Подруги рассказывали, что в первый раз больно и неприятно. Я же не почувствовала ничего кроме сладостного наслаждения.
Дик еще двигался во мне, а мне уже было мало. Я хотела его еще, начиная двигаться ему навстречу.
Его тихий смех и улыбка в глазах подбадривали меня.
Он шумно задышал, прикусывая мочку моего уха и заполняя меня своим горячим семенем. Казалось, что внутри меня бьет гейзер.
— Лина.
Наши потные тела скользили по кожаной обивке, оставляя следы слияния наших тел. Мы были переплетены, как единой целое.
Дик сел и стянул с себя джинсы, оставаясь в боксёрах. Его бугристый член стоял по стойке смирно на все готовый, как солдат на построении. Совершенный, огромный.
Я залюбовалась им, следя за его раскачиванием.
— Выходи из машины. — приказывает Дик, покидая кабриолет и быстро оказываясь около меня. Он открывает дверь и помогает мне выбраться. Тело не слушается меня, оно разомлело после оргазма и было так лениво.
Дик прижимает меня к капоту, насильно наклоняя. Разгоряченная грудь с опухшими сосками касается ледяного металла машины. Контраст температур вызывает во мне новую волну желания. Содрогаюсь всем телом, как от удара тока.
Дик захватывает мои руки и зажимает их над моей головой, растягивает моё тело на капоте машине, широко растравляя трясущиеся ноги. Мне неудобно, хочется немного поменять положение, чтобы стало комфортнее, но он не даёт, оставляет как есть.
Конечности немеют в таком положении. Дик хлопает меня по ягодице, шлепок разрывает тишину.
— Чтобы я больше не слышал о других мужчинах. — говорит он, проводя ладонью по моим липким складочкам, которые покраснели, принимая его в себя. Они трудились и заслуживают более бережного отношения, но Дику плевать. Он поглаживает и пощипывает плоть, заставляя извиваться. — Тебя трахать буду только я. Как захочу.
Он проталкивает головку, дразнит меня. Ждёт моего подчинения. Погружается в меня не до конца, только мучая.
Пытаюсь выгнуться и податься ему навстречу, но Дик пресекает мою попытку, до боли сжимая ягодицу, оставляя отметины на белой коже.
— Хорошо. — всхлипываю не в силах больше это терпеть. Все мои чувства сводятся к жажде его члена.
Меня точно испортили. Развратили. Стёрли границы дозволенного.
— Что хорошо? — он стучит членом по клитору. Я лишь плачу. Все тело болит, а он играется со мной.
— Никаких мужчин. Только твоя… Дик, только твоя.
— Будешь слушаться и давать мне так, как я того хочу, отрабатывать по полной. А я хочу много и часто. — В качестве подтверждения он размазывает смазку вокруг моей попы, поглаживая дырочку и проникает пальцем внутрь. Внутри меня все холодеет. Страшно до ужаса. Но я не противлюсь, доверяю этому мужчине безоговорочно. — Обязательно попробуем в следующий раз…
С этими словами он врывается и двигается во мне как обезумевший. Кажется, что он разорвёт меня, пробурит во мне дыру своим агрегатом. Истома снова бежит по моему телу, рваные стоны срываются с моих искусанных губ.
Дик отпускает мои руки, сжимает ягодицы и вжимает меня к капоту. Вколачиваясь все сильнее и быстрее. Его движения безумные.
Мы потные и голые на улице на закате дня в сумерках трахаемся, как кролики, не заморачиваясь даже, что нас могут увидеть. Скользим по острию ножа, поддаваясь разврату.
Дик трахает быстро. Вбиваясь так глубоко, что чувствую его член сердцем. Спазмы скручивают все тело. Сдираю краску с металла машины.
Долгое воздержание превращает Дика в секс-машину. Он не насыщается. После очередной разрядки, его член не падает. Все также стоит колом, готовый к новому марафону секса.
Я превращаюсь в развратную рабу его желания.
Дик превращает мой неумелый минет в жестокую еблю до глотки после которой у меня сводит челюсти. Это так разнузданно и по-животному, меня сводит это с ума. Этот мужчина переплавил мой мозг по своему желанию.
Дик выполняет своё обещание, он заставляет мой голый зад обтереть каждый миллиметр обивки. Он берет по-разному, решив за один раз опробовать все известными ему позы. Я лишь подчиняясь, то возносясь в небо, то срываясь вниз. Голова кружится.
