тоном ответил он, — вы не прожили бы и часа. Не плачьте, Роза, — продолжал он, снова обращаясь к сестре. — Я сохраню эту книгу для вас до тех пор, пока вы не сможете забрать ее.
— Вы сделаете то, вы сделаете сё! — закричал Данвиль, все больше и больше выходя из себя и давая волю гневу, несмотря на всю свою хитрость. — Нечего с такой уверенностью рассуждать о будущем, вы не знаете, что вас ждет. Следите за языком в моем присутствии: настанет день, когда вам понадобится моя помощь — моя помощь, слышите?!
Трюден отвернулся от сестры, словно боялся, как бы она не заметила, что сделалось с ним от этих слов.
«Человек, который шел за мной сегодня, — шпион Данвиля!» Эта мысль пронеслась у него в мозгу, но он не вымолвил ни звука. На миг настала тишина — и в ночной тиши до них донеслось громыхание тяжелых колес в отдалении. Оно все приближалось и приближалось — и вот совсем приблизилось и затихло под окном.
Данвиль порывисто кинулся к окну и выглянул на улицу. «Не зря я поспешил вернуться, — подумал он, всматриваясь в темноту. — Ни за что не согласился бы пропустить этот арест!»
Ночь была звездная, но безлунная. Он не различил ни экипажа, ни людей, которые из него вышли, и снова повернулся к остальным. Его жена упала в кресло, ее брат запирал в ящик книгу, которую обещал сохранить для нее. В мертвой тишине особенно мучительно было слышать звуки приближающихся по лестнице шагов. Наконец дверь тихонько отворилась.
— Гражданин Данвиль, salut et fraternité![30] — произнес Ломак, появившийся на пороге в сопровождении своих агентов. — Гражданин Луи Трюден? — продолжал он.
Роза вскочила с кресла, но не успела ничего сказать — брат зажал ей рот ладонью.
— Да, меня зовут Луи Трюден, — отвечал он.
— Шарль! — Роза вырвалась и с мольбой бросилась к мужу. — Кто эти люди? Зачем они здесь?
Он ничего не ответил.
— Луи Трюден, — медленно проговорил Ломак и вытащил из кармана ордер, — именем Республики вы арестованы.
— Роза, назад! — закричал Трюден.
Поздно: потеряв голову от ужаса, она схватила мужа за локоть.
— Спасите его! — воскликнула она. — Ради всего, что дорого вам в этом мире, спасите его! Шарль, вы начальник этого человека, прикажите ему выйти!
Данвиль грубо стряхнул ее руку.
— Ломак исполняет свой долг. Да, — добавил он, обратившись к Трюдену со злобной победоносной гримасой, — да, исполняет свой долг. Смотрите на меня сколько хотите, взглядами меня не проймешь. Это я донес на вас! Я это признаю, я этим горжусь! Я избавился от врага, а государство — от плохого гражданина. Вспомните свои тайные визиты в дом на Рю-де-Клери!
Его жена испустила вопль ужаса. Снова схватила его за локоть обеими руками — слабыми, дрожащими, которые вдруг стали сильными, словно у мужчины.
— Идите сюда, идите сюда! Мне надо поговорить с вами, и я поговорю!
Она с новообретенной силой протащила его за собой несколько шагов, в пустой угол комнаты. С помертвелым лицом и безумным взглядом, она привстала на цыпочки и прижала губы к уху мужа. В этот самый миг Трюден закричал ей:
— Роза, если вы заговорите, мне конец!
Услышав это, она осеклась, выпустила руку мужа и, вся трепеща, повернулась к брату.
— Роза, — продолжал он, — вы дали слово, и ваше слово свято. Если вы дорожите честью, если вы любите меня, подойдите ко мне — подойдите и молчите.
Он протянул руку. Она подбежала к нему и, уронив голову ему на грудь, разразилась рыданиями.
Данвиль раздраженно обратился к агентам.
— Выведите арестованного, — распорядился он. — Ваш долг здесь исполнен.
— Лишь половина долга, — уточнил Ломак, не спуская с него глаз. — Роза Данвиль…
— Моя жена?! — воскликнул суперинтендант. — При чем здесь моя жена?
— Роза Данвиль, — бесстрастно продолжал Ломак, — вы также указаны в ордере на арест Луи Трюдена.
Роза, приникшая к груди брата, подняла голову. Твердость оставила его, он весь дрожал. Она услышала, как он шепчет: «И Роза тоже! Боже мой! К этому я не готов». Она услышала эти слова, смахнула слезы и поцеловала его:
— Я только рада, Луи. Мы вместе поставили всё на кон — и теперь будем страдать вместе. Я только рада!
Преодолев первое потрясение, Данвиль уставился на Ломака, словно ушам своим не верил.
— Не может быть! — воскликнул он. — На жену я не доносил. Это какая-то ошибка, вы не уполномочены…
— Молчать! — властно оборвал его Ломак. — Молчать, гражданин! Я требую уважения к декрету Республики!
— Мерзавец! Покажите мне ордер! — велел Данвиль. — Кто посмел донести на мою жену?
— Вы! — Ломак презрительно усмехнулся. — Вы! И если кто-то здесь мерзавец, так это вы и есть! Вы — потому что донесли на ее брата! Ага! Мы даром свой хлеб не едим, не тратим время на оскорбления — мы ищем и находим. Если Трюден виновен, ваша жена тоже замешана. Мы это знаем — и мы ее арестовываем.
— Я запрещаю арестовывать ее! — завопил Данвиль. — Я здесь начальник. Кто мне возразит?
Невозмутимый агент ничего не ответил. Его острый слух уловил новый шум на улице. Он подбежал к окну и выглянул.
— Кто мне возразит? — повторил Данвиль.
— Тише! — вскинул руку Ломак. — Молчите и слушайте!
При этих его словах донесся глухой топот марширующих ног. Голоса, негромко и стройно поющие «Марсельезу», торжественно следовали ритму мерных, тяжких шагов. Вскоре под тусклым звездным небом разлился факельный свет, который становился все краснее и краснее.
— Слышите? Видите приближающийся свет факелов? — ликующе вскричал Ломак и указал на улицу. — Я требую уважения к национальному гимну и к человеку, который держит в своих руках судьбу всей Франции! Шляпу долой, гражданин Данвиль! Робеспьер на улице. Его телохранители, отборные бойцы, освещают ему дорогу в клуб якобинцев! Вы спрашиваете: кто вам возразит? Наш общий хозяин, человек, чья подпись стоит под этим ордером, человек, росчерка пера которого достаточно, чтобы наши головы вместе покатились с гильотины в поганый мешок! Хотите, я позову его, когда он будет проходить мимо дома? Хотите, я скажу ему, что суперинтендант Данвиль не позволяет мне произвести арест? Хотите? Хотите?
Такова была сила его презрения, что Ломак словно бы вырос, когда сунул ордер на арест под нос Данвилю и указал на подпись набалдашником трости.
Едва Ломак произнес последние слова, Роза в ужасе обернулась — обернулась и увидела, как ее муж отпрянул при виде подписи на ордере, словно перед ним внезапно выросла гильотина. Трюден почувствовал, как она съежилась в его объятиях, и испугался, что она не сможет совладать с
