Марк должен был уговорить Дашу уйти своими ногами. Вывести ее на подготовленной заранее машине и отвезти на море, билеты куда, тоже были уже куплены.
Так что весь следующий день мы занимаемся подготовкой, обсуждаем план.
Но все летит к чертям, когда Марк не выводит Дашу в нужный срок, а сам диспансер стремительно заполняется оглушительными криками больных.
А когда приехали офицеры полиции, стало и вовсе ясно, что дело труба.
Марка посадили за решетку, предъявив обвинение в изнасиловании. То есть вместо того, чтобы ее спасти, он решил ее трахнуть. Звездец… Так себе лечение, но пытаться добивать его я не стал. Вид у него был такой, как будто его самого изнасиловали. Я стоял и смотрел на его понурый вид, после чего спросил все как было. После рассказа стало ясно, что столь эмоционального парня посылать не стоило, а еще стало ясно, что мы там же где были сутки назад. Если не в большей заднице.
От тюрьмы его отмажут, но придется почалиться в армии годик. Но вот что делать с Дашей, так и неясно. Она все еще в психическом диспансере, под контролем родителей, которые все свои проблемы с бизнесом хотят повесить на ее поступок.
Но время уже утро, а я не спал больше суток. Если честно, просто вырубаюсь, но продолжаю упорно вести машину. По дороге отменяю заказанные билеты на острова, и только сейчас замечаю, что уже рассвет.
До загородного дома ехать черти знает сколько, а в квартире затеял ремонт. Если я сейчас не брошу свое тело на кровать, то просто отключусь. Поэтому делаю резкий финт и съезжаю на дорогу, ведущую прямиком к Саше.
Она конечно еще спит, но проснется.
Мысль о том, что она будет рада меня видеть, стреляет лучом света в мое отвратительное настроение. Не будь она целкой, я бы ее даже трахнул, чтобы спалось и думалось лучше. Но пока что, придется просто выспаться.
Торможу у нужного дома, поднимаю глаза и замечаю, что свет в квартире горит, что странно для такого времени. Довольно шустро закрываю машину и мигом залетаю на нужный этаж.
Но стоит лифту открыться меня посещает саднящее горло, ощущение беды. И это не удивительно, ведь дверь квартиры Саши открыты.
«Кто?!» — первая мысль, долбанувшая мозг?
«Из-за чего»? — вторая.
И ответ приходит мгновенно. Мирон, урод. Наверняка опять втянул Сашу в свое дерьмо.
Толкаю незапертую дверь и меня почти сшибает спертым запахом секса, сигарет и алкоголя. Я очень хорошо его знаю, в таком я прожил в старших классах. Да и потом он меня преследовал.
Но учуять его в квартире Сашки? Не пьющей, не курящей, девственной Сашки?
Вариант здесь был только один. Особенно, когда я не ощутил запаха крови.
— Саша! — иду по комнате, но на первый взгляд она пуста, только разбросанные везде веши, коробка пиццы, пустые бутылки. — Саша!
Забегаю в ванную, туалет, но и там пусто. Меня начинает накрывать паника, а учитывая ситуацию с Дашей, почти истерика.
— Саша! Отзовись, малышка!
И стоит мне кинуться на выход, на ходу набирая номер службы спасения, как различаю всхлип. Сначала даже кажется котенок где-то пискнул. Иду на звук и вижу престранную картину. Обнаженная Саша в самом углу комнаты, за холодильником, лежит в позе эмбриона и сотрясается от рыданий.
В голове тысячи вариантов того, что могло случиться. И первое, что я делаю, это выспрашиваю правильный, пока вытаскиваю ее и убираю налипшие, влажные волосы с зареванного лица.
— Саша, Саша, что случилось? Тебя изнасиловали? — Это самый страшный вариант, но самый разумный. — Сашенька, не молчи, ты можешь мне сказать. Ты можешь мне сказать что угодно! Тебя изнасиловали?
Глава 47.
*** Саша ***
Как же просто сейчас солгать! Боже. Как просто сказать Алексу: «Да»! Этот ублюдок заманил меня сюда, напоил, изнасиловал и бросил. И лучше бы бросил без объяснений, чем убил жестокими словами перед уходом. Не просто убил — растоптал то хрупкое, что зарождалось между нами. Такое же хрупкое, как статуэтка, которую я мечтала найти и раскромсать, разбить в пыль, как разбил Мирон меня. Растер между пальцами и развеял по ветру…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Что же ответить? Как же найти в себе силы сказать правду? Сказать, что я просто хотела проверить теорию своей фригидности ради Алекса, а потом все зашло так далеко, как заходят скалолазы в горы, когда назад только можно вернуться только свободным падением.
