Но судьба оказалась добра к старому еврею, и видимо опасная встреча не состоялась.
«Стало быть, ушли ещё ночью, — подумал Яков Соломонович, и поднял к небу благодарный взгляд, — хвала Святым Спасителям. Значит, так было нужно».
— Налейте и себе чашечку, — предложил Алекс, — тяжелая ночь выдалась.
Повеселевший было Липсиц, напрягся снова.
— Ничего подобного, — буркнул, как можно непринужденней пожав плечами, — ночь как ночь. Почему вы так решили?
— Вы каждую ночь вправляете кишки и зашиваете животы?
— Нет… Я не это имел ввиду…
Он замялся, и чтобы перевести разговор, потянулся к чайнику.
— …пожалуй, выпью кофе.
Солнце залило гостиную утренним светом — начало апрельского дня выдалось замечательным. Алекс улыбался во все тридцать два зуба, от чего Якову Соломоновичу тоже стало радостно. Он сделал глоток из горячей чашки и почувствовал, как сокращения миокарда участились, стали интенсивно разгонять кровь по ещё сонному телу.
«Пронесло, — сам себя успокаивал он, — этот шлимазл даже не догадывается, что тут творилось, пока он спал».
Вдруг его бросило в жар. И не от кофе. Яков Соломонович неожиданно подумал, что если Роза замешена в преступлении, и он, помогая ей, невольно стал пособником. К тому же с виду этот её «меченный» спутник — уж он-то точно преступник.
«Нет-нет, — гнал прочь невесёлые мысли побледневший мед-эксперт, — эта девочка — образец полицейского. Я-то знаю. А вот этот субъект…»
Он подозрительно посмотрел краем глаза на Алекса и вдруг съежился от ощущения нависшей тревоги.
«Этот всё может. Не зря его пырнули. Что если его уже ищут? — вдруг подумал Липсиц, глядя на Алекса, беспечно листающего томик Кинга. — Если этот скрывается от властей? Смотрю, он и не думает уходить. Точно — прячется. Но ведь это уже сокрытие… Бедная моя седая голова! За что мне всё это?!»
Вспомнились времена «чистки», и могильный холодок пробежал по спине. Тогда расстреливали за всё без разбору. За вскользь обронённое слово, за косой взгляд, за то, что ты знакомый или, не дай бог, родственник «врага прогресса». Нынешние времена стали мягче, но мудрый еврей помнил слова, когда-то невзначай оброненные сидящим сейчас напротив него тайным агентом Управления Безопасности: «Времена всегда одни и те же». И вот этот самый тайный агент, молча, смотрит ему в глаза, и Яков Соломонович не знает, стоит ли продолжать дорожить его навязчивой дружбой, или пора её опасаться.
— Не беспокойтесь, дорогой Липсиц, — мягко сказал Деев таким тоном, что мочки ушей мед-эксперта поледенели. — Вы ни в чём не замешаны, мы с вами незнакомы и никогда не встречались. Надеюсь, вам не придется нигде объяснять, как результаты экспертиз трупов Кариди, Шамшагана и его компании попали ко мне в руки. Потому что вы есть, и всегда будете, меня же в природе не существует. Я фантом, и гоняюсь за такими же фантомами как сам.
Алекс допил кофе, взял пищевой пистолет и, порывшись в коробке с капсулами, вынул одну из них.
— Куриный бульон, — прочёл на капсуле, вставил в проём аппарата, и вопросительно посмотрел на Якова Соломоновича: — Какой же я голодный. Вы не возражаете?
— Пожалуйста… будьте как дома, — всполошился тот, — еда — это как раз то, что вам сейчас нужно!
Липсиц так и не привык к синтетической пище, и по возможности старался готовить себе что-либо «старообрядческое». Но пищевой пистолет в его доме все-таки был.
Алекс приставил прибор к плечу и нажал на рычаг. В аппарате щёлкнуло, и Алекс с наслаждением прикрыл глаза. Минуту он сидел, не двигаясь, затем встал и надел рубашку. Липсиц заметил, что та была наспех застирана от густых пятен крови. Рваная мокрая дыра зияла между последней и предпоследней пуговицами.
