Только свечи горят…Лиза, Лиза, не оставляй меня.
Она не выпускает из рук крест. Не отпускает меня далеко от себя. В замковой капелле молятся…даст бог, мы спасем Лизоньку.
Ее душа, надеюсь, уже спасена.
Боже, не отбирай ее у меня. Прошу, не отбирай…мы осиротеем без нее. Пожалей ее, если не ради меня, так ради наших детей…они — наша общая радость, но Лиза — свет сердца моего…господи…
1 августа, 2 часа пополуночи.Умерла моя жена, баронесса Елизавета Попрушнек.
2 августа.Отпевают. Не могу отойти от гроба. Священник пытался меня увести насильно, чтобы я поел или поспал. Не могу. Оставьте меня.
Вечером.Святой отец прав, когда называет меня себялюбцем. Я совсем забыл о детях, которым так же тяжело, как и мне. Я разделяю с ними потерю нашей дорогой Лизетт. Когда они рядом со мной, мое несчастье кажется мне не столь чудовищным: в их чертах смешались мои — и ее, света моего… Отныне в них я буду любить и ее тоже.
Нет ничего глубже мудрости твоей, господи, и нет ничего выше твоего милосердия.
В память о ней я должен быть сильным, я должен заменить им мать. Целый вечер я провел с ними. Уложил в кроватки, над каждой повесил крест…мы плакали вместе.
Ночью снова спущусь в капеллу, к Лизетт. Ночи принадлежат нам с ее душою…
3 августа.Похороны сегодня. Гроб отнесут в склеп. Закроют крышкой. Отнимут Лизетт у меня…нет, грех так говорить. Там, в гробу, нет ничего, что можно любить. Там пустая оболочка, труп, который должен сгнить. Ее душа уже далеко…она сама далеко, она оставила нас. А тело — всего лишь бессмысленное тело. Худо, коль без души оно восстанет…но быть такого не может. Брату не удалось погубить Лизетт, она покаялась перед смертью…
Но как тяжко думать, что это — всего лишь труп, только пустой труп! Глядя на нее, я любуюсь, стою, как зачарованный. Милая моя, ты лежишь, как живая, будто спящая… Так бледна, но и только…волосы нежны, как лунный свет, и мерцают в свете свечей. Свечи бросают отсветы на твое любимое белое платье, в котором я хороню тебя, Лизетт, и сердце мое разрывается. Отчего не вздрогнут эти мягкие губы, не поднимутся воздушные ресницы?.. Сердце мое…
Вечного тебе покоя, любимая. Я положу твой дневник с тобой рядом, как ты и просила. Сюда идут, служба начинается…
Последний поцелуй.
Прощай, радость моей жизни, ты уносишь с собой весь свет этого мира. Прощай, моя любимая.
Спи спокойно…»
— А дальше, вы можете убедиться, снова рука баронессы.
Лайнелл лишь молча кивнул. Сердце трепыхалось где-то в горле, в глазах дрожали слезы. Перед мысленным взором стоял гроб в окружении свечей, весь осыпанный белыми цветами. Розами? Нет, то были лилии, цветы скорби. И…белые маргаритки. Да, белые маргаритки…
И душа разрывалась от боли.
Потому что он не представлял те события.
Он вспоминал их…
И до крови закусил нижнюю губу.
Неужели правда?.. Неужели некогда, в прошлой жизни, они с Лизой были вместе…да о чем он? Жизнь души вечна, беспрерывна, и что значит смена тела, шелухи, оболочки? Его душа знает ее, его сердце любит ее, и так суждено где-то там, где заключаются браки. Лиза — его жена. И никогда не перестанет ею быть…
Или он ошибается? Разлучила ли их смерть?
Если она не умирала, а он все помнит — выходит, не разлучила…
Он дважды возвращался к ней. И дважды она не узнавала его…
…если Элли, конечно же, Лиза.
Как же так? Как получилось так, что, прожив шестьсот лет и накопив столь много опыта, что человеку страшно помыслить, она до сих пор не знает того, что ему открылось?
Жизнь души, возвращающейся снова и снова, в разных телах, и жизнь тела, не способного умереть и отпустить душу…есть в этом что-то чудовищное…
— Это конец дневника? — прокашлявшись, натянутым голосом спросил он.
— Нет. Но что с вами? — старичок-хранитель смотрел на него изумленно и чуть испуганно. — На вас эта история произвела странное впечатление, я даже затрудняюсь сказать, какое именно…
Лайнелл надтреснуто рассмеялся.
— Да, кое-что прояснилось…можно прочесть дальше?
— Дальше? Она редко возвращалась к своим записям, иногда бросала их на столетия, так что они отрывочны и беспорядочны, вряд ли их интересно читать.
— И все равно. Пожалуйста…
— Как угодно. Но я бы посоветовал обратиться к записям Лизы XVIII века. Это всего записи через четыре, так что сами можете видеть, фактически: запись — раз в столетие. Этому правилу она изменяет в восемнадцатом веке…
— Надеюсь, вам не составит труда прочесть эти четыре записи перед тем, как перейти к следующей истории? Она связана с Владом, не так ли?..
Архивариус недоуменно взглянул на учителя поверх очков.
— А я не называл вам это имя. Откуда вы его знаете?..
— Давайте соблюдать очередность: сначала вы расскажете мне все, а потом я, в свою очередь, постараюсь удовлетворить ваше любопытство.
— Как скажете. Итак, продолжаем…
Глава IX
…Да не погаснет над миром звезда Люцифер…
«Тысяча лет» Мартиэль.«
5 августа.Все странно и необычно. Я еще не могу привыкнуть к своим новым силам. Не могу поверить, что это я могу плыть в лунных лучах…и пью кровь! Теплую живую кровь…
Я тоскую по мужу, но Карл прав — я не смогу сделать его одним из нас. Он просто не захочет… Я не должна тревожить его. Издали наблюдаю за ним и за детьми.
Но грусть — вовсе не главное в моей жизни. Я стала другой, сильнее. Яростнее. Неудержимее… Меня увлекает охота…Карл выговаривает мне об осторожности, на пару с Фрэнки…фи! Я сама — Мастер, Карл оказался прав. Так что не надо указывать мне, что делать!
Бедный Карло, он иногда готов за голову хвататься от моих выходок!
7 февраля 1467 года.Фрэнсис сегодня выпустил меня из гроба, где продержал целый месяц. Боже мой, как это страшно…я буду осмотрительней, я буду покорна…Карл утешал меня, когда я, наконец поев, разрыдалась у него на груди. Теперь я никогда не забуду, что значит: послушание Первому Мастеру… У Фрэнсиса просто ангельское терпение, я сама виновата.
24 сентября 1518 года.Сегодня была великолепная ночь, воздух пел и дрожал, в тумане вспыхивали голубые огни: наверное, их зажигала лесная нечисть. Карл говорит, что видел в Англии, в холмах, эльфов, и они даже зазывали его к себе танцевать. Несмотря на всю свою безбашенность, у него хватило осмотрительности не пойти…хотя, что значит для вампира пара столетий?..