Дик покусывает мою кожу на спине, пробегает языком по позвонку. Я прогибаюсь, не сдерживая стон. Меня заводит прелюдия, но я уже готова. Не нужно разогревать. Перегретое блюдо невкусное.
Слышу, как Дик снимает с себя футболку, расстёгивает джинсы. Его армейский жетон позвякивает в такт его движениям.
Господи. Не могу больше ждать. Ноги судорогой сводит в изнеможении. Сама сейчас насажусь на его член, отбрасывая приличие. Положено ли девственницам быть таким нетерпеливым?
Телефон оказывается у моего лица. Сорок пропущенных от мамы и папы, неудивительно после ночных событий.
«Что ты творишь? У твоего отца сердечный приступ!» — сообщение от мамы, которое охлаждает мой пыл.
— Дик… Дик… — шепчу я, переворачиваясь на спину и беря в руки телефон.
— Ты права, в этой позе для первого раза лучше. — он целует мой живот, спускается ниже, облизывает складочки. Трудно сдержать стон, сосредоточиться.
— Мне нужно позвонить. — дрожащим голосом говорю я.
— Сейчас?!?! — хрипит он, не веря своим ушам, требовательно сжимая мои бёдра и притягивая к себе ближе. Он выпрямляется. Дик трется членом о мои губки, его яйца игриво шлепают меня. С каждым шлепком я подрагиваю от сладостного чувства предвкушения. Истома пробегает по всему телу.
Хочу. Хочу. Хочу.
— Моему отцу плохо. — выговариваю я, стараясь отодвинуться от него, слушая гудки в трубке. Мои слова его никак не останавливают. Дик берет член в руку и немного подначивает его, потирает нежную головку о мой клитор.
— Мааам! — судорожно говорю я, пытаясь одной рукой защититься от этой пытки. Прошу одними губами остановиться. Разум кричит — собраться с мыслями, нужно поговорить с мамой, а тело хочет, чтобы тёплая головка соскользнула вниз и этот мужчина уже сделал толчок. — Что с папой?
— Он в больнице. — истерично взвизгивает она. — И все из-за тебя маленькая, избалованная сучка! Мы не так тебя воспитывали, чтобы ты нас позорила и связывалась со всяким сбродом. Ты опозорила нашу семью! Чем ты думала? Нет, чем… я понимаю. Только тебе жить с этим! Если умрет, это будет твоя вина!
Сжимаю телефон сильнее, меняясь в лице. Смотрю на Дика огромными глазами, он улавливает перемену, приподнимает вопросительно бровь.
— Мам, что с ПА-ПОЙ? Ты можешь объяснить? — в ответ лишь гудки. По моим щекам начинают течь слезы.
— Да твою мать, блядь! Вы издеваетесь? — Дик поднимает руки вверх и смотрит на потолок, словно обращается к Богу.
***
Дик.
Если бы я верил в Бога, то подумал бы, что меня наказывают за блуд и разврат. Господь решил поманить меня самым сладким плодом и потом показать кукиш, поиздеваться над моим самообладанием. Эта девочка создана для плотских утех. Совершенный рот с сильными губами, как они ласкают член, умопомрачительно.
А киска? Розовенькая и гладкая. Уверен, что она трудяга, способна на длительные секс-марафоны. Она соблазнительно подрагивает и краснеет при виде моего члена. Когда возбуждается — капельки смазки блестят на ней, как роса на лепестках роз. Девственная киска для моего бывалого кота…
У меня яйца сводит, головка распухла от предвкушения, слышишь, Господи? Скоро смогу стрелять по преступникам из члена, потому что моя сперма превратится в камень от такого длительного воздержания. Я в школе последний раз так бегал за девчонкой. Что еще ты хочешь? На коленях поползать и помолиться? Я могу, не обломлюсь…если это приведёт к необходимому результату.
Засовываю колом стоящий хер в трусы и притягиваю к себе Сиськастую, которая беззвучно ревет и раз за разом набирает номер телефона матери. А меня от злости колотит. Ее отец, здоровый бычара, не умрет даже, если по нему танк проедет, так почему его сердечко зашалило именно сейчас? Этот козел даже заболеть не может в нужное время. Не верю я, что он лежит в больнице.
