А в первом письме — только место, где они будут забирать товар и оставлять деньги. И еще одно: Джино, который не «там», а здесь.
Дверь кабинета широко распахнулась.
— Лиза? Вы каким ветром?
— Боюсь, история закончилась, или закончилась на какое-то время.
Галантный Коннерс стал усаживать девушку.
— Спасибо, сэр. Завтра они все уезжают в Европу, а компанию Ромми уже продала японцам. Мне дали шикарный расчет.
Коннерс застыл у своего кресла…
Слышен шелест секундной стрелки настенных часов…
Словно вдруг уехали все, и лишь они трое живут сейчас в этом мире, а за дверью кабинета начинается пустота…
Нет, там где-то труп Людвига.
Дункан уже знает, он теперь всегда будет чувствовать, что в мире, который снова зальется солнцем и звуками, есть труп. История не закончится.
— Сэр, я знаю этого человека, — Лиза показывает на фотографию, одну из сделанных криминалистами недавно в лесу. — Это садовник Ванлейнов, который ухаживал за георгинами.
Ни одной ошибки, а догадываться можно сколько угодно.
Хотя сначала она мучилась, сбивчиво искала пути, и сперва думала о каком-нибудь яде — новом, таком чтобы… нет, на любую идею тут же почти приходил способ обнаружения. И «падение», мелькнув в голове, показалось сначала нелепицей. Но потом… корвалол, который она легко избавит от вкуса и запаха, охранник, стоящий к дому спиной, Марта, которая не сможет отмыть липкое блюдо быстрей, чем за полторы минуты. Все это начало складываться, и остался лишь повод подозвать его к краю. Но проблема вдруг стала казаться неразрешимой… Нет, очень просто — всего лишь запереть пса и сказать, он там внизу корчится на асфальте.
Все же сценарий мог быть чем-то испорчен, а заинтересованный наследник — только она. Джино, он проболтался ей про виллу на мексиканском побережье. Где еще мог скрываться его родственник-доктор? И явилась прекрасная композиция — основной и отвлекающий план.
Только вечерние газеты уже написали про труп, который нашли в сточном люке…
Она будет знать, в этом, спасенном из тьмы ее мире, давшем ей второе рождение, всегда будет труп.
Она будет знать, но не думать.
Думать надо о многом другом — о светлом… о детях, конечно, вон явилась одна фигура, стоит улыбается.
— Что ты улыбаешься, Эдди?
— Просто так.
