мне в университет приходила.
Богдан беззвучно ругается сквозь зубы и раздраженно встряхивает головой.
— А мне почему не сказала?
— Хотела сама все решить. По-взрослому.
— Получилось?
Я не удерживаюсь от улыбки.
— Да. В тот вечер я тебя соблазнила.
В глазах Богдана вспыхивает огонь, брови в удивлении поднимаются.
— А ты оказывается не промах у меня, Анюта.
Я смотрю в его глаза, на его озорную усмешку, и понимаю, что больше не могу молчать.
— Пожалуйста, скажи честно. Ты мне изменяешь с ней? Потому что я так больше не могу… Я знаю, что тебе со мной бывает непросто… Эти гормоны… Я бываю капризной и взбалмошной, а ты привык, что тебя люди слушаются… Я стараюсь, прячу свои чувства… Но так я скоро с ума сойду…
Из глаз начинают катиться слезы. Я так долго держала свои чувства в себе, и теперь они вырвались на свободу. Пусть знает… Мне не стыдно. У нас ведь будет общий ребенок. Это естественно, что я люблю его отца.
— Я тебя люблю, неужели ты не видишь? И твое равнодушие так больно меня ранит. И твои отъезды. Каждый раз я лежу и представляю, чем ты занят… И с ума схожу. Освободи меня от мук… — я умоляюще смотрю ему в глаза. — Скажи правду. Ты ведь моя первая любовь… До тебя я никого не любила. Пожалуйста, перестань меня мучить.
Богдан выслушивает мой бессвязный лепет молча. Смотрит странно, задумчиво. Несколько раз касается пальцами моего лица, стирая слезы, а потом вдруг крепко прижимает к себе. От него пахнет туалетной водой и немного — сигаретами. Только на нем запах никотина мне нравится. В его объятиях мне за секунду становится хорошо.
— Я тебя люблю, — тяжело дышу ему в плечо. — Пожалуйста, скажи правду. Я больше не хочу строить воздушных замков. Слишком больно разочаровываться.
— Какую правду ты хочешь знать, Анюта? — тихо спрашивает он, поглаживая меня по волосам.
— Эта фотография правда старая?
— Правда.
Плечи сотрясают рыдания. От облегчения. Это старое фото. Эта дура Ольга мне соврала.
— И ты мне не изменяешь?
— Нет, дюймовочка, — твердо произносит он. — Я тебе точно не изменяю.
Я крепче обнимаю его за плечи, тычусь мокрыми глазами ему в рубашку. Тихо охаю, потому что в ту же секунду Богдан подхватывает меня на руки.
— Куда ты меня несешь? — шепчу я, когда он ногой отталкивает дверь в гостиную.
— В спальню.
— Мне же нельзя… ты же помнишь.
— Я помню, дюймовочка, — усмехается он. — Придется тебе сегодня побыть изобретательной.
Мои щеки краснеют. Что он имеет в виду?
— Расслабься, Анюта, я шучу, — он ласково похлопывает меня по бедру, прикрытому домашним платьем. — Будем смотреть кино и ужинать в кровати. Закажем всего, что твоя беременная душа пожелает.
Я улыбаюсь и украдкой смахиваю последнюю слезу. Богдан снова похож на себя прежнего.
44
Богдан
Я выхожу из офиса и смотрю на часы. Перед встречей с юристом, успею перекусить в «Матрешке». Но стоит мне зайти в здание, как я тут же замечаю за дальним столиком Ольгу. Она сидит в одиночестве и крутит в руках бокал с вином с грустным выражением лица.
— Богдан? — лепечет она, поднимая глаза. — Вот уж неожиданная встреча… — Ярко-алые губы растягиваются в легкой усмешке.
— Правда? Такая уж неожиданная? — знает ведь, что я часто заезжаю сюда перекусить. — Меня ждешь? — щурюсь, и даже не собираюсь присаживаться рядом.
В прошлый раз я ей все сказал по поводу встреч и звонков, только до нее, видно, туго доходит?
— Скучаю я по тебе, Богдан… — секунду смотрю в знакомое лицо. — Очень скучаю, раз решилась на свой страх и риск с тобой встретиться, — Ольга делает глоток из фужера, и упершись локтями в стол, растягивает губы в полуулыбке. — Прости меня, я поняла, какую глупость совершила. Клянусь больше и слова о твоей девочке не скажу. А нам было хорошо вместе, я с тобой несколько лет была и всегда ждала тебя, — облизнув губы, она выпячивает грудь вперед.
— Ничего, нового спонсора себе найдешь. Если не сопьешься. Или уцелеешь, — цежу сквозь зубы. — Я тебе в прошлый раз все сказал. Еще раз сюда сунешься, будешь не вино по ресторанам лакать, а землю сырую грызть, пока мои охранники закапывать тебя будут в лесополосе за городом, — разворачиваюсь и беру в руки телефон.
Набираю водителя, но замечаю два пропущенных от дюймовочки и набираю сначала ее.
— Богдан, — слышу радостный и немного взволнованный голос Анюты. — Я утром не успела тебе сказать, ты рано уехал… — она запинается, сильно волнуется, а я против воли улыбаюсь, представляя ее лицо в эту минуту.
— Ну же, Анюта. Не на экзамене. Говори, как есть.
— У меня сегодня визит к врачу, будут делать УЗИ. Ты… Ты не мог бы поехать со мной? Я волнуюсь.
Пускает в ход женские хитрости и уловки, но делает все правильно. На зачет наскребла.
— Через сколько? — спрашиваю я, поднимая руку, смотря на часы.
— Через два часа…
— Немного опоздаю, но буду, — сбрасываю звонок и набираю юриста. Быстрее начнем, раньше закончим.
После встречи с Броневицким еду сразу в клинику, а сам думаю о признании Ани весь сегодняшний день. Так искренне, по-детски наивно мне еще никто и никогда не признавался в любви. Да и кто признавался? Все лишь деньги хотели от меня, качественный секс, но чувствами и не пахло. Даже у Ольги, которая притащила свой зад в «Матрешку». Лишилась кормушки, вот и наступила себе на горло, задавила гордость и пришла ради салонов своих, которых лишилась.
— Привет, я почти успел? — Анюта лежит на кушетке, пока врач водит датчиком по ее животу.
Дюймовочка выглядит напряженной, но увидев меня расцветает и улыбается. Снова пытаюсь вспомнить, чтобы хоть одна из моих любовниц радовалась мне с подобной искренностью, смотрела таким щенячьим взглядом, и не было у меня ни черта подобного раньше.
— Все в порядке, Аня. Вытирайтесь. Угрозы больше нет, — говорит врач.
— Можно возвращаться к интимным отношениям? — спрашивает она, краснеет, и снова запинается, словно сдает еще один экзамен. Но я не могу сдержать усмешки и, прижав кулак ко рту, прячу от нее улыбку.
— Можно. Но только аккуратно, — предостерегает ее врач и возвращается к столу, заполняя какие-то бумажки.
Мы выходим из кабинета, а дюймовочка тут же лезет обниматься. Прижимается ко
