Д. Другой просит меня составить для него карту Звезд
О. Д. Другой просит меня нарисовать карту Залов, непосредственно примыкающих к Первому Вестибюлю
О. Д. Другой высказывает предположение, что Статуи образуют своего рода шифр, который мы можем разгадать
И так далее, и так далее до самых свежих рубрик:
О. Д. Другой произносит бессмысленное слово «Шарф-бери», чтобы проверить мою память
О. Д. Другой дарит мне ботинки
Я по диагонали просмотрел несколько записей. Прочел, как Другой совершал различные Ритуалы, в которых я участвовал. Прочел, как умен Другой, как талантлив и красив, как научно он мыслит. Прочел подробные описания его костюмов. Все это было занятно, однако не помогало разрешить нынешнее затруднение. В отличие от записей о Стэнли Овендене, Маурицио Джуссани, Сильвии Д’Агостино и Лоренсе Арн-Сейлсе, записи о Другом не содержали ничего для меня нового. Там не было мудреных слов и фраз, как будто пульсирующих потаенным смыслом (таких как «Уэлли-Рейндж» или «медицинская клиника»). Все те события я отчетливо помнил. И ни в одной записи не упоминался Мэтью Роуз Соренсен.
Я вспомнил, что Пророк называл Другого «Кеттерли», и открыл букву «К».
Там нашлось восемь записей. Первая была на странице 187 Дневника № 2 (бывшего Дневника № 22).
Д-р Валентайн Эндрю Кеттерли. Родился в 1955 г. в Барселоне. Вырос в Пуле, графство Дорсетшир. (Кеттерли — старинный дорсетширский род.) Отец — полковник Ранульф Эндрю Кеттерли, военный и оккультист.
Валентайн Кеттерли учился у Лоренса Арн-Сейлса, затем получил место научного сотрудника на кафедре социальной антропологии Манчестерского университета.
Женился на Клеменс Юбер в 1985 г. Развелся в 1991 г. Двое детей. В 1992-м Кеттерли уехал из Манчестера и получил место преподавателя в Лондонском университетском колледже. В июне того же года написал в «Таймс» письмо, где публично обличил Лоренса Арн-Сейлса, обвиняя его в том, что он злонамеренно обманывал студентов, пичкая их псевдомистицизмом и сказочками про иные миры. Кеттерли призвал Манчестерский университет уволить Арн-Сейлса. (Что и было сделано, однако лишь в 1997 г., когда Арн-Сейлса арестовали за незаконное удержание человека.)
В последующие годы Кеттерли отказывался отвечать на вопросы об Арн-Сейлсе.
Вопрос: стоит ли связаться с Кеттерли и проверить, не скажет ли он что-нибудь мне? Живет где-то в районе Шафтсбери-парка[41].
Задание для себя: подготовить список вопросов к д-ру Кеттерли.
Я снова читал привычную мешанину слов, имеющих четкий смысл, и слов, значенье которых темно, — если они вообще что-нибудь значат. Я с интересом отметил новое появление загадочного «Шафтсбери» (и узнал, что оно пишется несколько иначе, чем я услышал, и без дефиса).
Я вернулся к Указателю, чтобы найти следующую запись, и тут заметил некоторую странность. Оставшиеся записи — всего семь — шли одна за другой. Последние десять страниц Дневника № 22 и первые тридцать две Дневника № 23 были целиком посвящены Кеттерли.
Я открыл Дневник № 2 (бывший Дневник № 22). Последние десять страниц — те самые, нужные — отсутствовали; остались только оборванные края у самого корешка. Я открыл Дневник № 3 (бывший Дневник № 23) — то же самое. Первые тридцать две страницы со сведениями о Кеттерли были вырваны.
Это чрезвычайно меня озадачило.
Кто мог вырвать страницы? Пророк? Он очень не любит Кеттерли. Возможно, он по злобе уничтожил записи о своем враге? Или 16? Она ненавидит Разум и Знания. Быть может, она также ненавидит Письмо, ибо через него Знания передаются от одного человека к другому. Нет, вряд ли. 16 прибегла к Письму, чтобы оставить мне длинное сообщение. Да и в любом случае как бы Пророк или 16 нашли мои Дневники? Они (как я уже объяснял) хранятся в сумке, спрятанной за Статуей Ангела, застрявшего в Розовом Кусте, в северо-восточном углу Второго северного Зала. Это одна Статуя из тысяч, из миллионов. Откуда он или она знали бы, где искать?
Я сидел и думал долгое время. Я не помнил, чтобы вырывал эти страницы. Но кто еще мог их вырвать? И я уже убедился, что не помню многих событий. Не помню многое из того, что делал сам (например, писал эти страницы). А значит, я мог их вырвать.
Но если я вырвал страницы, то что с ними сталось? Куда я их дел?
Я взял клочки, которые нашел в Восемьдесят восьмом западном Зале, и разложил некоторые перед собой, чтобы получше рассмотреть. На одном — угловом — стояло число 231. Это был номер страницы из Дневника № 2.
Быстро — почти лихорадочно — я принялся складывать обрывки. Примерно тридцать записей относились к периоду, который я обозначил «15 сентября 2012 г. — 20 декабря 2012 г.». Самая длинная из них была озаглавлена: «События 15 ноября 2012 г.»
Часть пятая
Валентайн Кеттерли
События 15 ноября 2012 г.
Я пришел к нему в середине ноября. Был пятый час, холодные синие сумерки. День выдался непогожий, фары машин дробились на пиксели дождем, асфальт пестрел коллажем из мокрых листьев.
На подходе к дому я услышал музыку. Реквием. Под Берлиоза я нажал кнопку звонка и стал ждать.
Дверь открылась.
— Доктор Кеттерли? — спросил я.
Передо мной стоял высокий худощавый мужчина на шестом десятке. Красивый. Голова аскета с высокими скулами и лбом. Глаза и волосы темные, кожа смуглая. Залысины, но небольшие. Аккуратная, чуть заостренная бородка. Проседь в бородке заметнее, чем в волосах.
— Да, — сказал он. — А вы Мэтью Роуз Соренсен.
Я подтвердил.
— Заходите, — сказал он.
Помню, что запах дождя, пронизывающий улицу, не исчез в прихожей, а как будто усилился; в доме пахло дождем, облаками и воздухом — безграничным пространством. Пахло морем.
Что было очень странно для многоподъездного викторианского дома в Шафтсбери-парке.
Он провел меня в гостиную. Все еще звучал Берлиоз[42]. Кеттерли прикрутил звук, но музыка оставалась фоном нашего разговора: саундтрек катастрофы.
Я снял сумку с плеча и положил на пол. Кеттерли принес кофе.
— Насколько я знаю, вы ученый, — начал я.
— Был ученым, — чуть устало объяснил он. — Лет пятнадцать назад. Сейчас я частнопрактикующий психолог. Научный мир меня не принял. У меня были неправильные идеи, неправильные друзья.
— Как я понимаю, сотрудничество с Арн-Сейлсом не прибавило вам симпатий со стороны коллег?
— Именно. Люди по-прежнему думают, будто я знал о его преступлениях. Это неправда.
— Вы с ним видитесь? — спросил я.
— О господи, нет, конечно! Уже лет двадцать. — Он раздумчиво глянул на меня. — А вы говорили с Лоренсом?
— Нет. Разумеется, я ему