— Вы мудрый человек, Яков Соломонович. Прожили долгую жизнь и сделали хорошую карьеру. Хорошую для того, чья семья почти вся была расстреляна в течение полугода. Ваше умение приспосабливаться достойно уважения. А вот я не умею… хотя в моей работе это чуть ли не главное правило. По крайней мере, одно из основных правил выживания. Но я не думаю о выживании в отличие от других. Я думаю о том…, — он сделал паузу и покосился на пищевой пистолет, — я думаю о том, что принято подавать холодным.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
И поднявшись, скрылся в спальне. Липсиц затаил дыхание, глядя на закрывшуюся дверь. Спустя минуту блондин вышел с тяжелым двадцатизарядным «магнусом» в руке. Деловито и внимательно осмотрел оружие, вынул и проверил обойму, вставил её обратно, перезарядил и только после этого поставил оружие на предохранитель.
— Поэтому ваша безопасность — это моя безопасность. И наоборот.
Он надел пиджак, подошёл вплотную к поникшему Якову Соломоновичу и игриво подмигнул. Посмотрел участливо, будто они старые приятели расставались совсем ненадолго, точно есть одна общая тайна, известная только им двоим и хранимая обоими глубоко внутри до лучших времен.
— И всё же… Вы хороший человек. Спасли мне жизнь. — Блондин сделал паузу и недобро посмотрел на притихшего еврея. Свёл брови, и выражение его лица резко переменилось, а голос стал жестким: — И всё же… насколько я помню, меня вчера резали, но никак не стреляли. Тем более из служебного оружия «управы».
Лоб мед-эксперта покрылся холодным потом.
— Я нашёл это здесь, на книжном столике, — Алекс разжал кулак.
На его крепкой узловатой ладони Яков Соломонович увидел небольшой кусок металла — пулю от боевого патрона калибра 9х19. Это была та самая вчерашняя пуля, извлеченная из руки Розы Норман, и капельки засохшей крови ещё чернели на её боку.
Глава 20
Алекс Деев держал на ладони боевую пулю и угрюмо смотрел на Якова Соломоновича. Блондин знал, такая пуля не подходит ни к одному охотничьему ружью, ни к травмату. Не годится она даже для армейского наградного пистолета. Только к специальному боевому. А хранение и ношение подобного оружия на Объединенных Территориях разрешено лишь спец-службистам. Обо всём этом отлично знал и эксперт-криминалист Яков Соломонович. И тем ни менее, ошибки быть не могло — на ладони у блондина лежала использованная боевая пуля от Глок-43.
— Откуда? — спросил Алекс Деев.
— Оттуда, — вздохом вырвалось из груди Липсица.
* * *
Алекс Деев помнил слова отца: «Человек без цели — не человек».
У Алекса цель была. Она была проста: месть — то блюдо, которое нужно подавать холодным. Про себя же он добавлял — и хорошо приготовленным.
Люди, попадавшиеся ему на пути, делились на «нужных» и «ненужных» в достижении этой цели. «Нужных» он использовал, стараясь ради задуманного до поры до времени терпеть их рядом, «ненужных» обходил стороной, немедленно вычеркивая из своей жизни. Других категорий для Алекса попросту не существовало.
На первый взгляд полковник не подходил ни к первым, ни ко вторым. Поэтому и понравился ему. У Алекса Деева был особый нюх на сильных людей. Таким был его отец. Таким хотел быть он сам.
Ещё тогда, сидя у полицейского отделения в своём «Нагано», когда он впервые увидел этого крепко сбитого, седовласого мужчину, тот сразу напомнил ему отца. Тогда Алекс прогнал неуместное сравнение — седой человек был «по ту сторону». Он был из УБ. Деев знал, этот Феликс — полковник Безопасности и правая рука Агаты Грейс, главной заказчицы Алекса. Знал так же, что известен полковник в узких кругах под прозвищем — Феликс Стальной Кулак. Но тогда Алекс ещё не знал, зачем тот здесь, у здания полиции, и кем интересуется. Седой убэшник просто напомнил ему стоящего на снегу отца, также крепкого, как этот полковник, с таким же угрюмым, но ясным взглядом, в такой же белоснежной рубашке. Теперь этот образ бессознательно всплывал перед глазами всякий раз, когда Алекс видел Феликса Аристовского.
Тогда, в конце марта полковник и его хромой напарник весь день следили за покойным Марком Кариди. Алекс же следил за всеми тремя. С самого утра, сидя в «Нагано», припаркованном неподалеку от полицейского отделения, он занял выгодную позицию для наблюдения и в который раз перелистывал досье инспектора Кариди, которое изучил наизусть. В тот день под вечер он увидел ещё одного из списка Агаты Грейс — Аркадия Шамшагана — бездомного оборванца по прозвищу Шмайсер, который зачем-то битый час ошивался у полицейского отделения, сверкая свежим гипсом на правой руке.
