Да уж… Перспектива жуткая.
— Я, наверное, тоже пойду… — пробормотала я и покинула столовую. Самым диким оказалось то, что все равно никак не получалось испугаться… Даже после слов тети Вирджини о «пускании слюней».
А на втором этаже оказалось непривычно оживленно. Родственники, мои благопристойные родственники, практически орали друг на друга. Казалось еще немного — и стекла начнут звенеть.
— Жаннет, как ты могла?!
В голосе дяди Рене было столько гнева, что стоило бы испугаться.
— Рене, дорогой, я тебе уже в десятый раз повторяю, что к девочке я ночью даже не подходила! Да я бы и не рискнула лезть в ее голову!
Тетя говорила спокойно и насмешливо. Либо она правда была не виновата, либо умело врала. Оба варианта были вероятны.
— Но только у тебя хватило бы сил сделать это! — не успокаивался мужчина.
— Рене…
А это уже бабушка. И она словно бы была напугана.
— Мадам, прошу вас, не надо мне лгать. Я знаю, подобное колдовство вам уже давно не по плечу. Я не слепой и не глухой. Меня вам не провести как Вирджини. Я не настолько легковерный.
Как это… но ведь бабушка Натали считается самой могущественной колдуньей Нового Орлеана? А теперь выходит, что это все ложь?
— Рене! — возмущенно воскликнула тетя Жаннет. — Опомнись! Ты говоришь с Мадам!
Разговор смолк. Ну, или, по крайней мере, родственники решили позаботиться о том, чтобы их ссору не услышали посторонние.
Значит, в моей голове могли копаться только два человека: дядя Рене и тетя Жаннет. И оба утверждают, будто ничего подобного не делали и делать не собирались. Врать могли оба.
Я вздохнула и ушла в свою комнату, где меня ждала еще одна чашка горячего шоколада с зефирками. Скорее всего, в комнате опять побывала Эмми…
Я уселась на кровать и принялась пить, когда заметила, что на ковре у кровати что-то поблескивает. Наклонившись, я увидела, что это запонка из какого-то белого металла. Серебро или платина. Наверняка, это дядя вчера вечером обронил. Такие пафосные вещи вполне в его духе. Надо бы отдать…
Запонка была изящной, с какой-то хитрой гравировкой. Неожиданно я поняла, что тоже хочу себе какие-нибудь украшения. Эта мысль точно была не моя.
Наверное, тот, кто избавил меня от ненужных воспоминаний? Решил еще и добавить мне… женственности. Так, как он или она понимали это качество.
Я знала, что новые родственники постараются меня переделать. Но не думала, что это будет… так.
Нужно было чем-то себя занять, пока я не начала делать какую-нибудь чушь, и не удалось придумать ничего лучше, чем включить фильм. Как назло, первым под руку попался диск с «Некоторые любят погорячее». Такое старье любила Дженнифер, а вовсе не я. Мачеха обожала изображать из себя утонченную натуру, поэтому демонстративно смотрела старые фильмы, слушала джаз… вот только, когда я однажды залезла в ее прикроватную тумбочку, то обнаружила там потрепанные романы про трепетную и невинную деву и сурового горца. Мачеха не была интеллектуалкой с отличным вкусом. Просто очередная лицемерка, которая изображала из себя утонченную леди.
И мачеха никогда не стучалась, прежде чем войти, как делали мои родственники из Нового Орлеана.
Вот и сейчас дядя Рене сперва постучал и окликнул меня. И вошел он, только дождавшись ответа.
Двое переодетых мужчин на экране как раз ковыляли по перрону в туфлях на каблуках. Зрелище было на редкость комичное. Хотя Тони Кёртиса не испортил даже женский наряд.
Мужчина, казалось, был сильно встревожен.
— Тесса, как… как ты себя чувствуешь?
Сколько уже раз я слышала этот вопрос за сегодняшнее утро.
— Странно, — пожала плечами я и протянула запонку дяде. — Вы вчера потеряли.
Мистер Арно подошел ко мне и взял украшение в руку.
— С чего ты взяла, что это именно я потерял?
Пожала плечами. Дело не стоило выеденного яйца, так что я решила снова сосредоточиться на фильме.
— Ну, близнецы вряд ли пользуются запонками. Да и в комнату ко мне они не заходили вроде бы.
