Ваш покорный слуга
Изамбард Кингдом Брюнель.
Я смял письмо и кинул в корзину. Как же это похоже на Брюнеля! Бросил меня в опасности, а сам собирается наслаждаться видами Египта. Внутри у меня все кипело от злости, пока я вытряхивал содержимое своей сумки.
Хуже всего пришлось альбому Брюнеля — страницы разлетелись по ковру ворохом старых газетных вырезок и мятой бумаги, когда я швырнул его об стену. Мой гнев немного стих лишь после того, как я достал из сумки последний предмет. На смену ярости пришло сожаление о том, что моя детская раздражительность ни к чему не приведет. Если я не хочу разделить судьбу Уилки, то должен сохранять спокойствие.
В квартире, где долгое время никто не жил, было сыро, и я подумал, что нужно разжечь камин, а чтобы согреться изнутри, налил себе виски. Прежде чем усесться на мой любимый стул, я достал из корзины смятое письмо. Сделав большой глоток, я расправил скомканную бумагу и посмотрел на указанную в письме дату. Я чуть не подпрыгнул, когда сделал вывод. Письмо было написано 28 декабря. Уилки убили три дня назад, второго января. Это никак не выглядело бегством. На тот момент, когда было совершено убийство, Брюнель находился во Франции уже как минимум пять дней, возможно, даже больше. Значит, он уехал из страны не для того, чтобы избежать неприятностей. Это также доказывало, что не он платил тем людям, чтобы они сделали свое грязное дело и обеспечили ему алиби. Да и зачем ему все так усложнять, чтобы получить вещь, и без того принадлежащую ему по праву? Поняв всю абсурдность моей версии, я осушил стакан. «Держи себя в руках, — сказал я себе, — иначе станешь таким же, как Тарлоу, и в каждом будешь видеть злодея». Какой бы жестокой ни была реальность, только разумный подход к делу мог сохранить мне жизнь.
Достав из сумки сверток, я начал осторожно разворачивать его. Клеенка была обмотана веревкой, узел оказался слишком крепким, и мне не удалось ослабить его пальцами, поэтому пришлось воспользоваться острым ножом. Я даже испытал небольшое удовольствие, ломая восковую печать, защищавшую пакет от любопытных взглядов. Освобожденная от пут промасленная ткань раскрылась, как толстые лепестки уродливого цветка.
Я расправил грубую ткань и принялся изучать лежавший на ней предмет. Сверток на первый взгляд напоминал большой шар из скомканной бумаги, я развернул ее и разложил на столе как и клеенку. На свет появился предмет, формой и размерами напоминавший страусиное яйцо. Некоторое время я просто рассматривал его не дотрагиваясь, и заметил четыре отверстия на двух его выпуклых половинках. Вытащив предмет из бумажного гнезда, я положил его на ладонь. Вдоль всей его поверхности, судя по золотистому блеску, выполненной из меди или латуни, проходил едва заметный шов. Заметив пару крошечных шарниров, я догадался, что шов обозначал место, где соединялись две половинки яйца. Щелчок маленькой задвижки, и они открылись на петлях, а на стол вывалился еще один маленький сверток.
В кусок ткани были завернуты четыре отполированные до блеска изогнутые пластины из нержавеющей стали, сиявшие как серебро в контрасте с золотой оболочкой. Из-за золота и серебра вполне могли бы убить, но только не из-за меди и стали. Без сомнения, вся ценность предмета заключалась в его предназначении, но что это могло быть? Я взял одну из изогнутых пластин, и она удобно легла в мою ладонь. Я заметил пару прямоугольных надрезов по ее краям, словно она была приспособлена для соединения с внутренней стороной яйца. Размышления были бессмысленны; медное яйцо и четыре стальные пластинки могли быть чем угодно, хоть фрагментами музыкальной шкатулки. Мои познания в инженерии были столь ничтожны, что это было единственное пришедшее мне на ум предположение. Но даже я не мог не отметить высокое мастерство, с которым были выполнены детали. Недаром Брюнель работал с Уилки.
Большой кусок бумаги, в который был завернут предмет, оказался чертежом, без сомнения, тем самым, который я видел на столе Уилки в Бристоле. Там были изображены все детали, выполненные теперь в металле, а также список всех параметров, написанный рукой Брюнеля. Уилки вернул все, что имело отношение к заказу, от чертежа до готового изделия. Трудно сказать, то ли он следовал инструкциям Брюнеля, то ли просто хотел избавиться от всего, что имело отношение к этому делу.