— У меня не осталось сил. — мурлычу на его плече, вдыхая запах моего мужчины. Терпкий и острый, как восточная специя. — Больно даже двигаться.
— Ты можешь ехать так в гостиницу…
— Голой?
— Почему нет? У тебя шикарное тело. Мужики мне обзавидуются.
Заставляю себя перебороть лень и сесть. Вся моя одежда хаотично разбросана, ее еще предстоит найти.
— Я попробую снять твою футболку. — усмехается несносный наглец, натягивая джинсы. Дик неожиданно дергается, удивленно поднимает руку и вытаскивает из своей шеи дротик. Он шатается, а глаза начинают медленно закрываться.
Я вскакиваю, открываю рот, чтобы позвать его, но неожиданно меня начинает сильно клонить в сон. Точно такой же дротик впивается в мою вздыбленную грудь.
Глава 10. Страх
— Сиськас… — яркий свет режет глаза. Веки стали тяжелее, распухли до невероятных размеров. — Впервые дотрахался до такого состояния, что не могу шевелиться.
И я бы продолжил. Только при одном воспоминании медовой кожи и пышной груди Лины у меня начинают дергаться причиндалы.
— Кхе…. Кхе… Александр Георгиевич… — отдаленно знакомый голос заставил меня резко встать. Голова раскололась надвое будто кто-то заехал топором по ней.
— Блядь! — пытаюсь сдавить двумя руками трещащую черепушку. Ударяю несколько раз по голове, чтобы картинка в глазах стабилизировалась, потому что сейчас все двоится. Трудно сфокусироваться и прийти в себя. — Что за…
Лина сильно потолстела и облысела и… когда она успела надеть форму?
Меня сильно пошатывает, приходится держаться за капот машины, чтобы не упасть. Когда ко мне возвращается зрение, удается рассмотреть внимательнее человека стоящего передо мной. Того самого Ермолаева, местного следователя, лицо у него озабоченное.
Трудно собраться с мыслями, когда на тебя смотрит пристально сеньор помидор, лупает глазами.
Что за…
— Где Лина? — хватаю его за воротник, отрывая погоны.
Я все еще в трусах на съезде. Один. Я ничего не понимаю.
— К-Ка… А…не видел. — мужчина бьется в конвульсиях от страха, пытаясь вырваться из моего захвата.
Все же выпускаю его. Олень рогатый. Как ему вообще погоны выдали.
Осматриваюсь. Стараюсь охватить картину с места.
Ее лифчик и футболка все также висят на дереве. Джинсы покоятся на заднем сиденье.
Вряд ли Майорова умудрилась бы далеко уйти в одних трусах. А значит…
Желудок скручивается от неприятного спазма. Горечь подступает к горлу. Мышцы сводит судорогой.
Замечаю ярко-желтый дротик на земле, такими обычно стреляют по животным, чтобы усыпить их.
— Как нашёл меня? — из меня вырывается безумный крик, поворачиваюсь к горе-человеку. Если он солжет — придушу руками.
Кто-то похитил Сиськастую. Усыпил нас и выкрал ее. Забрал ее у меня из-под носа. Чувство такое, что кусок мяса оторвали. Когда я успел так прикипеть к девчонке?
Сначала меня манила ее красота, геометрическая совершенность, а сейчас физически больно от того, что ее нет. Въелась под кожу. Основательно еще до сегодняшней ночи. Маленькая дрянь завладела моими мыслями.
— Так дальнобойщик остановился, чтобы сходить по делам, увидел Вас без сознания и позвонил в полицию.
— Лжёшь. — мурлычу я, уже представляя, как раскрошу его тупорылую черепушку о камень позади него. — прямо-таки и набрал в следственный отдел.
— подумали, что Вас убили… — пролепетал он, проседаю на землю. — Он как упомянул про кабриолет, сразу Вас вспомнил… Суда кабанчиком и метнулся.
Ермолаев не лжёт, слишком трусоват. Кабанчиков он метнулся. Жаргонизм фольклорный.
Сажусь на капот, судорожно глотая уже нагревшийся воздух. Это пиздец. Натуральный. Полный.
Соображай, Дик! Заставь черепушку разогнаться. Давай. Давай, сука. Думай!
