— Здравствуйте, — сказал Аргайл таким тоном, словно они были желанными гостями, приглашенными на чай. — А вы, должно быть, леди Бирнес.
Запахнув халат поплотнее на случай внезапного нападения, супруга Эдварда Бирнеса осторожно признала, что он угадал.
— Мы не знакомы, — продолжил Аргайл, констатируя факт, совершенно очевидный для обоих. — Я работал у вашего мужа примерно год назад.
— В самом деле? — холодно осведомилась леди Бирнес. Даже будь Аргайл доброй волшебницей и крестной матерью ее мужа, это нисколько не оправдывало его появления в столь ранний час.
— Он дома?
— Конечно, он дома. А где еще ему быть в такое время?
— Да, наверное, мы пришли рановато, — признал Джонатан, — и я знаю: он любит поспать, но мы все же хотели бы повидаться с ним. Кстати, это Флавия ди Стефано, она работает в римской полиции, в управлении по борьбе с преступлениями в сфере искусства. Однажды она чуть не арестовала вашего мужа.
Едва ли после этой фразы леди Бирнес могла сменить ледяной тон на радушное объятие, но Аргайл стоял с таким видом, словно ждал, что уж теперь-то их примут как дорогих гостей. Элизабет Бирнес, будучи хорошо воспитанной леди, отступила на шаг и сказала:
— Вам лучше подождать в доме. Я пойду разбужу Эдварда.
В доме царила мирная тишина. Леди Бирнес провела бродяжек в небольшую гостиную с бархатными шторами и диванами, обитыми ситцем. Громко тикали часы. Бледное утреннее солнце ровно светило сквозь балконные окна, на стенах надежно висели картины, и статуэтки так же твердо стояли на отведенных им местах. Воздух в комнате был напоен благоуханием цветов и ароматической смеси сушеных трав и лепестков. Флавия переглянулась с Аргайлом: после всего, что им пришлось пережить, это место казалось воплощением безопасности и комфорта.
— Господи, на кого вы похожи, — услышали они тихий добродушный голос, в котором, однако, угадывались сардонические нотки.
Сэр Эдвард Бирнес, облаченный в шелковый халат, широко зевнул и помотал головой, словно избавляясь от наваждения.
— Привет, — ответил Аргайл. — Держу пари, вы не ожидали нас здесь увидеть.
— Действительно, не ожидал. Держу пари: у вас наготове весьма занимательное объяснение. Могу я предложить вам кофе?
Вот за что Аргайл особенно любил Бирнеса. За его невозмутимость. В какие бы обстоятельства он ни попадал, он ни разу и глазом не моргнул. Бровью не повел.
Молодые люди последовали за хозяином на кухню, где обнаружилось его слабое место. Он мог отлично разбираться в искусстве и заключать сложные многоходовые сделки, но в быту неожиданно проявил полную беспомощность.
После того как Бирнес в замешательстве постоял возле кофеварки, пытаясь угадать, как она работает, и покружил по кухне, недоумевая, куда жена могла поставить молоко (Джонатан предположил, что в холодильник), и спросил, устроит ли их в качестве подсластителя сахарная глазурь, Флавия приняла командование на себя. Вообще-то она терпеть не могла, когда мужчины проявляли подобную беспомощность в домашних делах, и при других обстоятельствах безжалостно наблюдала бы за мучениями неумехи, но сейчас она слишком устала, чтобы заниматься перевоспитанием Бирнеса. Вид бестолково передвигающегося по кухне бизнесмена, пусть даже и облаченного в шелковый халат, вывел ее из себя. Опасаясь сказать какую-нибудь резкость — это было бы весьма некстати, учитывая, что они собирались просить, у Бирнеса денег, — Флавия вызвалась помочь.
— О, это просто чудо, — пробормотал Бирнес, завороженно наблюдая, как ловко она засыпает кофе в кофеварку.
— Этому каждый может научиться, — сухо обронила Флавия.
— Мы… э-э… хотели просить вас об одной услуге, — вмешался Аргайл, испугавшись, что Флавия не ограничится этой репликой. — У нас возникли некоторые затруднения. Ну… знаете, как оно бывает.
Бирнес не знал. За всю свою жизнь он не пережил ни одного волнующего события. Единственным исключением стал небольшой эпизод, когда Флавия чуть не засадила его за решетку — в чем, кстати, была немалая вина Аргайла. Однако он всегда с удовольствием слушал рассказы о чужих приключениях. Окончательно проснувшись, Бирнес с нетерпением ждал, когда его юный друг изложит ему свою историю.
— Рассказывай, я слушаю тебя.
