было видно: они погибли, ушли или попрятались.
Верным было последнее, так как стоило Радичу добраться до сада, где земля и совсем ещё недавно зеленевшие тенистые деревья и кустарники превратились в безобразную мешанину, мимо него пропела стрела и вонзилась в ствол поверженного инжира. Самого стрелка видно не было, и Радичу пришлось немного посидеть в укрытии, чтобы притупить внимание затаившегося человека и продолжить обход дворца.
Он бы сразу ушёл отсюда, но его томили мысли о ходоках, запертых в мешке Сола. Не то чтобы его угнетали угрызения совести, но произошедшее никоим образом не отвечало его намерениям и рушило все дальнейшие планы.
Для всех он теперь – виновник гибели ходоков.
И как преступника тянет на место преступления, так и Радич не по-борол в себе желания рискнуть и по дороге времени – входы в подземелья были завалены – проникнуть к мешку Сола.
Продвигаясь к будущему после небольшого углубления в прошлое, он наткнулся прямо на группу Симона, уводившую ходоков и стражников из опасной зоны, и был пойман доном Севильяком за ногу, и притянут к общей куче…
Можно было ещё видеть, как неудержимо рушится вниз каменный свод подземелья.
Песок пустыни поразительно быстро заносил руины славного в веках города, совсем недавно многолюдного и шумного: вода и люди покинули его навсегда.
Пересохли и забились арыки, сникли древние деревья, звеня на ветру ранней медью листьев.
Всё превращалось в прах.
Бесконечные струи песка ссыпались, казалось, из высохшего до песчинок воздуха и плотно забивали проходы, расщелины узких улочек, редкие разрушенные и обезвоженные колодцы, неизменно служившие людям веками.
Спешно, словно навёрстывая упущенное, песок барханился и выравнивал площади и дворцы.
Пройдет несколько похожих друг на друга лет – и ничто здесь уже не будет напоминать город. В выжженной лютым солнцем пустыне возникнет безымянный холм, напоминающий и видом и историей возникновения сотни других холмов, разбросанных на огромных пространствах Средней Азии, Джунгарии, Афганистана, Прикаспия, Турции, Ирана, Ирака и в других, ныне безжизненных местах.
И надолго, если не навсегда, будет похоронена под холмами тайна и ужас ходоков во времени – мешок Сола.
Часть пятая
Зов настоящего
Если сосуд недостаточно чист, скиснет всё, что бы ты в него не влил.
Гораций
Monstrum horrendum, informe, ingens, cui lumen ademhtum.
(Чудовище страшное, гнусное, огромное, лишённое зрения)
Вергилий
Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй.
А. Н. Радищев (В. К. Тредиаковский)
Приглашение Симона
– Всё-таки, Ваня, ты ходок во времени не от мира сего, – сидя перед Толкачёвым в позе ответственного лица, с лёгкой укоризной выговорил Симон и поглаживал колени ладонями. – Неужели безделье и бесцельное лежание на диване лучше забав и красот прошлого и будущего миров? Неужели ты так и не определил своего настоящего, постоянного места во времени? Нам, по сравнению с тобой, простым ренкам и вертам это если не простительно, то хотя бы не возбраняется. Тем более что большей частью среди нас безграмотные люди, не видящие дальше своего носа. У них интересы непритязательные, и чаще всего – на уровне представлений обывателей. Но ты-то, Ваня? Ты!
– Хочу и лежу, – буркнул Иван, удобнее устраивая под бок подуш-ку. – Чем плохо?
Иван после первого неудачного поиска Напель ко второму приступать не торопился. Не то что бы отпало желание, а подступило какое-то безвольное состояние, когда тоска подбирается к самому горлу, а сделать что-либо против неё нет ни желания, ни сил.
– Ничем, конечно. – Симон помолчал немного, прищуривая левый глаз. – Но странно…
– Ничего странного… Моё дело…
– Ну-ну, Ваня! Естественно, твое дело… И всё-таки… Ладно. А смог бы сходить со мной?
– Куда?
