— Юноша немного груб, но очень энергичен, — усмехнулся я, поворачиваясь к Гиацинту. — Так что?
— Чтобы ответить на первый вопрос, скажу, что у нас есть свои источники. Что же касается второго, то я сказал бы, что Гелиос нуждается в знающих людях, а вы именно такой человек, доктор Лафет. Каким был и доктор Лешоссер. Ему известно, что вы способны выдержать трудности ради того, чтобы отыскать доспехи.
— Вы знаете, что это невозможно. Те, кто разграбил гробницу и затем превратил мумию в кислотную кашу, унесли их, и лишь богам ведомо, где они теперь. Как вы намереваетесь отыскать доспехи?
Гиацинт покачал головой, словно профессор, слушающий нерадивого студента.
— Вы человек знающий, Морган, но судите поверхностно. А если я скажу, что все признаки находятся у вас под носом… у вас, эллиниста. Вы должны бы покраснеть от стыда.
— Я здесь не для того, чтобы выслушивать оскорбления!
— Объясните нам все, — сказала Амина.
— Возьмите-ка записную книжку профессора Лешоссера, доктор Сэбжам, — тихо сказал Гиацинт. — Посмотрите на сто тридцать вторую страницу.
— Откуда вам известно содержание записной книжки? — вскричал Ганс.
— Вскрытая дверь… — понял я. — Это вы.
Гиацинт подмигнул мне.
— Вы еще не вошли в самолет, когда расшифровка записной книжки была завершена. Из нее мы узнали, что гробница находится в мечети. Нам нужно было только добыть планы… и помочь вам проникнуть туда, чтобы, естественно, забрать кинжал.
— Почему вы сами его не забрали?
— У каждого своя профессия, доктор Лафет. Ведь археолог — это вы.
Амина достала листки с расшифровкой, сделанной Гансом, и лихорадочно их перелистала.
— Страница сто тридцать вторая, я нашла.
— Прочтите то, что относится к Калигуле.
— «…Гай Юлий Цезарь приказал извлечь доспехи из гробницы Александра в Египте. Он велел привести их в порядок, дополнил недостающее одним из кинжалов, которым, как он считал, было пронзено сердце убийцы его матери, и несколько раз облачался в них, но в последний раз их видели в тот день, когда по примеру короля мидян он приказал соорудить в Неаполитанском заливе мост из кораблей».
Тонкое лицо Гиацинта расплылось в улыбке.
— Кинжал… Теперь вы понимаете?
— Вы намекаете на то, что это люди, посланные Калигулой, вероятно, забыли титановый кинжал? А не те подонки, которые превратили Александра в кашу? — спросил Ганс.
— А иначе зачем было заменять недостающий кинжал оружием из обычного металла?
Я вскочил, замотав головой.
— Откуда вы знаете, что среди доспехов был кинжал?
— Гелиос знал, сколько предметов там было первоначально, Морган, — заметил Гиацинт.
— Каким же таким чудесным образом?
— Этого я не знаю. Но он мог бы нарисовать каждый предмет с завязанными глазами.
— Значит, он уже держал это в своих руках?
— Он уверяет, что нет.
— «Он велел привести их в порядок…» — задумчиво повторила Амина, глядя в текст. — Морган…
— Что?
— Пряжка! — воскликнул вдруг Ганс, быстро сообразив, на что она намекает.
Амина согласно кивнула.
— Какая пряжка? — спросил Гиацинт.
— Мы нашли в саркофаге титановую пряжку, возможно, от нагрудника. Такие бывают на доспехах, она, должно быть, вырвана из подгнившего кожаного ремня. По сути, она могла бы оторваться и три года назад.
— Невозможно, — твердо заявил Гиацинт.
— Почему же? — осведомился я.
— Потому что доспехи так и не были возвращены в Александрию.
Амина перевернула несколько страниц и громко прочла:
— «Позднее, когда Цезаря спросили, почему никто больше не видел на нем доспехов Александра Великого, он отвечал, что передал их стражам гробницы, чтобы они вернулись к своему законному владельцу»!
— Именно об этом я и говорю, доктор Сэбжам, — с кривой усмешкой сказал Гиацинт.
— Меч был украден рабом, это известно, но доспехи были возвращены в гробницу. Так здесь написано.
Гиацинт протянул ей книгу, которую принес из соседней комнаты, — знаменитые «Сравнительные жизнеописания» греческого автора Плутарха, над которыми в свое время обливались потом все студенты.
— «Жизнь Александра». Глава пятнадцатая, строка седьмая.
Ганс схватил книгу и откашлялся. Начиная понимать, к чему ведет Гиацинт, я, проклиная собственную глупость, хлопнул себя по лбу. Ведь это же так очевидно…
— «Таков был его порыв и таковы были его намерения, когда он перешел Геллеспонт.[57] Он поднялся в Илион,[58] где принес жертвенные приношения Афине[59] и сделал жертвенные возлияния героям. На гробнице Ахилла…»[60] — начал читать Ганс.