Джонатан начал рассказывать — Флавия хоть и владела английским, но все же не в совершенстве. О том, как мисс ди Стефано залезла в чужой карман, Аргайл, разумеется, умолчал — иногда люди вдруг ни с того ни с сего становятся ужасными моралистами.
— Как все сложно запутано, — сказал Бирнес, выслушав Аргайла. — Ясно одно: кто-то изо всех сил старается убрать вас с дороги. Вопрос: зачем? Почему? Вы уверены, что это имеет отношение к картине?
Аргайл пожал плечами.
— Это кажется очевидным. Ведь все началось с того момента, когда ко мне в руки попала эта картина. До нее моя жизнь текла совершенно спокойно. У меня не было никаких проблем, за исключением оплаты счетов.
— Что, дела опять не идут?
— Совершенно.
— Хочешь подработать?
— У вас есть предложение?
— Ладно, поговорим после, когда все утрясется. Послушай, а что, если ты просто вернешься домой в Италию и забудешь все это как страшный сон?
— Да я бы с удовольствием, но Флавия не соглашается ни в какую.
— Руксель… — задумчиво проговорил Бирнес, — где-то я слышал это имя. А не ему ли вручили…
— Ему, — устало сказала Флавия.
— И вы совершенно точно установили, что он скрыл от вас правду.
— Да, хотя по идее у него не было никаких причин скрывать ее. Его роль в этом деле самая положительная.
— Но если обладание этой картиной связано с жутким убийством, небольшая ложь с его стороны вполне извинительна, — заметил Бирнес. — В конце концов, если моя жена приняла Аргайла за злодея, то Руксель мог подумать то же самое. Если бы, например, у меня украли картину, а потом вдруг ко мне заявился совершенно незнакомый человек и поинтересовался, не хочу ли я получить ее обратно, первой моей мыслью было бы: «А не украл ли он ее сам?» А если бы он к тому же начал рассказывать мне об убийствах, я мог бы решить, что он и сам представляет некоторую угрозу.
Его речь не убедила Аргайла.
— Если бы я захотел убить его, возможность для этого у меня была.
— Он не знал, что тебе на самом деле от него нужно, и это его встревожило. Раз он и его картина оказались вовлечены в какую-то опасную игру, он решил на всякий случай все отрицать. А потом…
— А потом любой нормальный человек позвонил бы в полицию, — вмешалась Флавия. — Чего он не сделал.
— Но вы сами говорите, что этот человек со шрамом пытался поговорить с вами, и сами же признаете, что он скорее всего полицейский. Или все-таки убийца? Я полагаю, он не может быть одновременно и тем, и другим.
— Ну не знаю, — беспомощно развел руками Аргайл. — А как быть с Бессоном, которого арестовали, а через пару дней этот человек появился в галерее Делорме на улице Бонапарта. Это доказывает, что…
— … он все-таки полицейский, — нехотя согласилась Флавия. — Но.
— Что «но»?
— Он приехал в Италию, не поставив в известность итальянскую полицию, а Жанэ уверяет, что не знает его…
— Возможно, он из другого подразделения, — предположил Бирнес.
— И потом: на Лионском вокзале он не арестовал Аргайла, что было бы совершенно естественно для полицейского, а втерся к нему в доверие и пытался ограбить. Так действуют профессиональные воры, а для полицейского подобное поведение несколько нетипично, вы не находите?
— Не нужно горячиться, я всего лишь высказал предположение, — сказал Бирнес.
— Хорошо, я учту. И между прочим…
— Между прочим вам лучше сообщить мне, чему я обязан удовольствием видеть вас у себя и обсуждать с вами такие волнующие события.
— Я надеялся, вы окажете нам одну услугу, — сказал Аргайл.
— Ну, это очевидно.
— У нас закончились деньги. Мы хотели попросить у вас взаймы. Флавия находится в командировке, и как только мы вернемся в Италию, ей возместят все расходы, и мы тут же вышлем вам долг.
Бирнес кивнул.
— И еще нам нужна машина. Я хотел арендовать, но у нас нет с собой водительских удостоверений. — Он широко улыбнулся.
— Очень хорошо. Но с одним условием.
— С каким?
— Машина чистая, и прежде чем вы в нее сядете, вам придется принять ванну и купить себе новую одежду. После этого вы позавтракаете и отдохнете. В противном случае вы машину не получите.
Они согласились на все. Бирнес встал и энергичным шагом направился за ключами от машины и наличными деньгами, а молодые люди остались допивать кофе.
— Какой любезный мужчина, — заметила Флавия, когда Бирнес вернулся и разрешил ей позвонить Боттандо.
— Он только с виду такой надутый и самодовольный, а на самом деле у него золотое сердце.