Член болезненно дергается на малышку в моих руках. Ахуеваю сам с себя. Ее нагнуть и отыметь, она не будет против, вижу даже, как смазка блестит на ее бёдрах. Ангелина хочет меня не меньше моего. Но почему-то церемонюсь, переживаю за нее. С этими девственницами одни проблемы. Поэтому я не связываюсь с ними.
— Хватит наяривать. — рявкаю грубо, она вздрагивает. — сейчас попрошу Веню, он все узнает.
Стискиваю зубы, чтобы не зарычать, раздражение копится и скоро я буду крушить и ломать все вокруг. Неудовлетворение отвратительно на мне сказывается, становлюсь диким животным, желания и мысли которого сводятся исключительно к траху. Нельзя лишать меня пищи. Еще несколько часов и я трахну телку с ресепшена, не могу больше…
Когда я отказался от других баб и решил, что буду трахаться только с Белоснежкой? Я не связываюсь с дамочками, хранящими себя для одного единственного. Они скучные, ждут, когда мужчина будет выкладываться для них, ублажать, а они только и будут, что стонать сладко. Брёвна.
Выдыхаю, набирая сообщение брату, для него это два пальца обоссать, быстро все сделает.
Когда Лина попросила трахнуть ее в машине, я ощутил, как сперма поднимается от члена к голове, струится по моим извилинам и дурманит, вводит в состояние спермотоксикоза. Еще немного и из носа пошло бы семя. С этого момента я так яростно желал эту аппетитную попу, что больше ни о чем не мог думать.
А ее минет? Отвал башки вместе с головкой. Такая неопытная, но старательная. Сладкий ротик с бархатным язычком.
Девчонке нужны отношения: романтичные свидания, ужины с родителями и сериалы по выходным. А меня тошнит от этого всего. Мне быстро надоедает секс с одной женщиной, она приедается мне, становится прочитанной книгой, хочу окунуться в новую историю. Слишком хорошо к ней отношусь, чтобы поматросить и бросить ее.
Но стоило ей уволиться, показаться с Романовым… темная сторона меня проснулась, заиграли гены убийцы. Она обнимала его, как стриптизерша шест, внутри меня закипела такая злость. Хотел переломать руки обоим. Как этот щегол мог трогать то, что должно быть моим? Маленькая сучка вела себя упрямо, говорила стервозным голосом, а глаза ее выдавали с потрохами, смотрела на меня влюблённо. От этого у меня яйца вибрировали…
Решила на зло мне — переспать с ним, какие бы причины она не находила в своей красивой головке, для меня все очевидно — ее задел мой отказ, обидел, решила показать, что все это были шуточки. Мелкая дурочка, даже не женщина еще.
Может ради этой штучки со сладкими дынями попробовать? Она принимает меня таким, как есть. Старается. Вижу это…
Попробовал, блядь. Скоро дрочить буду пробовать. Такими темпами член отсохнет и пробовать нечем будет.
Передёргивать на сухую, чтобы унять стресс.
Ангелина не спешит одеваться, разгуливает по номеру голая. Для девственницы она слишком раскрепощенная. Подходит к столу, наливает в стакан воды, не подозревая, как действует на меня. Невинное, заплаканное выражение лица распаляет еще сильнее. При каждом ее шаге тяжелая грудь подрагивает, соблазнительно колышется.
Сучка.
Вытираю со лба пот тыльной стороной ладони, это уже слишком даже для меня.
Веня присылает ответ. Не удивлен. Усмехаюсь.
— Все с твоим отцом хорошо. Тебя обманули. Он дома с матерью. Врача никакого не вызывали к ним.
Ангелина замирает, смотрит на меня удивленно, к ней не сразу приходит осознание. Она выдыхает и садится на край кровати, убирая волосы за уши.
— прости меня. — шмыгает носом, как маленькая девочка. — Я приношу одни неприятности. Проклятая, наверное…
— Не говори глупости, отработаешь все. — поправляю трусы и ухожу в ванную. Работа отвлекает от пошлых мыслей. — Я в душ, нужно же как охолодить моего дружка.
***
Ангелина.
Еще девять лет назад я поняла, что мои родители живут по определенным правилам, которые диктуют люди их окружения. Правила очень просты: деньги идут к деньгам, держись своих и тогда все будет хорошо.
Романовы были своими, и какие бы они не были плохие и чтобы не делали, нужно было им помогать и держаться их. Если я отвергала их сына, значит делала что-то во вред своей семье. Деньги должны идти к деньгам, а я не стремилась приумножать капитал.
