Я сама не поняла, что меня разбудило. Приоткрыв глаза, я увидела месяц убывающей луны, заглядывающий в окно спальни. Мне почудилось, что над одним из диванов в углу комнаты склонилась какая-то фигура. Но тут меня опять сморил сон, а утром я уже ничего не помнила.
Однако наутро в гареме поднялся переполох. Исчезли рубиновые серьги Аиды. Она напомнила нам о том, что ожерелье все время было на ней, но серьги она клала в футляр рядом с диваном.
Рани вошла в спальню и потребовала сообщить ей, что случилось. Аида была вне себя от ярости. Она визжала и обвиняла в воровстве всех подряд. Если ей немедленно не вернут ее прекрасные серьги, она пожалуется паше. Он не потерпит воровок в гареме. Он велит нас всех выпороть и выгнать прочь. Если пропажа не обнаружится, она попросит пашу нас всех наказать.
Рани очень разгневалась.
— Маленькая дурочка, — прокомментировала Николь. — Разве она не знает, что ей не следует настраивать против себя влиятельных людей? Неужели она уверовала в то, что стала такой важной птицей, что может обойтись без чьей-либо поддержки?
Спальню тщательно обыскали, но серьги так и не нашли.
Фатима заявила, что это так оставлять нельзя, а значит, необходимо обыскать даже детей. По ее мнению, некоторые дети рождаются с воровскими задатками, и даже если окажется, что серьги взял Фейзал, она позаботится о том, чтобы его сурово наказали.
Рани заверила, что серьги все равно найдутся. Им просто некуда было исчезнуть. Воровство украшений было бессмысленным занятием, потому что не представлялось ни малейшей возможности покрасоваться в украденном.
Мы с Николь гуляли в саду.
— Так ей и надо, — пожала плечами Николь. — Наглая дурочка. На что она вообще рассчитывает?
— Что если кто-то действительно взял серьги?
— Разве чтобы подразнить ее?
— Я, кажется, кое-что вспомнила, — медленно произнесла я. — Я толком и не проснулась, но видела, что по комнате кто-то ходит. Да… И это было возле дивана Аиды.
— Когда?
— Прошлой ночью. Я подумала, что мне это только снится. Я была в таком состоянии, что не знала, сплю я или нет. С тех пор как я сюда попала, мне часто снятся странные сны. Они участились с тех пор, как ты мне дала тот напиток. Я одновременно и сплю… и не сплю. Это похоже на галлюцинации. Я даже не уверена, что то, о чем я рассказываю, мне не приснилось.
— Если ты видела кого-то возле постели Аиды, а наутро исчезли ее серьги, то ты, похоже, не спала.
В этот момент к нам подбежал Самир. Он держал в ручонках что-то яркое и блестящее.
— Смотри, маман, — закричал он, — смотри, какие красивые игрушки.
Николь взяла у него усыпанную камнями коробочку и открыла ее. Внутри лежали рубиновые серьги. Мы с Николь испуганно переглянулись.
— Самир, где ты это взял? — дрожащим голосом спросила она.
— В моей лодке.
Речь шла об игрушечной лодке, которой Самир дорожил больше всего на свете. Он постоянно запускал ее в пруду.
Николь многозначительно посмотрела на меня.
— Я должна немедленно отнести их Рани, — сказала она.
Я протянула руку, пытаясь ее остановить, и нерешительно посмотрела на Самира. Она тут же меня поняла.
— Иди, играй, сынок, — сказала она. — Только никому не рассказывай о том, что ты нашел. Это мелочи, но все равно — никому ни слова. Пообещай мне, Самир.
Он кивнул и умчался прочь.
— Теперь я все вспомнила, — заговорила я. — Мне кажется, ночью я видела Фатиму. Что если это она украла серьги? Чем больше я об этом думаю, тем лучше я понимаю, что все это значит. Ведь это именно она заявила, что нас всех надо обыскать… и упомянула детей. Фатима не очень умная женщина. Она действует слишком прямолинейно и предсказуемо. Она хочет навредить тебе и Самиру. Поэтому она украла серьги, положила их в лодку Самира и надеется, что их найдут и решат, что их украл Самир.
— Но зачем?
— Чтобы его сочли вором.
— Но он еще совсем дитя.
— Возможно, я ошибаюсь. Что случилось бы, если бы серьги обнаружили в его лодке? Он сказал бы, что не знает, как они туда попали, но это не означает, что ему поверили бы. Возможно, об этом случае рассказали бы паше. Если бы Аида опять к нему попала, она обязательно обо всем бы рассказала. Вполне возможно, она это еще сделает. И вполне возможно, мальчика наказали бы. Паша был бы разгневан. Теперь ты меня понимаешь? Но, возможно, я ошибаюсь.
— Нет… Нет, я не думаю, что ты ошибаешься.
— Возможно, она заявит, что серьги украл Самир, а когда пропажу обнаружили, он испугался и отдал их тебе.
— Что же мне делать?
— Давай от них избавимся… И поскорее. Брось их. Все равно где. Не дай Бог, их увидят у тебя. Как ты это объяснишь? Тебя спросят, как они попали в лодку Самира. Все будут уверены, что Самир сам их туда положил. Все это будет очень скверно. Оставь их… возле пруда. Коробочка обязательно привлечет чье-нибудь внимание, их тут скоро найдут. В этом случае Самир будет ни при чем. Я уверена, что надо его от этого оградить.
— Ты права, — кивнула она.
— В таком случае, чем скорее ты от них избавишься, тем лучше.
Она кивнула. Затем осторожно поставила футляр на землю, и мы поспешно ушли.
— Я уверена, что это дело рук Фатимы, — опять заговорила я. — Я пытаюсь припомнить, что еще я видела ночью. Ведь это совсем нетрудно, встать с дивана, думая, что все спят, и взять футляр.
— Я и сама знаю, что это была Фатима. Да, это все она подстроила. Как же я ненавижу эту женщину! Я ее когда-нибудь убью.
* * *
Вскоре футляр обнаружили. Аида говорила, что ничего не понимает. Она оставляла серьги возле дивана. Должно быть, кто-то их взял, а затем испугался и подбросил их.
Рани заявила, что серьги нашлись, а значит, и делу конец.
На самом деле все было совсем не так. Вражда между Николь и Фатимой все усиливалась и достигла угрожающих масштабов. Судя по всему, Аида так и не забеременела, и это обострило соперничество между матерями Самира и Фейзала. Аида смотрела на всех волком. Кто-то пустил слух, что она объявила о пропаже серег, чтобы привлечь внимание к тому факту, что она очень понравилась паше, и он сделал ей подарок. В гареме постоянно шла борьба за лидерство, что вело к склокам и сплетням. Возможно, это объяснялось тем, что женщинам просто нечего было делать.
Николь не знала, как ей меня благодарить. Она отчетливо понимала, какая опасность угрожала ей и Самиру. Ведь если бы малыша заклеймили как вора, его репутация в глазах паши была бы запятнана, и, возможно, это привело бы к потере благосклонности могущественного повелителя. Николь была убеждена, что никто, кроме Фатимы, не способен на подобную подлость.