Амина вскрикнула, поняв в эту минуту, что от нее тоже ускользнуло очевидное.
— Что? — спросил Ганс.
— Ничего, — вмешался Гиацинт, — продолжайте. Ганс предложил нам читать поочередно, но мы знаком показали ему, чтобы он продолжал.
— «В гробнице Ахилла, натершись маслом и…» Он же был в подпитии… «…и пробежав обнаженным согласно обычаю вместе со своими сподвижниками, он надел венок. „Ты счастливый, — крикнул он, — у тебя при жизни был верный друг, и после твоей смерти великий глашатай славит тебя!“ Когда он проезжал и осматривал город, его спросили, хотел бы он увидеть лиру и доспехи Париса,[61] и он ответил: „Вот эти две вещи меня почти не интересуют, но я охотно взглянул бы на доспехи Ахилла, свидетелей его славы и его высоких дел!“ Стражи храма, опасаясь, как бы гнев его не пал на Илион, если они откажут, вручили ему тогда священные доспехи, которые Гефест некогда положил к ногам сына Фетиды».[62] Так что, Александр украл доспехи Ахилла?
— Стражи храма… — вздохнула Амина, поднимая глаза к небу. — Доспехи Ахилла… Но как же мы об этом не подумали?
Ганс не уступал:
— Так что, они и есть стражи гробницы?
— Да, Ганс. Калигула, возвращая доспехи их законному владельцу, вернул их не Александру, естественно, а Ахиллу. Какой же я идиот! — обругал себя я.
— Но тогда… — тихо проговорила Амина, — если речь идет о мече Ахилла, датировки точны! От трех тысяч до трех тысяч пятисот лет. Морган! Они были изготовлены между тысячным и тысяча пятисотым годами до рождения Иисуса Христа…
— Предполагаемая дата Троянской войны, — согласился я, падая на диван, словно меня стукнули молотком по голове. — Черт побери!
Рот стажера раскрылся так, что в нем вполне поместилась бы половина александрийских судов.
— Погоди… ты утверждаешь, что этот парень существовал на самом деле? По этому поводу нужно выпить.
Недоумение Ганса рассмешило Гиацинта. Он налил ему стакан содовой, которую тот выпил залпом.
— Многие мифологические герои или персонажи были подсказаны реальными людьми. Это, возможно, относится и к Ахиллу. Что же касается кузнеца, то, честное слово, он, наверное, был гением. Вот поэтому мы должны найти эти доспехи, теперь, когда уже возвратили кинжал и меч. Но Гелиос считает, что самая замечательная вещь в доспехах — это щит.
Ганс, с которого слетели вся усталость и тревога, вскочил и запрыгал по комнате, что позабавило нашего «хозяина».
— А что Гелиос собирается делать с этими доспехами? — вдруг спросил я.
Улыбка исчезла с лица Гиацинта.
— Это вас не касается. И меня тем более.
— Я отказываюсь, — просто заявил я.
— Мор! — крикнул Ганс. — Ты свихнулся! Подумай!
— Замолчи, Ганс! — осадила его Амина властным тоном, какого я ни разу у нее не слышал. — Ты сам не понимаешь, что говоришь.
Если бы это я поставил его на место, он, наверное, огрызнулся бы, но, к моему великому удивлению, он покраснел и опустил голову. Воспитанный мужчинами, он, возможно, впервые в жизни осознал, что означает «материнская власть».
— Я не стану искать эти доспехи для того, чтобы, спрятанные от глаз людских, они оказались в сундуках богатенького коллекционера, — отчеканил я. — Найдите кого-нибудь другого. Искателей сокровищ достаточно.
Гиацинт кивнул с недовольной гримасой и достал из кармана брюк бумажник.
— Гелиос предвидел вашу реакцию.
— Чек не изменит моего решения, — сказал я, подчеркивая свою решимость.
— Я догадываюсь об этом… Но речь идет не о деньгах. В случае вашего отказа он поручил мне показать вам… вот это, — тихо проговорил он, протягивая мне фотографию.
Я с сомнением взял ее, но когда увидел, кто на ней изображен, почувствовал, как кровь застыла в моих жилах, отхлынула от лица.
— Но… — пробормотал Ганс, глядя через мое плечо. — Это же Этти.
— Откуда она у вас? — крикнул я, готовый броситься на Гиацинта. — Где вы ее добыли? С каких пор вы следите за мной? Мой брат умер больше года назад!
— Год назад Гелиос не знал о вашем существовании, доктор Лафет. Эта фотография сделана пять дней назад. Вашим слугой, — добавил он с поклоном.