– Недалеко. В начало века, во Францию.
– Зачем?
Симон поднял брови.
– Увидишь.
– Кота в мешке подсовываете. Находился уж… – лениво заявил Иван и поменял позу на более удобную. И глаза прикрыл. Но тут же их открыл и осмысленно глянул на Симона. – А впрочем, давайте схожу. Посмотрю, что Вы делаете… Именно Вы делаете или чем занимаетесь, когда не наставляете меня на путь истины. Сколько знаю Вас, Симон, знаю как своего Учителя, а чем Вы и вправду занимаетесь вообще, даже не догадываюсь. Я имею в виду, как человек, как ходок во времени.
– Всем помаленьку, – увёл в сторону глаза Симон.
– Вот именно. Помаленьку. Наверное, тоже, как все ходоки, мышиной вознёй занимаетесь? Но те безграмотные, а Вы, Симон? Вы!.. – Иван явно подражал интонации Симона, когда он высказывался по его поводу. – Чем бы ни тешиться, лишь бы вид создавать. Так, что ли?
Симон осуждающе покрутил головой, переглянулся с Сарыем. Тот потупил, как блудливая кошка, осоловелые после недавнего сна глаза.
– Однако, Ваня! – нахмурился Симон и сдержанно вздохнул. – Лежишь и злишься на всех от безделья. Даже девушку свою не ищешь… Извини, извини… Конечно, это опять же твоё дело.
Они надолго замолчали.
– А и вправду, Симон, что Вы, именно Вы, делаете?
– Как тебе сказать, – Симон произвёл несколько пассов над коленями. – Кое-чем занимаюсь сам, решаю некоторые вопросы ходоков, иногда по просьбе нашего института. Уточняю историческую правду. Делаю некоторые сопоставления. Иногда исправляю…
– Что? – Иван сел и подался к Симону. – Историческую правду?
Симон от его резкого движения даже слегка отшатнулся.
– Ваня, когда ты научишься вначале слушать, лишь потом высказываться? Да ещё в такой манере?
– Вы же меня сами спровоцировали на вопрос, оборвав фразу. Вот я и подумал… Не вмешиваетесь же Вы в сам ход истории или в частную жизнь людей?
– Сложный вопрос, – задумчиво протянул Симон. – В принципе, конечно, нет. Но некоторые последствия, – он запустил палец под воротник рубахи и покривил лицом, – негативные или положительные… впрочем, тут с какой стороны смотреть… от нашего целенаправленного проявления в прошлом порой возникают некоторые… как бы сказать? Несуразицы, что ли. Вот их-то мы и исправляем.
– А-а! Это куда ещё ни шло… Хотя, любое вмешательство, а тем более исправление исторической… неправды… что ли… тоже вещь спорная.
– Я с тобой полностью согласен.
– А сегодня что Вы намерены делать в начале века?
– Как раз исправлять, если удастся, нежелательную аномалию, в которой я сам и виноват. Теперь, к сожалению, мне уже одному не справиться. Там теперь твои специфические, так сказать, способности нужны.
– Походим, посмотрим?
– Да нет. Там твои физические данные и навыки рукопашного боя могут понадобиться.
Иван потянулся, напрягая сладко дремлющие мышцы. Ощутил в теле силу. Простонал от удовольствия,
– Это мы могём, – с ленцой в голосе сказал он о себе во множественном числе.
– Смотрю я на тебя, Ваня, и думаю, что все твои неурядицы от элементарного здоровья.
– Элементарного здоровья нет.
– Я о тебе.
– Обижаешь, Симон.
– Разве тебя можно обидеть? Не похоже что-то.
– Ещё как можно… Ты говоришь, мои физические данные нужны. Подраться… Стой! Надеюсь, не убийство какое-то задумано?
– Ты забыл: наш девиз – не убей!
– Ха! Вон церковники тоже говорят, вспоминая о заповеди «не убий», а танки и пушки святой водой кропят, и благословляют… Посмотришь на таких миротворцев, плюнуть хочется!
– Я похож на попа?
– Хорошо,
