Вторым дозорным был Олагай, сын кузнеца. Он, наверное, что-то ответил, потому что Масхуд сказал:
— Сейчас.
И замахал Заре рукой: уходи, иди назад в ворота, здесь нельзя! Одну руку к груди прижимает, а другой машет. И улыбается. Потому что она не просто девочка, а приемная дочь самого Рауф-бека.
Ни один человек не знал, что она может выбираться из аула через Кольцо. Никто в Джангызе не умел этого, только Зара.
Все остальные проходили и проезжали через узкий проход, стиснутый двумя крутыми откосами. Он назывался Дорога Костей. Потому что когда-то враги пытались пробиться снаружи, чтобы уничтожить всех-превсех, но не тут-то было. На этот случай наверху, в нескольких местах, приготовлены груды камней. Снизу нажать рычаг — будет обвал. Врагов и завалило, а кто жив остался — бежал без оглядки. Мертвецов потом доставать не стали. Насыпали поверх щебня. Так скелеты внизу и лежат. Поэтому — Дорога Костей.
— Едут! — сказала Зара Масхуду, чтоб он про нее забыл и перестал прогонять.
Криворотый стал смотреть вдаль. Сначала ничего не видел, потом разглядел-таки. Ударил билом о кусок железа, три раза. Это чтоб в ауле услыхали: кто-то едет.
— Никак Рауф-бек вернулся? Не рано ли? — сказал он.
Зара, подняв голову, смотрела, что они говорят. Теперь им с вышки было видней, чем ей снизу.
Олагай ответил:
— Нет, этих только трое. И кони у них — шалохи.
Потом еще что-то, но прикрыл лицо рукавом, и она не разобрала.
Масхуд не забыл про Зару. Прижал ладонь к груди: поблагодарил, что предупредила. И больше не прогонял.
Ну то-то же. Он никто, простой нукер, а она — дочь князя и воспитанница Рауф-бека.
Рауф-бек был ее аталык. Как принято у больших и важных людей, Зару с малолетства отдали на воспитание в другой род. Этот обычай, существующий со времен пророка Мухаммеда, который тоже рос у чужих людей, очень мудрый, потому что помогает народам дружить между собой. У князя, отца Зары, жил младший сын Рауф-бека, а ее отдали в Джангыз-Канлырой. Давно это было. Свою родину Зара почти не помнила. Родного отца тоже. Ата был большой, краснобородый, пах кислым и пряным. Диде, родная мать, навещала ее раз в год, поэтому ее-то Зара помнила, но не сказать, чтоб любила. Как можно любить того, кого видишь раз в год?
Любила она нану, свою приемную мать. И немножко Рауф-бека, потому что он всегда с охоты привозил интересные подарки.
А диде подарков не привозила, не ласкала. Погладит один раз жесткой ладонью по щеке и начинает оглядывать, ощупывать, да проверяет, многому ли Зара за год научилась: какому рукоделью, какой хозяйственной пользе. И разговоры всегда про одно. Как важно, чтоб Зару в Канлырое любили, потому что хоть все они тут и разбойники, но ата очень нуждается в поддержке Рауф-бека.
Последний раз диде приезжала прошлой осенью, когда Заре исполнилось двенадцать и ее затянули в пша.
— Ходить в корсете тяжело, снимет его с тебя только муж, после свадьбы, — говорила диде. — Но терпеть тебе недолго. Как только твоя нана сообщит нам, что у тебя начались женские обычности, мы заберем тебя домой и выдадим замуж. Отцу нужно замириться с зеранчхоевским князем. Твой жених — его старший сын Аль-Латыф Шестипалый. Мальчик рябоват и у него вправду шесть пальцев, но зато в союзе с канлыройцами и зеранчхоевцами нашему дому будет ничто не страшно.
Она долго про это объясняла, и Зара послушно кивала, но за рябого-шестипалого выходить ей не хотелось. Она хотела вместе с Назифой попасть в гарем, где они стали бы самыми любимыми женами у паши, везиря или самого султана.
Говорить об этом с матерью, конечно, было нельзя. Тем более, диде тогда же строго-настрого запретила ей водиться с Назифой. Кто-то, видно, наябедничал.
Назифа была единственная подружка, рабыня с золотыми волосами, на год старше. Ее Рауф-бек привез с охоты совсем маленькой, еще раньше, чем сюда попала Зара.
У джангызцев такой промысел. Они уезжают далеко-далеко, подальше от здешних гор, чтоб не ссориться с соседями, и охотятся на чужих людей. Потом Рауф-бек или возвращает их за выкуп, или отвозит к морю и продает турецким купцам. Если охотники добывают детей, их сначала выращивают, а продают уже потом. Вырастить ребенка дешево, а дают за юношу или девушку в пять раз больше, чем за мальчика или девочку.
