— Давай, давай отсюда! — повторил я.
Когда и водопад, и завод остались позади, Никита повел вертолет вдоль склона, но вскоре, приглядевшись к датчику на панели, сказал:
— Не хватит, наверное, всю Долину облететь. Хотя черт его знает, может и хватить. Все равно, давай сейчас вверх попробуем подняться, чтобы потом жаба не давила, если топливо закончится.
— Давай, — согласился я. — Только ты контролируй ситуацию, чтоб не получилось, что оно закончится, как раз когда мы под облаками будем.
— Я контролирую, контролирую, — ответил он. — А вон там что такое, видишь?
Впереди по курсу вплотную к склону высилась скала, на вершине которой росла одинокая пихта. Вскоре стало ясно, что дальше стоит еще одна скала. Между ними поблескивала вода: защищенное камнем с трех сторон мелководное озерцо. То, что оно неглубокое, стало ясно после того, как мы увидели прямо посреди озера домики на сваях и деревья вокруг них.
— Есть там кто? — спросил я, приглядываясь, но не замечая никакого движения.
Пригоршня покачал головой.
— Пусто вроде.
Мы пролетели мимо скал, и тогда напарник сказал:
— Ладно, теперь точно вверх пора.
Он повернул что-то на приборной доске, взялся за рычаги, и вертолет стал подниматься.
* * *
Земля была расчерчена бледно-зелеными и светло-коричневыми квадратами, колхозные домики и коровники давно пропали из виду, лишь слева виднелись серые спичечные коробки заводских цехов и серебристая ленточка водопада, будто приклеенная к склону. Горы, казавшиеся размытыми из-за расстояния, обступили изогнутый овал Долины. Вертолет, рокоча винтом, медленно всплывал сквозь бледно-желтое безмолвие.
В ящике за креслом я нашел несколько спецпайков, мы вскрыли один и стали завтракать.
— Помнишь Стукача? — спросил я, зубами отрывая кусок вяленого мяса от плоского брикета. — Того, которого чуть бойцы из «Долга» не завалили, когда он от Темной долины шел? Знаешь, как он погиб?
— Угу, — промямлил Пригоршня, разгрызая сухарь. — То есть да, помню, но не знаю, как погиб.
— Из-за выброса. Он не успел спрятаться, на берегу был, когда началось, так он с перепугу в речку нырнул. Не в Припять, в какой-то приток. Доплыл до дна, вцепился там в корягу и висел, сколько воздуха хватало. Потом вынырнул — а выброс, конечно, как раз вовсю свирепствовал. На берег кое-как выбрался, упал и отрубился. Потом его случайно сталкеры нашли, которые к Курильщику шли. Притащили туда, Стукач в себя пришел, но как встал — чуть сразу обратно не упал. Ноги не слушаются, говорит. Ничего, разомнусь, расхожусь… Ну и пошел, да только колени у него не сгибались. А потом свалился-таки, его подняли, в кресло посадили. Он испугался, встать пробует — никак. Онемение дальше поднялось, до бедер, а через несколько минут — и до поясницы. Потом еще выше… Он совсем перетрусил тогда, кричать начал, ему Долдон амфетамин вколол, но без толку. В общем, через несколько минут Стукач только губами мог шевелить, а потом умер: сердце остановилось…
— Так ты думаешь, с пилотом то же самое произошло? Я втянул в себя желе из пакетика и вытер губы ладонью.
— Наверное. Попал в вертолете под выброс, ну и тот на него вот так вот экзотично подействовал, как на Стукача тогда.
— Может быть. — Пригоршня выбросил в пролом на месте дверцы справа от меня обертку рыбного брикета и добавил: — Это турист-охотник был.
— Кто-кто?
Он улыбнулся с чувством превосходства.
— А ты не слышал про них, а? Ты как этот… моллюск в раковине, Химик. Улитка. Забился туда и сидишь, артефакты только свои перебираешь, когда добудем, копаешься в них, света белого не видишь. Про потерянный взвод не знал, про Картографа тоже и про туристов, оказывается.
— Ну так что, я просто внимание не распыляю на всякую фигню. Зато по артефактам я специалист.
— Да не фигня это, раз они нам помогают, сведения эти. Короче, в последнее время стали у нас появляться такие вроде как туристы. Видно, на Кордоне где-то дырка возникла основательная, с военными из какого-то лагеря удалось столковаться… Теперь вот впускают в Зону охотников на мутантов. То есть не таких, как мы, которые тут живут, ну и денежку потихоньку зарабатывают, а именно туристов: прилетели, псов с кабанами постреляли и назад с трофеями. А то и на контролеров иногда охотятся или на кровососов, представляешь? И я слышал, что недавно эти люди, которые такой вот туристический бизнес здесь открыли, стали новую услугу предоставлять: охота с вертолетов. Так вот это, может, такой вертолет, а? То ли с охотником, то ли с инструктором, испытательный еще.