Рене Арно мрачнел на глазах. Как небо перед грозой.
— Но это не мое.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я оторвалась от экрана и снова повернулась к родственнику.
— Разве? — удивилась я. — Тогда я не знаю, откуда эта вещь могла взяться на ковре у моей кровати.
Гроза вот-вот должна была хлынуть. Мне даже показалось, что я увидела в зеленых глазах дяди Рене отблески молний.
— Тесса, вспомни, ночью было что-то… странное? — подошел ко мне дядя Рене.
Удержаться от смешка не удалось. Проще было сказать, что ночью было не странным с моего приезда в Новый Орлеан.
Хотя… призраки уже для меня стали рутиной. А вот…
— Мне померещилось ночью, как будто бы кто-то пел… — произнесла я неуверенно. — Как будто кто-то пел рядом с моей постелью. Но… я не уверена, что все это мне не просто приснилось. Теперь эта колыбельная ко мне намертво прилипла.
Как ни странно, к моим словам родственник отнесся очень серьезно, и они его явно сильно встревожили. Он спросил, где лежала запонка, и едва ли не на коленях обползал там все, делая странные жесты и говоря непонятные слова. Никакого результата от действий Рене Арно я не увидела, но он, должно быть, все-таки имелся и явно не нравился моему дяде.
— Даже если здесь кто-то и был, следов он после себя не оставил, — с досадой произнес мужчина. Он снова посмотрел на запонку. На этот раз практически с отвращением. — Но откуда тогда в твоей комнате появилась эта вещица… Что за колыбельную ты слышала, Тесса?
Я напела мелодию.
Дядя Рене нахмурился.
— Это старинная французская колыбельная… Она довольно известна… Ты могла услышать ее где-то случайно. А голос был мужским или женским?
— Мужским. Молодым. Очень молодым.
Дядя взлохматил волосы и устало прикрыл глаза. Теперь он уже не казался настолько уж нудным сухарем.
— «Роза» не пускает чужаков… Даже мы с Лоттой и мальчиками можем жить здесь только потому, что это разрешила мадам Дюпон. Наше родство слишком дальнее.
— Я знаю, — вздохнула я и повторила уже заученную наизусть фразу: — В «Розу» не может войти чужак. Значит, мне просто померещилось.
Дядя подбросил на ладони запонку. Она упорно оставалась материальной и исчезать явно не собиралась.
— Но тогда откуда эта вещь появилась в твоей комнате? — скорее себя, чем меня, спросил мужчина. — Некто явился посреди ночи в «Белую розу», беспрепятственно прошел в твою комнату. Совершил манипуляции с твоим сознанием и после этого как будто растворился… Оставив после себя запонку, будто Золушка туфельку. Больше похоже на бред.
Я была полностью согласна с дядей.
— Но возможно, что в дом просто вошел Дюпон? — предположила я, садясь на пол напротив мужчины. — Ведь Дюпонов должно быть много.
Рене Арно улыбнулся мне. Почти тепло. Почти по-родственному. Или, может быть, не почти. Что я помнила — неизвестный ночной визитер заботливо сохранил это воспоминание — так это то, как встревожен был дядя Рене, когда приехал за мною. Он так волновался за меня…
— Дюпонов, Тесса, в Новом Орлеане достаточно много… Но «Роза» не приняла никого из них. Она предпочитает только прямых наследников и их ближайших кровных родственников. Я лично наблюдал, как Оливье Дюпон получил по лицу дверью, когда пытался войти без приглашения. Бедняга едва не остался без зубов. Он троюродный племянник Грегори Дюпона, твоего родного деда.
Да уж… У «Розы» действительно был крутой нрав.
— Но кто-то же… кто-то же поработал с моей памятью, дядя. Может быть, это все-таки были вы? — спросила я с надеждой.
Если бы оказалось, что мои воспоминания убрал именно дядя Рене, то мне, по крайней мере, стало бы спокойней. Хотя на родственника я наверняка буду дико зла.
— Нет, Тесса, — ответил он, глядя прямо мне в глаза. — Я не сделал бы ничего подобного, даже если бы ты сама попросила. Память — самое драгоценное, что есть у человека. И нельзя понять, какое же воспоминание в итоге окажется самым важным.
Меня так и подмывало спросить, какое же воспоминание стало самым дорогим для дяди, но я не осмелилась.
