Рюрик приказал разобрать дом из дубовых бревен, одно из них, самое толстое и мощное, заострили и стали бить в железные двери. Дверь стала изгибаться вовнутрь, стало ясно, что скоро она будет проломлена.
И в этот момент в одном из окон был выброшен белый флаг, появилось лицо герцога, гладко бритое, с усами, в подражание завоевателям-франкам.
– Желаем говорить с предводителем викингов!
Рюрик выступил вперед.
– Ну, я предводитель. Что скажешь?
– Мы готовы сдаться. Давайте обговорим условия.
– Пусть город заплатит нам выкуп!
– Мы согласны. Сколько вы просите?
Рюрик задумался. В таком положении он оказался впервые. Сколько затребовать с города? Конечно, лучше, если богатства достанутся без кровопролития – своего и чужого. Но вот сколько запросить, чтобы не продешевить? Он стал вспоминать рассказы морских воинов, какие суммы они получали. Короли Франции платили викингам от 3 до 5 тысяч фунтов серебра, но тут плата шла со всей страны. А вот от одного монастыря было получено шесть фунтов золота и серебра, а другой заплатил 26 фунтов. Сколько же взять с города?
– Ладно, – сказал он, – платите пятьсот фунтов серебром и мы уйдем, не тронув ваши жилища.
– У нас нет таких денег! Предлагаем двести!
«Торгуемся, как на рынке!» – подумал Рюрик и сказал, как отрезал:
– Выкладывайте триста фунтов серебра, иначе начнем грабеж города, а потом подожжем со всех четырех концов!
Небольшое молчание, видно, герцог совещался с приближенными, наконец прозвучал ответ:
– Согласны! Только не трогайте ничего!
По требованию Рюрика горожане на центральной площади устроили обильный обед. Однако после обеда деньги не были доставлены. Тогда Рюрик пригрозил, что начнет разграбление города, если власти будут медлить. Только к вечеру наконец требуемое было доставлено. Кроме того, в дорогу снабдили продовольствием и хмельным.
На кораблях устроили пир. Славянские викинги нацепили на себя самые различные драгоценности, пили из золотых и серебряных кубков. Со смехом вспоминали различные случаи нападения на город.
– Только перелез через частокол, вижу долгополого в кустах. Я как его шугану, так он со спущенными штанами бежал быстрее, чем я бегаю с застегнутым ремнем!
– А ко мне молодуха одна прицепилась, возьми да возьми меня с собой!
– Ты когда врешь, хоть глаза прикрой!
– Правду говорю! Даже жениться хотел…
– Моряку жениться – все равно что неграмотному книгу купить: наверняка другие будут читать!
– А видели, как я с тремя саксами сражался? Раскидал как котят!
– Кто тебя, хвастунишку, делал? Нельзя ли еще одного такого заказать?
– Князь! Выпей со мной! Завтра возьмем еще город и домой повернем!
– Выпьем, Соснец! Славный ты воин! Только нельзя нам вверх по Везеру. Ловушку на обратном пути саксы могут устроить, последнее отберут и нас угробят.
– Эх, жаль! А я бы еще погулял!
– Вволю покутишь, когда вернемся в Аркон. Там и хмельного вволю, и женщин достаточно!
С восходом солнца поплыли вниз по реке. Едва миновали пару поворотов, как впереди увидели плоты, которые перегораживали реку, а по берегам толпу вооруженного народа. Рюрик понял, что герцог времени не терял: нарочно тянул со сбором денег, да и ночь у него не пропала даром, подготовил ловушку для морских воинов!
Что делать? Идти на прорыв, разрезав носами кораблей в местах соединения плотов? Едва ли удастся, их наверняка скрепили цепями. Тогда застрявшие возле плотов корабли будут быстро сожжены огненными стрелами.
Тогда остается один выход: высаживаться на берег и попытаться отогнать саксов. Справа вплотную к воде подступал лес, слева тянулись луга. Пристали к лугам. Воины надели защитные средства: панцири, шлемы, накладки на руки и ноги, взяли щиты. Затем Рюрик построил викингов в две линии, и железный строй шагом двинулся навстречу врагу.
Даже при первом взгляде было видно, что перед бодричами находилось не профессиональное войско, а народное ополчение, наспех собранное герцогом из окрестных деревень: одеты они были в звериные шкуры, в руках у них было довольно простенькое вооружение – мечи, пики, щиты. При приближении бодричей засуетились, стараясь выровнять строй. Издали начали обстреливать из луков, видно, нервы не выдержали подпустить поближе. По всему видно было, что это необученное и неопытное войско.
Прикрывшись щитами, бодричи медленно, но неуклонно шли на врага, в такт шага колотя мечами по железной обшивке щитов. Рюрик видел, что такое настойчивое, равномерное движение закованных в железо морских воинов, звон металлического снаряжения и грохот мечей о щиты рождают панику среди врагов.
