и гляди прихватит с собой отряд красных, а то и войсковую операцию затеет; в-третьих, бегать по лесам, значит привлекать к себе внимание, а сейчас следовало сделать так, чтобы о нём и обозе забыли. Ну, или искали в другом месте. Для этого нужно не так уж много – перейти фронт и избавится от оберега Аюпова. Стать видимым для Чёрного, проще говоря вызвать огонь на себя. Вот там можно и повоевать. И Туманов целеустремлённо продолжил движение к фронту.
Переходил его в районе Карабашева, предварительно потратив сутки у деревни Мартыново на изучение позиций. Окопы белых были размещены краем возвышенности, вдоль правого берега Степного Зая. Лесной массив, за которым можно было укрыться, заканчивался тут же, у деревни, оставляя до передовой линии версты четыре открытого пространства. Их преодолеть можно было только в тёмное время, рельеф местности позволял это сделать даже верхом. Следующей-же ночью он в поводу провёл лошадь мимо кавалерии и артиллерийских позиций красных, вызвав случайным стуком копыт лёгкий переполох дозорных и одинокую пулеметную очередь поверх скрывшей его балки. Дальше притоком Зая добрался до реки, перескочил ее бродом и околицей Карабашева проскользнул мимо передовой линии окопов. Углубился в прифронтовую зону, огибая с севера Солдатскую Письмянку, и повернул в сторону Бугульмы, уже прикрываясь лесом. В лесу его и взяли.
Разъезд белых появился внезапно, просто материализовался из утренней дымки, и сразу взял Туманова в кольцо.
– Стой! Слезай с коня! Руки вверх!
– Это не конь, а лошадь, – миролюбиво ответил Туманов усатому унтеру, зорко держащего его на прицеле драгуновки. Спрыгнул на землю и подняв, показал открытые ладони окружившим его четырём всадникам.
– Кто таков? Куда направляешься?
– Доставьте меня в особый отдел, братцы. Туда и направляюсь. Ротмистр Сергеев, выполняю особое поручение.
– Документы имеются, ваше благородие?
– Нет. Какие же документы могут быть в разведке?
– А ну, стой, где стоишь. – Один дозорный спешился и сноровисто обыскал Туманова.
Передал изъятый наган и нож унтеру. Тот качнул ими в руке:
– Шагай вперёд, дежурный офицер разберётся.
Не мешкая, один из всадников подобрал поводья Тумановской лошади и приторочил их к своему седлу. Двое других мордами своих коней начали теснить его в спину, направляя по лесной просеке в сторону города. Унтер держал его на прицеле.
До расположения добрались быстро, и получаса не прошло. На краю крутого склона были вырыты окопы, имелось несколько блиндажей и землянок. Сквозь деревья, совсем недалеко проглядывал огнями город. Туманова ввели в большой штабной блиндаж, где за дощатым столом, освещенным керосинкой, сидел средних лет поручик, ожидая задержанного, о котором ему успели доложить.
– Поручик Курбатов. Нуте-с, с кем имею? – вальяжно спросил он, цепко поглядывая то на одетого в гражданскую одежду Туманова, то на лежащий перед ним изъятое оружие.
– Ротмистр Сергеев, Глеб Александрович. Третий кавалерийский корпус генерала Келлера. Комиссован по состоянию здоровья в 1915-м. Направляюсь к полковнику Каппелю с особым поручением. – дисциплинированно доложил Туманов.
– Вон как, – понимающе покачал поручик, – и документов, по особому случаю, с собой никаких нет, разумеется?
– Точно так!
– Значит, быть комиссованным изволили при графе Келлере?
– Был контужен, потерял слух и зрение. Восстанавливался в 18-м полевом запасном госпитале в Пскове, там же и комиссован.
– Добрый был вояка, ваш граф, – покивал поручик, – Запамятовал, как его по батюшке?..
– Фёдор Артурович, господин поручик.
– Мда. В Пскове мне служить доводилось. Кстати, там частенько расписывали пульку в офицерском собрании. Главным врачом в госпитале был полковник Герасимов, Вениамин Семёнович, если не ошибаюсь?
– Нет. Главным врачом госпиталя при нас был Алексей Феликсович Држевецкий, доктор медицины и врач Божьей милостью.
– Будет, будет, ротмистр. Владеете обстановкой. Только это мало о чём говорит. Чем занимались последнее время?
– Оказывал содействие эсеровскому подполью в Казани, участвовал в штурме города на стороне Народной армии полковника Каппеля.
– Сами эсер?
– Русскому офицеру считаю неуместным состоять в партиях.
– Похвально, похвально. Настолько, что прямо пробы поставить некуда. – задумчиво проговорил поручик, и внезапно крикнул: – Конвой!
Вбежавшим в блиндаж двум караульным скомандовал:
– В кандалы, и в карцер голубчика. До особого распоряжения.
Никакие кандалы ему не одели, а просто связали руки, и проведя по сереющему рассветом лесу спустили в земляную яму, метра три высотой и шириной не больше колодца. Руки развязали. Сверху прикрыли плетёной крышкой. Туманов сел на дно ямы, откинувшись на осыпающуюся стену, потрогал оберег на шее. На месте. Документы он не брал с собой из-за необходимости придерживаться той версии, какая была в них отражена, а ситуация на стыке фронтов была непредсказуемой и без документов ему гораздо проще было подстраиваться, по необходимости, под развитие событий. Раздобыть какую-нибудь бумажку на месте тоже не представлялось большой проблемой. Всё пока было штатно. Психологические трюки контрразведки бывали и похлеще, всё это временно, но вот времени ему и было жаль. Называться своим именем спешить не следовало, во-избежании, так сказать, а попасть к Каппелю было необходимо. Он поможет связаться с Дутовым, а там всё будет уже по другому.
Два раза его кормили, утром и вечером. Спускали в ведре на веревке кусок хлеба и крынку с водой. Караул с ним не разговаривал, но находился всегда рядом – Туманов слышал шаги и иногда тянуло табаком: нарушали устав, воины. Смена караула сопровождалась смешливым уточнением разводящего:
– Шпыён на месте?
Отвечали ему тоже весело, развлекаясь от служебной докуки:
– Изволят почивать!..
Так прошло два дня. На третий день, когда он уже решил, что пора выбираться не дожидаясь «особого распоряжения», ближе к полудню за ним пришли. Помогли подняться на поверхность, спустив в яму жердину, на руки одели новомодные стальные наручники и отвезли на подводе в город.
Бугульму Туманов представлял себе более провинциальной, чем она оказалась: вполне себе современный город, с добротными каменными зданиями, городским прудом, железнодорожной станцией, телеграфом, монастырём, заводами и прочими принадлежностями цивилизации. Впрочем, сейчас бросалось в глаза не только это, а ещё и некая суета, мельтешение военных и гражданских. Первые грузились, строились и выдвигались, вторые собирались большими и малыми группами, смотрели на это, обсуждали и разбредались – кто за вещами, кто по домам. На этом фоне всеобщей готовности к перемещению, тем не менее, он смог заметить ещё одну странность, неприятно его озадачившую: за подводой, на которой его везли, была организована слежка. Не самая профессиональная, поэтому он её и заметил. Сидел он спиной по ходу движения, и смог пару раз заметить одну и ту же фигуру, следовавшую за подводой на достаточном удалении, но неотступно. Когда увидел её в третий раз, сомнения отпали. Если это была
