class="p1">Подобная же система управления существовала и в женском общежительстве на Лексе. Так, во главе Лексинской киновии стояла «большуха», или «начальная мать», от которой обитательницы Лексы принимали благословение «на всякое время». «Начальная мать» неизменно участвовала в соборах Выгорецкого общежительства при обсуждении религиозных и хозяйственных вопросов. Ее помощницей являлась «строительница», которая должна была «знать всякое дело и благочиние во всех службах и строение всякое, и келарское дело». Другой помощницей являлась «казначея» – «та да знает в платье и обуви, и в пряже, и в раздаче». Особые «старицы-надзирательницы должны были пещися о всяком благочинии церковном и трапезном».
Сравнение «Выговского чиновника» и «Устава» Соловецкого монастыря до его разорения в 1676 г. обнаруживает удивительное сходство в обустройстве двух северных обителей. И там, и там во главе управления стоял монастырский собор. И там, и там мы находим одни и те же должностные лица. Одинаково высоким было значение настоятеля. Так же шло производство дел, которые вели такие же приказчики, заведующие хозяйством монастырским и принадлежащими монастырю вотчинами и промыслами. Различие состояло лишь в большем значении Выговского собора, который мог делать догматико-обрядовые определения для всех древлеправославных поморцев, что прежде входило лишь в компетенцию собора с участием архиереев. Безусловно, последнее было вызвано исключительностью того положения, в котором оказались русские люди, оставшиеся верными древлеправославию и лишившиеся церковной иерархии.
Заложенный выговцами прочный экономический фундамент позволил им осуществить программу беспримерного по своим масштабам культурного строительства. Выговская поморская пустынь стала самой настоящей «культурной столицей» старообрядчества. Недаром современники называли Выг не только «беспоповским» или «северным Иерусалимом», но и «староверческими Афинами».
На Выге были сохранены и продолжены древнерусские традиции книгописания, иконописи и знаменного пения, созданы школы для обучения грамоте и певческому искусству. Сохранились свидетельства о книжных экспедициях братьев Денисовых, предпринятых в 1705—12 гг. «Оный же Андрей, – свидетельствует Иван Филиппов в „Истории Выговской пустыни“, – в те вышеписанныя нуждныя годы ездяше ово з братом Симеоном, а ово и с ынными по всем градом и в Москве по всем монастырям и в Нижегородской пустыни промышляше книги и осматриваше, овые покупаше, а овые списываше, испытуя, како в древлеотеческом благочестии утверждатися и стояти». Одновременно с разысканием и перепиской книг велся подбор свидетельств церковно-археологического характера в пользу старых обрядов. Из книг, приобретенных во время подобных поездок, пожертвованных благотворителями и переписанных, составилась богатейшая библиотека общежительства, включавшая в себя почти все древнерусское книжное наследие. Были здесь книги Священного Писания: Библия киевской печати, Библия печатная на древнееврейском языке, Толковый Апостол в 3-х книгах, Толковое Евангелие Феофилакта Болгарского; сочинения святых отцов и учителей Церкви: Иоанна Златоуста, Августина Блаженного, Амвросия Медиоланского, Кирилла Александрийского, Афанасия Великого; богослужебные: Потребник харатейный, печатный и письменный; книги по каноническому праву Никона Черногорца, Стоглав русский, Кормчая – печатная и старописьменная; древнерусские сборники Палея, Златоструй, Златая Цепь, Зерцало мирозрительное, Зерцало Великое, Зерцало – беседование души с телом; сочинения древнерусских отцов Кирилла Туровского, Макария, митрополита Московского, Максима Грека; книги древнерусских светских писателей: князя Андрея Курбского, князя Константина Острожского; книги исторические – «гистории разные» – Летописец Еремия, книга Матфея Стриковского. В состав библиотеки входили не только богослужебные, богословские и полемические книги, но и книги учебные, среди которых были представлены грамматики, риторики, логика, «Диалектика» Иоанна Дамаскина, «Великая наука» Раймунда Луллия, были здесь сочинения Аристотеля и даже французских просветителей Вольтера и Ж.-Ж. Руссо.
Выговское поморское общежительство ставило перед собой серьезные культурные задачи. Например, создание единой системы образования. На Выгу обычно выделяют два вида учебных заведений: школы грамоты для мальчиков и девочек (в которых обучались не только дети старообрядцев, но и «внешние») и своего рода «семинарию», подготавливавшую старообрядческих наставников, певцов, иконописцев и начетчиков-апологетов. Со временем появляется даже идея создания старообрядческой академии. Так, в 1787 г. выговский киновиарх Андрей Борисов писал наставнику московской Монинской моленной: «А мне любо, что наши московския заселят места здесь, и академию разведем; лишь завести, а то наедут, и детей городских обучать станем разным наукам»[93]. Известно, что с выговскими книжниками общался М. В. Ломоносов в свои молодые годы.