Как же хочется соврать! На языке так и вертится это проклятущее «Да»!
Ведь тогда Алекс найдет Мирона и упечет его за решетку, где ему самое место!
Тварь, боже, как могла я повестись на это нелепое «Я люблю тебя!» Как я могла поддаться на уговоры! Почему я не сидела и не ждала Алекса, как он мне велел.
— Саша! — нетерпеливо встряхивает меня он, а я глаза виноватые поднимаю, в тяжкий вздох вкладываю всю боль, что течет по венам ртутью, отравляя воздух, вынуждая задыхаться. Я хочу соврать! Я должна соврать. Но… не могу.
— Я бы очень хотела тебе солгать, Алекс…
Тяжесть с плеч исчезает мгновенное, а лицо меняется медленно. Оно словно нагретый пластилин из напряженного — твердого становится мягким, растекшимся, разочарованным.
— Я бы тоже хотел, чтобы ты мне солгала, Саша, — выдыхает и резко поднимается. Осматривает комнату, кажется подмечает даже пятна, что остались на диване после этой проклятой ночи.
Я так наслаждалась каждым мигом и только за это ненавижу Мирона еще сильнее. Будь все плохо, мне бы может, было все равно? Но есть ли шанс, что еще когда-нибудь испытаю подобное? Да и заслуживаю ли я этого?
Алекс снова поворачивается ко мне. Оглядывает обнаженное тело, скрытое только коленками и продолжает молчать. А по мне бы лучше кричал, бил, унижал! Ну почему он такой положительный, почему такой красивый, почему я не отказала Мирону, ведь Алекс ждал меня? Он терпел, он говорил, что только я сама могу решить, когда готова! А Мирон все решил за меня! Он не дал мне выбора.
А может быть у меня его и не было. Расплатилась за шкатулку, которую, когда так хотела заполучить. Заполучила, а когда поняла, что произошло, и Мирон ушел, искала ее, чтобы разбить. Искала, искала, и осталась рыдать, там, где не нашла ее.
Алекс прикрывает глаза, сжимает руки в кулаки и уходит. Просто хлопает дверью, звук которой стреляет мне в висок уничтожая окончательно. У меня было двое.
Алекс и Мирон. А теперь нет никого. Я снова одна, как того и заслуживаю.
Еще долго реву так, словно во мне плотину прорвало. Плачу о брате, за которого билась, плачу за мать, которой стала не нужна, плачу за Мирона, что унизил меня, и за Алекса, которого унизила я.
Он столько для меня делал, а я просто не ценила этого. Отдалась, как только Мирон этого захотел.
Дура, боже, какая же я дура.
Спустя час, может быть сутки — сейчас я не готова тратить силы на обдумывание времени — я поднимаюсь, чтобы пойти в душ. Мне нужно смыть с себя запах Мирона, его прикосновение, его сперму, его поцелуи, его руки, его ложь! Мне нужно смыть с себя Мирона, уничтожить любые намеки на его существование! Забыть! Забыть! Убить в себе даже каплю на заботу и любовь.
Не было любви, я просто…. Просто мне было хорошо. А когда хорошо, то словно в наркотической эйфории, в такие моменты ты готова сказать «люблю» даже собаке, что вцепилась в твою глотку.
Мочалкой почти в кровь стираю кожу, выхожу из ванный с горящей кожей и опухшим от слез лицом. С ужасом замираю, осматривая комнату. Никогда еще здесь не было такого бардака. Еще никогда мне не хотелось сжечь собственное жилище.
Убираюсь, делаю хоть что-то, чтобы занять руки, мысли, убить желание просто лечь и плакать. Мне больше нельзя плакать, теперь у меня никого нет и все что мне требуется это работать. Учеба в МГУ мне вряд ли светит. Алекс, судя по его реакции такого предательства не простит и остаться добрыми знакомыми не захочет.
Завязываю большой мусорный мешок в прихожей, когда дверь открывается. Все внутри замирает.
Мирон? Если он вернулся сказать, что пошутил, я убью его, я проткну его сердце ножом, как сегодня он мое.