Пытаясь понять назначение предмета, я вспомнил, как Уилки говорил мне, что Брюнель попросил сделать эти детали, не потрудившись информировать его об их назначении. Я знал лишь, что кто-то был готов на убийство, лишь бы завладеть этим предметом. Но кто были те люди? Действовали ли те незнакомцы, которых я видел в Бристоле, по собственному усмотрению или выполняли чей-то приказ? Если они были наняты, то за преступлением мог стоять кто угодно. И хотя это казалось неправдоподобным, но не исключено, что в этой истории был замешан кто-то из моих знакомых, поэтому я никому не мог доверять.
Испытывая некоторое чувство вины за свое любопытство, я быстро завернул детали и вернул их на место. Вместо того чтобы воссоздать бумажный шар, я взял чертеж и положил его на пол, а яйцо завернул в клеенку. Отыскав моток веревки, обвязал ею шар. Положив сверток на стол, взял чертеж, расправил его и свернул в трубочку. Я спрятал чертеж в книгу и поставил ее на полку, а затем положил сверток в мрачные недра подставки для зонтов в виде слоновьей ноги, которая находилась в прихожей. Решил, что это самое лучшее место для него, пусть полежит там, пока я не пойму, что с ним делать. Я даже обрадовался, что смог найти применение уродливому подарку одного из моих пациентов, который недавно вернулся из Африки, где подцепил каких-то паразитов. У меня был всего один зонтик, но он обычно висел на вешалке для пальто в коридоре. Теперь я снял зонтик с крючка и бросил его в подставку, чтобы он послужил дополнительной маскировкой.
Между тем за окнами опустился вечер и пришла пора обеда. Я засунул пистолет в карман пальто, который оказался достаточно просторным для столь громоздкого оружия, и закрыл за собой дверь. Мой кошелек снова был полон, поэтому я взял кеб и поехал в клуб. Я также взял с собой пару страничек из альбома Брюнеля, чтобы избавиться от необходимости общаться с моими товарищами по клубу.
По прибытии я тут же направился в трапезную и занял место в дальнем углу комнаты. Я сделал заказ, даже не взглянув в меню, и принялся читать первую газетную вырезку, которая подвернулась под руку. Она снова отсылала меня к печальным событиям тридцатилетней давности. В статье говорилось об одном из первых проектов инженера — туннеле под Темзой в Ротерхайте.
«Таймс», 14 января 1827 года
ПРОИСШЕСТВИЕ В ТУННЕЛЕ ПОД ТЕМЗОЙ
Это письмо легло на стол управляющих компанией по строительству туннелей под Темзой. Ее автором был мистер Брюнель-младший, серьезно пострадавший в результате несчастного случая:
Суббота, утро, 12 января.
Я прибыл на место в десять часов вечера и провел всю ночь с рабочими. Во время ночных работ не появилось никаких тревожных сигналов. В шесть утра заступила утренняя смена. Мы принялись за работу в западном конце туннеля. Прилив только начался, колебаний земли не наблюдалось, и мы стали постепенно спускаться вниз. Но едва мы спустились еще на шесть дюймов, как земля вдруг просела и через образовавшийся провал хлынула вода. В тот же момент участок затопило водой. Водяной напор был так силен, что нам пришлось подняться на деревянные леса. Я приказал рабочим уходить. Мое распоряжение выполнили все, кроме трех человек, которые остались со мной.
Я не уходил до тех пор, пока эти трое мужчин не спустились вниз с лесов, после мы прошли еще примерно двадцать футов по восточной части туннеля. Резкий порыв воздуха, вызванный сильным напором воды, погасил свет. Между тем вода все прибывала и была уже нам по пояс. Я инструктировал рабочих, что им делать дальше и как они смогут выбраться в темноте, но в этот момент на нас рухнули леса.
Мне принесли обед, и я вилкой проложил туннель через гору картофельного пюре, наблюдая, как подливка заполняет образовавшуюся впадину. Благодаря этому наглядному примеру и только что прочитанному письму я понял, что у Брюнеля было гораздо больше шансов погибнуть, чем у меня — съесть горячий обед. Промокнув соус куском баранины, я продолжил читать.
Какое-то время я барахтался под водой, пока наконец мне не удалось выплыть из-под рухнувшей платформы. Вода отбросила меня к восточному своду туннеля, где я ухватился за веревочную лестницу. Некоторое время я висел на ней, надеясь на помощь людей, которые были завалены вместе со мной. Мое колено серьезно пострадало от удара бревном, так что я едва ли смог бы выплыть или взобраться по лестнице, но поток воды вынес меня из шахты. Трое рабочих, которые были погребены вместе со мной, так и не смогли выбраться, и я с горечью признаю, что они погибли. Боюсь, что такая же участь постигла еще двух пожилых и одного молодого человека, выполнявших работы неподалеку.