Таким образом, выговская система образования включала в себя две ступени и предусматривала общее и профессиональное образование. На первой ступени учащиеся обучались чтению по богослужебным книгам – Псалтырю и Часовнику, а также письму и церковному пению по знаменам (крюкам). Именно на Выгу удалось сохранить традиции древнерусского церковного пения и литургического чтения в их наиболее чистой, архаической форме.
Второй ступенью системы образования было профессиональное обучение. Проявившие свои таланты и способности могли получить специальное образование, определявшееся нуждами общежительства, – прежде всего требовались писцы, писатели и иконописцы. Своеобразно и неповторимо изобразительное искусство старообрядцев Выга, в особенности книжная миниатюра, медное литье, иконопись. Выговское общежительство было не только хранителем древних рукописей, – здесь они также переписывались и распространялись во множестве списков. В Выговской пустыни очень рано начали составляться Торжественники – сборники слов на праздники – особого, выговского состава, причем со временем в них стали включать и сочинения поморских отцов. Было составлено собрание сочинений Максима Грека, весьма авторитетного для старообрядчества автора, защитника двуперстия и сугубой аллилуйи. За каких-то полтора-два года была проделана огромная редакторская работа и составлены двенадцатитомные Четьи Минеи (Жития святых), причем в отличие от получивших широкую известность Четий Миней новообрядческого митрополита Димитрия Ростовского, пользовавшегося преимущественно западными источниками, выговские Четьи Минеи включали в себя в значительно большем объеме жития русских святых. Сюда вошли и такие редчайшие памятники русской агиографии, как жития Иоасафа Каменского, Антония Дымского, Мартирия Зеленецкого, Филиппа Ирапского, Кирилла Челмогорского, Галактиона Вологодского, Евфимия Архангелогородского и других.
Абсолютная монополия государства на книгопечатание не позволяла старообрядцам издавать литературу, которая бы отвечала их духовным запросам, в России. Это привело к тому, что на протяжении полувека, начиная с никоновских реформ, старообрядчество вынуждено было обходиться дореформенными изданиями, дополняя их сочинениями, переписанными от руки. В самой Выговской пустыни, а впоследствии и на Лексе, был организован скрипторий. Переписывались (в том числе на заказ и на продажу) не только памятники древнерусской книжности, но и сочинения старообрядческих авторов. Рукописные выговские книги распространялись по всей России. Особую роль в этом сыграла организованная в женской обители на реке Лексе специальная мастерская по переписке книг. Эта мастерская в первой четверти XVIII в. заменяла настоящую типографию и выпускала книг больше, чем тогдашняя московская патриаршая типография, единственная на всю Россию! Эти поражающие воображение современного читателя рукописные мастерские Выголексинского общежительства во многом были вызваны элементарной нуждой в древней, неиспорченной реформаторами книге. В 1820-е годы в мастерских трудились около 200 девушек – «грамотниц», писавших особым стилем, известным под названием поморского письма.
Этот стиль появился не сразу. На раннем этапе развития выголексинской книжности большое влияние на оформление рукописных книг оказывала эстетика дониконовской печатной книги, особенно издания Московского печатного двора. На конец 1710-х – начало 1720-х гг. пришлось время становления собственной писцовой школы и орнаментики характерного поморского стиля. А уже примерно к концу XVIII в. утверждается своего рода «канон» в оформлении поморских книг. Этот канон становится образцом для всех общин поморского согласия, распространяясь на весь Север, Вятку, Урал и Сибирь. Его особенностью является сложившаяся в течении XVIII в. на Выге манера письма – словно бегущий поморский полуустав и особая четкая манера написания крюков и «солей» (высотных помет) в певческих рукописях, а также возникший на основе «роскошного» московского барокко второй половины XVII в. тип украшений с его цветовым решением.
Поморский орнамент отличается изящностью проработки. При раскраске часто использовались благородный зеленый и малиновый тона с чередованием золота. Черные контуры рисунка подчеркивают его стилистическую основу (книжную гравюру). Титульный лист, как правило, украшался барочной заставкой-рамкой (часто занимавшей целый книжный разворот), внутри которой вязью или характерным для поморских рукописей орнаментированным полууставом сообщалось название книги, иногда помещались миниатюры. В оформлении заставок и титульных листов преобладал крупный лиственный барочный узор из завитков, вазонов, виноградных