— Может быть, — согласился я. — Главное, что вертолет этот нам достался. Как там топливо?
— Пока хватает.
Мы замолчали, переваривая содержимое пайка. Под приборной доской между креслами висел обрамленный пластиковой рамочкой портретик мужчины в хорошем костюме. Имиджмейкеры заставили его сделать лицо человека, который собрал волю в кулак, приготовившись одной силой мысли решить все проблемы государства; мне, впрочем, оно больше напоминало лицо того, кто, только что ограбил киоск, увидел выруливающий из-за угла ментовский патруль и теперь напряженно размышляет, сдаваться или все же попробовать убежать.
— Экий он у вас кривоватенький, — жалостливо сказал Никита, тыча в портрет носком ботинка. — Наш красавец… того… представительнее будет.
— Так после вашего прошлого гоблина любой Василисой Прекрасной покажется.
— Не, ну все же…
— Пригоршня, они оба — одинаковые восторженные обезьяны, — сказал я. — Ради своих интересов нас друг с другом стравили и конопатят нам мозги через телек, газеты и прочее радио.
— Да мы ж сами их таких и выбрали.
— Выбрали, потому что нам таких подсунули. Все равно не из кого выбирать, там все моральные уроды.
Он возразил:
— Ну, это ты преувеличиваешь.
— Не-а. Там все так выстроено, что приличный, хороший человек на самую вершину залезть не может. То есть система такая образовалась со временем сама собой: чтобы сделать в политике карьеру и стать по-настоящему крутым, надо иногда совершать неблагоприятные поступки, а иначе не продвинешься. Политика — это среда такая, которая нормальных людей из себя выталкивает, как вода пенопласт. Так что порядочный человек просто не попадет в то, что называется «высшим эшелоном». Это теоретически невозможно, понимаешь, ну все равно как ты под водой дышать без акваланга не сможешь.
Мы, нахмурившись, глубокомысленно размышляли о судьбах государств и всего мира. Я сказал:
— Вообще настоящим мужчинам после сытной еды положено, конечно, о политике поговорить, но давай не будем о грустном. Смотри, как здесь тихо, покойно, так расслабься и получай удовольствие.
Крепко держась за край проема на месте выломанной дверцы, я высунулся и поглядел вниз.
— Ну что? — спросил Никита.
— Слушай, теперь вообще ни черта не видно. Где это мы находимся?
Теплый ветер бил в лицо, трепал волосы. Под вертолетом была только желтая муть, песочная дымка — больше ничего. Приоткрыв дверцу со своей стороны, Пригоршня тоже посмотрел вниз, затем по сторонам.
— Вроде раньше склон был виден, — произнес он растерянно. — Еще ж недавно совсем, когда мы только жратву нашли и поесть собрались. Куда оно все подевалось?
Мы крутили головами, высовывались и приникали лбами к колпаку: нет, вертолет купался в сплошной желтизне, и, кроме нее, вокруг больше не было ничего.
— Но мы все еще поднимаемся, точно! — заверил меня напарник. — Вот же я по приборам вижу…
Я возразил:
— Так, может, не надо дальше? А то будем так лететь и лететь сквозь эту мочу, пока топливо не кончится.
— Да не может туман этот вечно длиться! Как так? Не верю я в это, чепуха какая-то, не верю! Должен он скоро закончиться, что-нибудь увидим и тогда решим…
— Ты не Станиславский, чтоб верить или не верить, — перебил я. — Пусть не вечно, но ты ж видишь: со всех сторон одно и то же, и если это еще какое-то время будет продолжаться…
В это мгновение мир перевернулся вверх тормашками.
* * *
Мырухнули в небо;мгновение я видел землю над головой, деревья, холмы и озеро, вода из которого не выливалась, но невероятным образом оставалась в подвешенном состоянии. А после все перевернулось на сто восемьдесят градусов.
Меня сначала подбросило, потом вжало в кресло. Двигатель надрывно загудел, застонал, дробно лязгая. Желтая муть плеснулась, заклубилась — и разошлась, показав, совсем близко, поверхность земли.
— Тормози!!! - заорал я, от неожиданности позабыв, что мы не в автомобиле. Вцепившись в подлокотники, рефлекторно зажмурил глаза и тут же открыл их. Никита пытался управлять, вертолет мотало из стороны в сторону, а потом хвост задрало кверху — но падать мы перестали.
Напарник откинулся в кресле. Холм, в который мы почти врезались, провалился вниз; машина пронеслась над вершиной, зацепив полозьями траву, накренилась, замедляя скорость, — перед нами открылось небольшое болото.
