним.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Он сходил с ума, когда проникал в неё. Это чувство сродни нирване. Ты будто находишься под наркотой, создаётся впечатление, что ты паришь в небе. Ни с кем до этого, он не испытывал подобного. Только с Лилит. И с Элизабет.
Хэнк улыбнулся. Одно имя демона, второе клятва Богу. Удивительно, сколько интригующих качеств вмещала в себя эта девушка. Ему никогда не было скучно с ней.
Но если его недруги узнают про неё, жизнь девушки будет в опасности. Он осушил еще один стакан и поморщился. Хэнк не знал, как поступить в данной ситуации. Точнее знал, но не мог. Он не мог порвать с ней. Просто так взять и выкинуть из жизни её лучшие мгновения. Но ведь он любит её, значит должен сделать это ради них. Чтобы не бояться, что пока он на очередном задании, её убьют в квартире, просто за то, что он дорога ему.
Дорога наёмному убийце…
Хэнк закрыл глаза и начал вспоминать сладость её губ. Ему хотелось как в ту ночь, уснуть, обнимая её хрупкое тело.
Его малышка.
Он улыбнулся, представив её рядом с собой. Его тело расслабилось и он постепенно погрузился в сон.
Она закончила осмотр помещения.
— Я догадывался, что твоя смерть — подстава. Я давно знал, что этот пёс начал вынюхивать что-то. Но не думал, что он может зайти так далеко.
Девушка нехотя перевела взгляд на своего отца. За те пару месяцев, что он находился в тюрьме, он похудел. Его пронзительные глаза стали казаться больше. Зелёные глаза. И как она не заметила сходства раньше?
Сейчас он казался не горделивым волком, каким каждый раз представал перед ней, а скорее, побитым жизнью псом. На его руках то там, то тут виднелись синяки. Следы от побоев надзирателей. Его оранжевая униформа стала ему велика. Эльконто представлял собой жалкое зрелище.
— Нам надо поговорить. Обо всем по порядку.
Надзиратель сказал, у них есть десять минут. Потом его уведут. Отец взглянула на нее, и Лилит задала так давно мучивший её вопрос.
— Ты любил её?
Мужчина опустил взгляд на свои руки, а потом поднял глаза на девушку. И словно током пронзил ее сердце. По коже прошел озноб. В глазах Диего Санчеса стояли слёзы.
— Любил насколько это вообще бывает возможно. Когда ты парень с улицы, не видевший ничего в жизни, кроме драк и необходимости доказывать всем, что чего-то стоишь, редко веришь в подобную чушь. Но когда я увидел твою мать, которая поздно ночью возвращалась домой, одна, с пакетом продуктов в руке, я понял, что встретил ангела.
Взгляд заключенного подернулся дымкой воспоминаний, он словно смотрел сквозь время.
— Мелисса была одета в лёгкое платье, усеянное голубыми узорами. Но её глаза были гораздо ярче любых, виденных мною до этого цветов. Я подошел к ней и в моей голове роились миллионы мыслей, я был готов на всё, лишь бы владеть ей целиком. Но она смогла обезоружить меня одной лишь фразой: «Как хорошо, что я не одна. Теперь ни один хулиган не сможет обидеть меня, пока ты рядом». А потом она улыбнулась.
Голос дрогнул. Руки метнулись в глазам, стирая такие постыдные для мужчин слезы.
— И я понял, что пропал…
Воцарилась звенящая тишина. Санчес прокашлялся и продолжил:
«Я узнал, что она каждый вечер возвращалась из музыкальной школы поздно, потому, что успевала только на последний автобус. И каждый вечер я стал приходить на остановку, дожидаясь её, чтобы потом проводить до дома. Она была божественна. С ней так легко было находиться рядом, что мне даже не приходилось нервничать. Она умела разговорить любого, даже такого угрюмого молчуна, как я».
Он тяжело вздохнул и отвернулся.
Лилит затаила дыхание, она боялась спрашивать его, боялась нарушить их хрупкое перемирие. Девушка умирала от любопытства, что же было дальше. И Дон продолжил:
«Как-то раз, проводив её до дома, я собрался уйти, но она пригласила меня зайти. Я был так ошарашен этим, что не сразу нашел, что ответить.