Когда до саксов оставалось не более двух десятков шагов, он выкрикнул приказ:
– Бегом! Дружнее, братцы!
Удар железной лавины был сокрушающим. Строй неприятеля дрогнул и в ряде мест прогнулся. От разгрома его спасло особое построение, которое применялось германскими племенами: каждый род образовывал клин, внутри которого царили взаимная поддержка и выручка; устояв после первого удара, такое войско могло держаться упорно и долго.
Началась ожесточенная рубка. Отряд Рюрика почти целиком состоял из его бывших дружинников, профессиональных воинов, которые каждый день обучались боевым приемам при княжеском дворце. Сейчас им это ремесло пригодилось в полной мере. Воины медленно продвигались, прорубая себе дорогу среди упорных, но неопытных неприятельских бойцов.
Наконец саксы побежали. Преследовать их не стали, не до этого. Надо было срочно разбирать связки плотов и плыть дальше, потому что герцог мог подвести дополнительные силы. Отдав нужные приказания, Рюрик направился к судам. Обходя груды тел, он чуть не упал, поскользнувшись на влажном, скользком от крови щите. Вот ведь как получилось: он, Рюрик, сделал все, чтобы дело не дошло до кровопролития ни в монастыре, ни в городе, и все-таки сражение было навязано в самый последний момент.
Море встретило их тишиной и покоем. Нет, это даже не море, а озеро, спокойное, ленивое, и, насколько глаз может видеть – чайки плавают, словно белые уточки. Пошли на веслах. Менялись через каждый час. Свободные от вахты отдыхали возле бортов, вели неторопливо разговор:
– У меня после вчерашней пирушки голова шире плеч…
– Да, ты вчера нажрался так, что «кыш» не мог сказать.
– Помню, что ли?
– Эх, молочка бы сейчас! – мечтательно говорит один из воинов.
– Козьего! – поддакивает ему другой, по имени Старыг.
– Почему – козьего?
– А козье молоко знаешь какое жирное? Мы дома корову держим, но все равно коза имеется. Здоровая! Ни одна собака ее не берет! Встанет на дыбы, – Старыг вскакивает, наклоняет голову вперед и немного набок и делает выпад, подражая козе, – и бьет сверху, да не прямо, а с каким-то вывертом. Вот так!
Он несколько раз «бодается» и садится на свое место, вспотевший от напряжения, с блестящими от азарта глазами.
Все смеются, а в разговор вступает другой матрос.
– Шел я как-то мимо деревенского стада. Вдруг пастух кричит: «Ложись!». Я оглянулся, а на меня баран летит, здоровенный такой, с теленка ростом. Какое ложись! Задавит! Я как припущу изо всей силы, а он за мной!.. Но разве убежишь от барана, у него же четыре ноги! Он ка-аа-а-ак даст мне под зад – шагов десять на пузе по траве проехал. А баран встал и смотрит на меня бирюзовым глазом. Видит, что я не встаю, фыркнул пару раз и ушел. Пастух мне и говорит: «Мужики перед ним ложатся, а ты, глупенький, решил убежать!..».
– Вы знаете, что на Купалу многие наши обряды далеки от целомудрия и допускают большие вольности в отношениях между мужчинами и женщинами, – развалившись возле борта, нагловато-бесцеремонно ухмылялся Дорбыч, средних лет бесшабашный воин. – Особенно молодежь любит в эту ночь папоротники, потому что они надежно укрывают их во время любовных утех. Вот мы втроем и решили подшутить над ними. Прокрались к папоротниковой поляне и затаились. Сидим, ждем. Под кустами непроглядная темь, а перед нами тропинка, которую освещает луна. Прошло некоторое время. Потом стали слышны какие-то странные звуки, вроде как множественное постанывание. Тут я приложил руку ко рту и завыл по-волчьи. Результат был потрясающий. Через мгновение из зарослей стали выпрыгивать и выбегать на тропинку полуголые или совсем голые люди, перед нами проносились очаровательные девицы и замужние женщины, парни и женатики…
Рюрик слушает, вместе со всеми смеется, а на душе начинается маета: в ушах опять начинает булькать, не иначе как шторм надвигается. Каким он будет: то ли потеплеет немного, пронесется вихрем и снова можно будет спокойно продолжать плавание, то ли зарядит на несколько дней, всю душу вымотает, да еще, не к месту будет сказано, утянет в бездну зазевавшуюся жертву…
Шторм разыгрался ночью. Сначала задул сильный ветер, погнал крутые, в белых барашках волны, а потом в небе завыло, загудело, застонало, словно какие-то неведомые громадные существа схватились в смертельной схватке. Рюрик стоял возле мачты, как вдруг перед самым носом судна вздыбилась водяная гора; он зачарованно глядел на нее, не в силах что-либо сообразить; волна какое-то мгновение стояла, словно раздумывая, куда обрушить свою немереную силу; Рюрик успел крикнуть:
