Доминик прищурился, и в его глазах сверкнула ярость – это была слишком больная тема.
– В любом случае, – промолвил он вкрадчиво, – сейчас я обременен бесплодной женой.
– Это не так!
В голосе старухи не было и тени сомнения.
– Тогда почему же Мэг уверена, что я умру, не оставив сыновей? – требовательно произнес Доминик.
Старая Гвин удивленно отступила и, прищурившись, уставилась на высокого воина, стоящего перед ней. Она вдруг поняла, какая буря свирепствует у него в душе втайне от всех.
– Это она вам сказала? – осторожно спросила Гвин.
– Да.
– Именно это? Слово в слово, лорд? Я должна быть уверена.
Сначала Доминик хотел выгнать нахальную старуху вон. Но было что-то в ее глазах, что заставило его сдаться, – что-то колдовское.
– Она сказала: «Для того чтобы родился сын Глендруидов, нужна любовь. А в тебе нет любви, Доминик Ле Сабр».
Из груди Старой Гвин вырвался вздох, слившись с гудением огня в очаге. Она начала тереть глаза, словно утомившись. Потом посмотрела на человека, сжигаемого единственным желанием.
– Это не значит, что Мэг бесплодна, лорд Доминик. Это означает, что сына Глендруидов нельзя зачать, если между мужчиной и женщиной нет любви. Одной плотской близости мало.
– Как такое может быть, старуха?
– Я не знаю, – ответила она. – Я знаю только, что так обстоит дело с той поры, когда был утерян Волк Глендруидов.
– И давно это было?
– Давным-давно, лорд. Так давно, что на земле еще жили древние боги.
– Только не надо сказок, – произнес Доминик голосом, полным сарказма. – Неужели ты хочешь, чтобы я поверил, что за такое долгое время ни один мужчина не сумел убедить женщину из рода Глендруидов, что любит ее?
Старая Гвин хмыкнула:
– Не имеет значения, что он наплетет, чтобы заполучить ее в свою постель. Во-первых, он врет. Во-вторых, проклятие лежит на женщине, а не на мужчине. Многие женщины хотели зачать сына, чтобы принести мир на свою землю. Но ни одна из них не могла полюбить так, чтобы родился сын.
Доминик прищурился. Когда он узнал о ловушках и укреплениях города, который необходимо взять, у него опустились руки.
– Значит, то, что сказал Джон, правда, – пробормотал он. – Колдунья холодна, как склеп. Она не чувствует страсти.
Старая Гвин странно улыбнулась:
– Вы больше верите Джону или нетронутому девичьему телу, которое отзывается на ваш зов, как сокол на зов хозяина.
От напоминания, что он действительно вызывает желание у Мэг, в его теле возникло было напряжение, но быстро исчезло при мысли о родовом проклятии, сыновьях, которых не будет, и прочих сложностях.
– Но почему они не могли полюбить? Они не способны к этому?
– Некоторые да. Способность любить редка среди людей. Особенно в нашем роду. Но Мэг не такая. Спросите любого из жителей замка.
– А что же те женщины, которые могли любить? – настаивал Доминик. – Или они были замужем за скотами, недостойными их?
– Скотами? Нет. Они были замужем за обыкновенными людьми, лорд, просто людьми.
– Ты говоришь загадками, – нетерпеливо сказал он.
– Нет. Это вы не хотите понимать. Вы могли бы полюбить женщину, если бы знали, что нужны ей только для того, чтобы получить земли, богатство и наследников?
– Проклятие, что за чушь…
– Можете ли вы, – продолжала старуха, не обращая внимания на его слова, – полюбить женщину? Пустить ее в свою тщательно охраняемую душу?
Доминик недоуменно посмотрел на нее.
– Разве я похож на идиота? Подчиняться, зависеть от кого-то – это не мужское дело!
Слезы выступили на глазах Старой Гвин, но она удержала их. Она слишком долго жила на земле, чтобы верить, что слезами можно что-то изменить.
– Тогда у вас не будет сыновей, и мне ничего не остается, как молиться, чтобы другие поколения все же избавились от проклятия.
– Я не верю тебе, – зарычал Доминик.
– Тогда поверьте другому: женщины из рода Глендруидов видят не только широкие плечи и приятные лица. Они видят душу человека. Поэтому любить для них трудно, почти невозможно. Понимать кого-то и все-таки любить, несмотря на это, могут только ангелы. Людям такого не дано.
Лицо Доминика окаменело, отражая холод, проникавший в его душу по мере того, как уверенность и печаль старой женщины темной волной окутывали его. Неожиданно он ударил кулаком по столу. Цепочки подпрыгнули и зазвенели, будто закричали, резко и недовольно. И наступила тишина.
Никто не шевельнулся и не проронил ни слова.
Саймон смотрел то на Старую Гвин, то на своего брата.
Доминик сидел, прищурившись, с видом человека, погруженного в раздумья.
Саймон облегченно вздохнул. Если его брат решил справиться с чем-то, будь то крепость, город или женщина, он справится с ними силой или хитростью.
Или использует предательство, если будет необходимо.
После долгого молчания Доминик обратился к Старой Гвин. Его глаза смотрели холодно и твердо. И когда он заговорил, в его голосе тоже слышался лед.
– Благодарю тебя. Твои слова кое-что объяснили мне.
Он отпускал ее, и она поняла это. Старуха кивнула и незаметно исчезла.
Доминик повернулся к брату и резко спросил:
– Ты веришь старой колдунье?
– Я чувствую, что она сама верит тому, что говорит.
– Да, – произнес Доминик горько. – Я участвовал в войне за Гроб Господень и знаю, что такая вера творит чудеса.
И он снова ударил кулаком по столу, заставив колокольчики протестующе зарыдать; только они рискнули пойти против воли человека, который окружил себя ледяной стеной.
– Что ты будешь делать? – поинтересовался Саймон немного погодя. – Объявишь брак недействительным из-за того, что она бесплодная?
– Нет, – ответил он, – никогда.
Убежденность, с которой он говорил, удивила обоих.
– Мы удержим крепость, даже если будут сопротивляться и таны, и вассалы, – сказал Саймон. – Если люди откажутся работать в поле для тебя, у нашего отца больше крестьян, чем требуется в его владениях. Крепостные будут рады прибыть сюда, если каждому пообещать свой огород и свинью.
– Да.
Больше Доминик ничего не сказал. Слова Саймона были верными, но почему-то не устраивали Доминика. Он вдруг понял почему. Крестьяне и замок никак не разрешали его проблем с Мэг. А колдунья Глендруидов, которая была его женой, была и его главной заботой.
Нахмурившись, Доминик посмотрел на изящные золотые колокольчики и ударил по ним пальцем.
"Если бы цветы могли петь…
Если бы она могла полюбить…"
– Да! – воскликнул Доминик. – Вот оно!
– Что?
– Решение, брат мой, очень просто. Я должен научить колдунью любить меня!
Глава 14