– На одних наблюдательных полмотка проволоки жирно будет. В городе-то ею не сильно разживешься… вон, трамвайные провода еще Степка-Щука посдирал и вывез на двух грузовиках.
– На грузовиках? По болоту?
– А в чем вопрос-то? Шлепалки на колеса приделал и поехал себе.
Он еще раз глянул на проволоку – тонкая нить едва заметно серебрилась, и отчего-то ему показался насмешливым этот призрачный отблеск. Висит, зараза блескучая, и насмехается…
– Сбоку, что ли, обойти попробовать?
– Можно…
Шемяка понятия не имел, как может быть устроен загадочный зверь «детектор», но здравый смысл упорно нашептывал: большой участок эта штука перекрывать не может. Все ж не прежние времена, когда у охранников всяких там военных объектов типа найденной им с Сашкой в прошлом рейде ракетной шахты, чуть что, пи-пикала лампочка, и сразу становилось ясно – нарушение периметра происходит напротив третьего колпака, у покосившегося столба. А клановцам откуда столько лампочек взять? Одно дело – тропу перекрыть и совсем другое – растянуть эту дуру поперек леса. Да и не шибко-то по лесу на Большом Острове за кем-нибудь погоняешься, заросший джунглями бурелом… разве что на тяжелом танке, да и то не везде.
– Попробуем сбоку, – решительно заявил он. – Вы, эта… капюшоны поплотнее натяните, а то свалится сверху какая дрянь.
– Зеленые клещи?
– А? Нет, здесь своей заразы хватает.
«На беличье гнездо бы не нарваться», – запоздало подумал он, осторожно раздвигая Сашкиным стволом лианы. Белки на Большом Острове водились, точно, – по крайней мере, водились раньше, до клановцев, уж хоть одно полезное дело эти уроды могли бы сподобиться совершить – найти и уничтожить гнездовья тварей. Впрочем, будь это гнездо поблизости, во-первых, не было бы тут никакой тропы… или же была, но с костяками через каждые пять шагов – инстинкт территории у белок что надо. Так что нет здесь никакого гнезда… скорее всего… нет, и точка!
Соображаловка помогала слабо – Шемяка ощущал, как дрожат от напряжения подхлестнутые нервами мышцы… и уже раза три с трудом сдержался от порыва изрешетить очередью похожий на пушистый столбик силуэт. Разумеется, все три раза силуэт на поверку оказывался простым листом.
А в следующий миг из темноты навстречу ему стремительно и абсолютно бесшумно вымахнула змеиная голова – едва ли не с его собственную размером.
ВИЛЬ
– Как тебе мой новый нарядик, а? Ну, скажи, на кого я в нем похожа?
– На попугая, – спокойно произнес Швейцарец.
Полина, кажется, ждала от него подобного ответа.
– Умеешь ты, Виль, поднять женщине настроение подходящим комплиментом. Чего-чего, а этого у тебя не отнять.
Виль. Она так упорно не хотела называть его Швейцарцем – и добилась-таки своего. Черт с тобой, чертовка, сказал он тогда, под утро, чувствуя, что вот-вот провалится в сладкую пелену забытья, называй меня Вильгельмом Теллем – и заснул, успев напоследок заметить, как с торжествующей улыбкой она кладет свою головку на его плечо.
– Если я скажу, – Швейцарец неторопливо подтащил к губам кружку, дунул на пену, – что ты выглядишь, словно Скарлетт, ты ведь меня тем более не поймешь.
Хотя этот комплимент будет куда ближе к истине, мысленно закончил он. Думаю – пусть я и не видел ни разу творение Селзника – что девушка, в неполных шестнадцать пославшая к свинячьим чертям родной хлев… со свиньями, девушка, за полтора года прошедшая путь от шлюхи «за койку на ночь» до хозяйки собственного борделя… Да, сказал он сам себе, уверен – она могла б сыграть роль героини романа Митчелл куда лучше любой актрисы. В платье из гардины и чулках из рыболовной сети.
– То попугаем, то скарлатиной обзывается… злой! – Полина обиженно взмахнула мундштуком. – Пойти, что ли, в самом деле, донести на тебя…
– Кому?
– А то ты не знаешь! Виль! Или тебя ну нисколечки не колышет, что за твою небритую рожу храмцы чертову кучу золотых сулят?
– Советуешь побриться?
– Шутишь… ох, Виль, ну ведь однажды дошутишься ты, ох дошутишься!
– Пиво у тебя хорошее, – Швейцарец поставил наполовину опустошенную кружку на столик. – Кстати… почем нынче чертова куча?
– Так знала, для кого на леднике держала, – буркнула Полина. – А куча… полсотни монет за твою башку обещают.
– Всего-то, – удивленно протянул Швейцарец. – Кукушка-кукушка, а почему так ма?
– Кому ма, а кому и всю жизнь горбатиться.
