Амина рассмеялась и тихонько ткнула его локтем в бок:
— Не так громко, Ганс. Многие турки говорят по-французски.
— Посмотри туда, — прошептал он.
Через окно автобуса он указал на группу женщин, из которых более молодые были одеты по-европейски в летние платья, а те, что постарше, закутаны в традиционные покрывала.
— Чанаккале стоит на перекрестке дорог с начала мира, Ганс, — вмешался я в разговор, забавляясь видом, с которым тот смотрел по сторонам. — А я думал, что ты уже побывал на практике в Турции.
— Угу, но не здесь, а на горе Арарат, на границе с Ираном и Арменией. А там что, на той стороне? — спросил он, показывая на противоположный берег пролива.
— Европа, — ответила за меня Амина. — Мы находимся на стыке двух континентов. Чанаккале стоит на страже пролива Дарданеллы, раньше он назывался Геллеспонтом, и тянется вдоль его берегов. Мы на линии слияния Эгейского и Мраморного морей, а последнее, в свою очередь, соединяется с Черным морем через Босфорский пролив, вон там. Чанаккале долгое время оставался главным форпостом Константинополя и портов Черного моря, отсюда и его важная роль во время Первой мировой войны.
— А где же Троя?
— В тридцати километрах отсюда, около деревни Гисарлык, — сказал я, указывая пальцем на точку на горизонте.
— А в музее, куда мы едем, — уточнил Ганс, — выставлены предметы, которые нашли на городище?
— Да. Кроме троянского коня, я полагаю.
— К сожалению, кроме коня.
Через сорок пять минут тряски в автобусе мы наконец приехали в музей, маленький, но ухоженный.
Один из смотрителей музея после телефонного разговора, который длился довольно долго, сказал нам, что профессор Тул сейчас занят на реставрационных работах, но выйдет к нам, как только освободится, уже скоро. Мы представились сотрудниками французского университета, которые, оказавшись в этих местах, хотели бы отдать ему дань уважения. То, что меня сопровождали молодая женщина и совсем юный молодой человек, возможно, успокоило славного профессора, который, по словам Гиацинта, после «несчастного случая» с подозрением относился ко всем.
Мы убили время, побродив по галереям, что, впрочем, не слишком нас огорчило, потому что экспозиции в некоторых залах были необыкновенно богаты, а кондиционированный воздух — очень приятным после уличного пекла. Я отметил про себя, что Ганс задает множество вопросов Амине об экспонатах, выставленных в витринах. Я не стал бы пока утверждать, что вирус археологии начал заражать его, но этот интерес был добрым предзнаменованием. И то правда, не многие студенты имели возможность столько же узнать о своей будущей профессии, сколько он за эти несколько дней. Охота за сокровищами, преследования, схватки, крушение цивилизаций… короче, здесь были представлены все элементы приключенческих фильмов. Казалось, что он забыл о смертельной опасности, — так юнцы хоронят в недрах своей памяти неприятные воспоминания, чтобы жить только настоящим.
— Профессор Лафет?
Мы обернулись и в глубине зала, где были выставлены античные сокровища, увидели мужчину лет шестидесяти в инвалидном кресле. Румяный, загорелый, с шевелюрой и бородкой, тронутыми сединой, Эдвард Тул с первого взгляда навел меня на мысль о сказочном гноме. Его простота и мягкий голос сразу же внушили доверие, но, когда он смотрел на вас, в его маленьких черных глазках проскальзывало что-то хищное. Как у тех кошек, которые мурлычут, когда их гладят, а потом неожиданно выпускают когти, чтобы расцарапать вам руку.
— Да, — ответил я, подходя и протягивая ему руку, которую он искренне пожал.
— Не сын ли вы Антуана Лафета, профессор?
— Да, это так.
На лице его промелькнула загадочная улыбка.
— Я имел удовольствие встречаться с вашим отцом.
Ничто в его тоне не позволяло догадаться, приятной была эта встреча или нет.
— А это профессор Амина Сэбжам и Ганс Петер, мой помощник.
— Петер? Чтобы быть помощником этого молодого человека, вы должны принадлежать к семье Людвига, я не ошибаюсь?
— Это мой дед, — смущенно сказал Ганс.
— Я знал его! Он и Антуан нашли общий язык.
И на этот раз я не мог понять, прозвучало в его словах что-то неприятное или это простая констатация факта.
— Они знают друг друга с давних пор, — осторожно заметил я.
— Вы приехали в наши края на каникулы или с научными целями?
Момент истины наступил. Я закурил сигарету, Ганс напрягся, сидя на своем стуле.
— Мы приехали к вам, профессор.
Он приосанился.