Назифу привезли из гяурского аула. Про прежнюю жизнь она ничего не помнила, только свое старое имя — Надия. Сначала ее, как других маленьких рабов, использовали на всякой домашней работе, но однажды Рауф-бек присмотрелся к девочке и сказал, что она обещает вырасти красавицей, а золотые волосы у турок в цене. Пусть больше не доит коз и не сучит шерсть, чтобы не испортить рук. Когда ей сравняется четырнадцать, он выручит за нее две или даже три тысячи серебряных монет. С того дня Назифа жила вольно.
Она была веселая, смелая и все время что-то выдумывала, с нею Зара никогда не скучала.
Сколько всего интересного они делали вдвоем! Не было случая, чтоб в Джангызе случилось что-нибудь особенное, а Назифа об этом не знала.
Они подслушивали под окном у Дадуха Хромого в ту самую ночь, когда он женился на Гашнаг, а она оказалась нечистой. Собственными глазами они видели, как Дадух высунулся из окна, весь в слезах, и выпалил в небо из ружья. Пусть все знают, что Гашнаг — беспутница! А как Гашнаг плакала! Ее потом посадили на осла и отправили из Джангыза куда глаза глядят.
Еще они подглядывали, как Нахо, жена седельщика, стоя на четвереньках, выдавливает из себя красного, сморщенного младенца. Похоже на то, как рожают кобылицы или коровы, но не совсем.
И как возле кладбища наказывали прелюбодеев, они тоже видели лучше всех, потому что Назифа придумала заранее спрятаться на дереве. Прелюбодея Джумала посадили связанного в одну яму, прелюбодейку Нурет — в другую. И стали кидать камнями: в мужчину — мужчины, в женщину — женщины. Джумалу-то хорошо, с первого же броска голову проломили, а женские руки слабые. Нурет долго кричала.
Еще Назифа научила Зару карабкаться на верхушку Кольца, чтобы оттуда смотреть на мир.
Они по целым дням там просиживали. Назифа рассказывала смешные или страшные сказки, Зара слушала и старалась всё это нарисовать.
Самая любимая ее сказка была про заколдованного султана. Что жил в главном городе земли Истамбуле султан. Все его боялись, потому что он был страшнее чудовища и свиреп душой. А всё потому, что злая колдунья заворожила его сердце и оно усохло, как мертвый цветок. Но однажды в гарем к султану привезли красавицу, которая умела вызывать ангела. Попросила она ангела расколдовать султана. Ангел проник султану за пазуху, дунул на сердце своим небесным дыханием — и мертвый цветок распустился. После этого султан стал самым великодушным из владык, а наложницу сделал своей любимой супругой.
Не передать, до чего Зара завидовала своей подружке. Воистину несправедлива судьба! Кого-то продадут в гарем к султану, а кто-то, значит, станет женой шестипалого? Иногда они думали, как бы им убежать через горы к морю, куда приплывают турецкие корабли за юными рабынями. Но убежать было нельзя, Кольцо бы их не выпустило. Зара тогда еще не знала, что на внешней стене есть спуск.
Как же Зара могла перестать водиться с Назифой? Ну, матери она, конечно, это пообещала, не будешь ведь препираться с диде — строптивых детей в аду ядовитые змеи за язык кусают. Но про себя решила, что просто впредь будет осторожной.
Только видеться они все равно почти перестали. Всё из-за того, что Рауф-бек передумал продавать Назифу. Он смотрел на нее, смотрел и вдруг объявил, что она будет ему младшей женой — потому что Дарихан умерла и ее дом стоит пустой.
Когда Назифу еще не заперли на женской половине, чтобы готовить в невесты, она сказала: «Не бывать этому! Не хочу всю жизнь лепить навоз на стены и на четвереньках рожать Рауф-беку детей. Убегу! Я буду султаншей!»
«Да как ты убежишь? Кто тебя выпустит через Ворота?»
«Через Кольцо уйду. Найду спуск».
И однажды ночью она исчезла. Зара проснулась, увидела у своего изголовья красную ленту с пришитыми серебряными монетками, единственное сокровище Назифы, и заплакала. Поняла, что это подруга ей на память оставила, а сама ушла в большой мир.
Но она ушла недалеко. Ее нашли на камнях, по ту сторону Кольца. Рядом валялся узелок, там лепешки, сыр, запасные чувяки. Видно, хотела спуститься и сорвалась.
И стали Назифу хоронить, как полагается по обычаю. Запихнули в рот, глаза и уши вату, чтобы не вырвались злые духи, замутившие покойнице душу. Вечером понесли хоронить. Зара шла с женщинами, отдельной дорогой. Пока не достигли кладбища, где мужчины уже вырыли могилу, женщины говорили обо всяком разном, некоторые даже хихикали — ведь умершая никому из них не была родственницей. Но когда показалась разрытая в земле дыра, все разом зарыдали, стали причитать, бить себя кулаками в грудь. Нана, у которой Назифа должна была стать младшей товаркой, завела похоронную песнь и немножко поцарапала себе лицо.