– Те, кому всю жизнь горбатиться, – холодно возразил он, – в подобные игры, как правило, не играют.
– Как же, как же… вот дождешься, тюкнет лопатой по макушке какой-нибудь ошалевший от навоза мужичок.
– Да ладно, Полин, – примирительно произнес Швейцарец. – Убивать меня – занятие крайне невыгодное. Это все знают.
– Все знают, да не все понимают. А дураков, которым блеск золотишка моргалы застит, на свете куда больше, чем ты думаешь.
– Вообще-то я и так довольно низкого мнения о человечестве.
– Тогда какого лешего ты в город сунулся, Виль?
– Я шел тихо…
– Шел один такой…
– Ну ты-то в своих уверена?
– В своих – уверена! – Полина, изогнувшись, попыталась поддеть носком туфли зависшее перед ее креслом дымное кольцо. – Они у меня пусть и дурочки поголовно, коль нашим ремеслом занялись, но все ж не настолько. Тем более что четверо из них тебя в деле видели, ну, тогда – и они же остальным с та-акими подробностями пересказали…
– Представляю, – кивнул Швейцарец. – Я… Полин, ты только не подумай…
– Остынь! – резко скомандовала женщина. – Только вот оправданий твоих мне не хватало. Виль, за один лишь тот раз и я, и все мы тебе до гробовой доски обязаны! А ведь ты и раньше меня…
– Какая же ты, – улыбнулся он, – упрямая…
– Ну, договаривай! Сучка? Стервоза?
– Просто упрямая. Сколько повторять, что ты не обязана мне ничем?!
– Да хоть язык до кости сотри! Знаешь, Виль, я ведь раньше, когда молодая была да глупая…
– А не древняя старушенция восемнадцати лет от роду…
– Девятнадцати!
– Без трех месяцев.
– Все-то ты помнишь…
– Не все, – задумчиво произнес Швейцарец, – но такие вещи, как твой день рождения, стараюсь не забывать.
Полина резко отвернулась. На миг замешкавшись, Швейцарец опустил взгляд и притворился, что бело-зелено-красные завитки ковра сейчас интересуют его больше всего на свете.
В наступившей тишине ритмичное «тик-так» настенных часов казалось оглушительно грохочущим. «Тик-так, бим-бом…» забавные ходики с голубеньким котенком…
…его подарок на ее прошлый день рождения.
– Так вот, – две минуты спустя глухо произнесла Полина, – раньше я, бывало, мечтала, как ты однажды появишься на пороге этого дома, весь израненный, окровавленный… и, едва слышно выдохнув «Дошел!», свалишься ко мне на руки. Потом я поумнела… и тут, наконец-то, ты являешься с этой девчонкой!
– С ней…
– С ней будет все в порядке! По первому разряду! Уж поверь, Виль, Марианна постарается!
– Надеюсь. По крайней мере, – улыбнулся он, – насколько я успел разглядеть, платье и серьги Машка подобрала удачнее тебя, Полин.
– А больше, – с какой-то странной интонацией осведомилась Полина, – ты ничего не успел… разглядеть?
– Нет. А что?
– Виль, ты – дурак! Только не обижайся… но ты – дурак!
Обижаться Швейцарец не собирался – более того, он честно попытался догадаться, что именно могло вызвать из уст Полины подобную характеристику, но так и не сумел за две минуты родить сколько-нибудь внятной версии по этому поводу.
– Вполне допускаю, что так оно и есть, – осторожно согласился он. – И надеюсь лишь, что ты снизойдешь до объяснений…
– Виль, ты – дурак! – снова повторила Полина. – Слепой… на оба глаза. Машка любит тебя!
Наверное, попытайся Швейцарец выстрелить из Громыхалы дуплетом, он был бы оглушен все же чуть поменьше.
– То есть?
Это прозвучало глупо, по-детски растерянно…
– Влюблена по уши, – Полина вздохнула. – Серьги эти… старинные, крупный жемчуг… знаешь, сколько стоили? Я б их не взяла… ну, по крайней мере, дней пять бы ходила вокруг, облизывалась да прикидывала.
– Они ей и в самом деле идут, – тихо сказал Швейцарец. – Сколько…
– Нисколько! Я ей вернула… половину, больше дуреха брать не соглашалась.
– Я не знал…
– А платье это… а чулки?! Ты хоть их заметил?! Настоящие, довоенные… ажурные! Во всем городе от силы пар шесть-семь сыщется, по фамильным сундукам распиханы, на случай свадеб или еще какой торжественности! И все это для тебя… тебя она встречать выскочила! А ты…
– Я не знал…
– Не знал один такой… а что ты вообще знаешь?! Кроме этих своих патрончиков-пистолетиков?
– Полин… но почему?
– По кочану. И по кочерыжке. Той, которая у тебя на шее промеж ушей, вся щетиной обросла.
Швейцарец решил, что собственные колени интересуют его сейчас еще больше, нежели ковер.