— На самом деле мы приехали сюда с определенной целью.
— А-а, вы о новых раскопках? Право, я сейчас очень занят, но если проект интересный, с удовольствием возьмусь руководить им.
Амина отвела взгляд, ошеломленная такой самонадеянностью.
— Речь идет не о раскопках, профессор. Скажем так, я предложил свои услуги одному богатому субъекту.
— Коллекционеру?
— Можно назвать его и так.
— И вы нуждаетесь в специалисте, который удостоверял бы подлинность находок? — спросил он с иронической улыбкой. — Одно дело — ковырять землю и писать статьи, мой мальчик, но определять дату и школу античных предметов — это совсем другое, это сложнее, не правда ли? — Тул небрежно махнул рукой. — Я вас поддразниваю! Это придет со временем, вот увидите. Понаблюдайте за моей работой, и вы узнаете уже…
— Мы ищем гробницу Ахилла, — прервал я его.
Реакция была незамедлительной и совсем не такой театральной, как можно было бы ожидать. Его пальцы сжались на подлокотниках кресла, и он задрожал.
После молчания, которое мне показалось бесконечным, он едва слышно произнес:
— Вы сумасшедший. Откажитесь от этой затеи. Вы не знаете, во что ввязываетесь, чему подвергаете их, — добавил он, указав на Ганса и Амину.
— У меня нет выбора, профессор. Я должен найти гробницу Ахилла, найти любыми…
— Замолчите! — закричал он, втянул голову в плечи и посмотрел по сторонам, словно ожидая, что полчище демонов сейчас выскочит из стен и набросится на него.
— Профессор, я знаю, что вы вели поиски на городище Трои, где Ахи…
— Не произносите здесь этого имени, вы сумасшедший! — Казалось, у него сейчас начнется истерика. — Кто знает, не подслушивает ли нас сейчас кто-нибудь?! А если они оснастили эту комнату микрофонами?! Они способны на все…
— Кто? — спросила Амина. — О ком вы говорите? Кто эти люди?
Он откатил свое кресло к стене библиотеки.
— Уезжайте! Уезжайте и оставьте этот безумный проект! Вы не знаете, на что они способны! Уезжайте!
— Профессор Тул, я…
— Уходите! Уходите, или я вызову охрану!
— На карту поставлена жизнь моего брата! Вы должны сказать нам все, что знаете!
Тул подкатил кресло к своему письменному столу и взял трубку телефона, но руки у него так сильно дрожали, что она выскользнула. Я поспешил к нему, чтобы как-то подбодрить, но Амина остановила меня:
— Морган! Нет! Это бесполезно, он запуган.
— Профессор… — умоляюще сказал я.
Но Тул уже набрал номер. Я подскочил и опустил руку на телефон, чтобы прервать соединение, и профессор глухо вскрикнул. Глядя на его искаженное ужасом лицо, я на минуту испугался, как бы с ним не случился припадок.
— Это бесполезно, — процедил я. — Мы уходим. Но я вернусь. День за днем я буду неотступно преследовать вас, и рано или поздно люди, которых вы так боитесь, кое в чем усомнятся. Вы этого хотите?
Тул униженно замотал головой.
— Тогда помогите мне! Скажите, что вам известно.
— Не делайте этого… — плаксивым голосом сказал он.
— Говорите! В ваших руках жизнь человека!
— Вы не понимаете…
— Ладно, — прорычал я. — Приготовьтесь, вы увидите, что с сегодняшнего дня я буду ходить по вашим следам, как собака, выслеживающая дичь!
Я повернулся, чтобы уйти, мои растерянные спутники последовали за мной. Из музея я вышел разъяренный.
— Морган! — с укором сказала Амина. — Ты зря так обошелся с ним!
— Нам нужна информация, которой он владеет!
— Но этот человек — старик в инвалидном кресле!
— Этот человек — эгоистичный и скудоумный старик, готовый пожертвовать полным жизненных сил молодым человеком, сделав его заложником, и все это ради того, чтобы еще на несколько лет продлить свою замешанную на лжи жизнь! Вот кто он!
Я остановил первое попавшееся такси, и мы в молчании заняли в нем места. Тул заговорил бы. Он был готов на все, чтобы спасти свою жалкую шкуру, и, приставь я к его виску пистолет, он бы уступил.
Наскоро пообедав, мы в самом мрачном настроении вернулись в гостиницу, чтобы немного отдохнуть. Температура воздуха подбиралась к тридцати шести градусам, и хотя море было рядом, мы не чувствовали себя бодрее. К тому же я не видел, что мы могли бы теперь сделать, кроме как ждать и снова обратиться к Тулу.