мечтает об этом фильме, новых клиентов я упустить не могу. Сгорю, но буду там, среди этих снобов. Помощник кастинг-директора, он работает с иностранцами в этом фильме. Ты знаешь, что он сказал?
– Что? – Мария напряглась. Её позвоночник, шея, руки, каждая мышца – сжались.
– Он сказал: «Знаешь, приятель, я работаю с ребятами из Америки и Европы, но я для них темнокожий парень из бедной страны. Я многого добился здесь, в Мумбае, а для них я – ветошь, человек из бывшей колонии, цветной. Никогда я не прикасался к тому, к чему они прикасаются так легко, я никогда не был с белой женщиной, никогда. Хотел бы я знать, что это за штука». Так он сказал, дорогая. Он был очень пьяный. Уж я-то знаю, как разговорить таких людей и узнать их желания. Это мой хлеб.
Марии показалось, что в улочке подули зимние ветра. Они прорвались сюда на одно безысходное мгновение из далёких снежных степей.
– Я встречусь с ним, – сказала она. – Скажи, когда и где? Только, как видишь, я уже не белая женщина.
– Всё же побелей прочих. В этот четверг в кафе «Марина» на Колабе. Это на крыше «Си Палас отеля», на набережной недалеко от Ворот в Индию. Ты найдёшь, если пойдёшь направо от Ворот вдоль моря.
– Господи, у меня даже нет денег на метро, – с ужасом произнесла Мария.
Сдачу, которая оставалась от покупки риса и бананов, она тратила на открытки домой, где продолжала писать о красоте океана и поиске работы. Присланные отцом Амира деньги были рассчитаны и разложены на много дней вперёд.
– Я одолжу тебе. Только приведи себя в порядок, сделай маникюр, ну или что там у вас. Мария, – сказал он очень серьёзно, – когда Амир получит свой первый гонорар, вам придётся вернуть мне пятьдесят процентов, ты должна будешь это устроить. Я стараюсь для вас, это очень хороший фильм, жемчужина в сточной канаве. Дальше с каждого гонорара – по двадцать процентов, как другу. Другие платят по тридцать и сорок. Но поверь мне, сборы будут такие, что вам хватит, ты сможешь спокойно летать домой сколько захочешь. Мария, мы друзья, я не беру долговой расписки, как обычно. Надеюсь, ты понимаешь, мы старые друзья и всегда будем друзьями.
– Понимаю, в четверг я приду. – Мария задохнулась от страха.
– Я знал, что ты умная девчонка. Зайди до этого в Ашриту, помойся. Здесь, – он осмотрелся, – плохие условия. Только постарайся, чтоб хозяин тебя не заметил.
Азиф поднялся и пошёл обратно к жилью людей, которым в жизни повезло чуть больше. Сердце Марии металось и колотилось о рёбра.
– Наконец-то ушёл этот демон ракшас, – скрипнула бабуля. – Мне стало холодно, дочка, пересади меня на солнце.
Названия дней
Ты скажешь «ночь»
И будет ночь.
Ты скажешь «день»
И днём омоет.
ГАГАН ГИЛЛ, «ТЫ СКАЖЕШЬ «“НОЧЬ”»
Сутки, умирая, рождали новые сутки через окровавленный горизонт. Жизнь слилась в одно бесконечное время, в нём дни для Марии потеряли имена. Был свет, и был мрак, они накатывали друг на друга, как волны на пляж. В утренних сумерках нужно было набирать воду, а в вечерних – печь хлеб и варить рис. Названия дней знал лишь Амир, и как можно беззаботнее Мария спросила:
– Сегодня же вторник?
– Понедельник, Мария.
– А что ты делаешь во вторник?
– Играю гепарда в «Бамбуковой панде», в среду утром репетиция пьесы про Кашмир, а потом, вечером, снова прослушивания в «Кастико», – сам принялся перечислять Амир.
Сердце Марии сорвалось и повисло на чахлых нитях артерий и вен.
– В четверг днём тоже Кашмир, а в пятницу выступаем, – продолжил он, – а что?
– Просто захотелось о чём-нибудь поговорить.
После череды рассветов и закатов наступил четверг. Солнце показало нужное время. Каждую пуговицу Амир застёгивал по целой минуте. Перед зеркальцем на улице у входа зачёсывал густые отросшие волосы назад. Мария смотрела на его длинные пальцы и терпеливо ждала. Она думала, как пойдёт во Дворец Ашриты, как вычистит из-под ногтей всю копоть, как помоется в хорошей воде, наконец. Ей было торжественно от того, что у неё появилось настоящее дело во внешнем мире, тайна, которая только её. Она следила за каждым движением Амира, так что он спросил:
– Ты так странно смотришь, Мария. Всё хорошо?
– Да, просто ты мне нравишься.
Он засмеялся и пошёл, унося улыбку через пустырь и дальше в город.
Мария сводила даади в туалет – отвратительный сарай на краю деревушки, помыла её и одела в свежее сари. Она не стала просить приглядеть за бабулей. После случая с Джаянти женщины деревни сторонились её. Они боялись, что Мария приносит несчастье и, возможно, имеет какую-то связь с русалками и мертвецами из мангровых зарослей. Рыбачки всегда с любопытством глядели на Марию, но считали, что вести с ней близкие дела опасно. Мария уже знала, что, если заговорит с женщинами, они сделают вид, что не понимают, нырнут в свои лачуги. Рыбачки говорили только с Амиром, его они любили за представления на пустыре.
Мария надеялась, что сознание старушки будет как можно дольше блуждать по лабиринтам неведомого. Но непальское круглое лицо было полно жизни, даади желала действий.
– Бабушка, вам нужно сегодня побыть одной. Прилягте, отдохните, – сказала вежливо Мария, расправляя кровать, устроенную на нижних досках.
– Не собираюсь я спать. Посади меня у дома, я хочу посмотреть на людей. Сорви пальмовый лист и обмахивай меня.
– Даади, я не могу, мне нужно уйти по делам.
– Какие у тебя могут быть дела без мужа? Сделай мне чаю и дожидайся моего Батсу, – так она звала Амира, нарочно, а скорее, путая, ведь Батса – непальское имя. – А вообще согрей мне воды. Хочу помыться как следует и одеться как положено.
– Ах, бабуля, чёрт возьми, ведь только что мылись!
– Мылись, мылись, – проворчала бабушка. – Жалко тебе воды, что ли? Ничего, скоро воды у меня много будет, уж я выкупаюсь. Где мой чай?
Мария с быстротой молнии собрала веточки, растопила плиту. Пока закипала вода, натянула платье, белое кружевное в тонких бордовых цветах. Почувствовала, что платье пропахло трущобой. Она приготовила чай, постелила картонку, посадила бабушку у входа, подождала, когда её глаза начнут блуждать, наблюдая другие пространства, а потом побежала через пустырь в переулки Версовы.
Незаметным зверьком она пересекла улицы, перепутанные вокруг Дворца Ашриты, нырнула под сетку на террасу, мимо двери хозяина влетела наверх. Азиф ждал на лестнице, скрестив
