– Я в порядке, – Милли отстранилась.
– Побереги силы, Милли, – сказал Карл.
– Говорю: я в порядке. – Милли пошла вперед.
– Постой, – позвал Карл.
Вдалеке послышался гулкий рокот.
– Что это?
По грунтовой дороге, метрах в пятистах от них, c ревом промчался белый пикап, пускавший пыль во все стороны, точно рассекал водную гладь на красном озере.
– Машина, – выдохнул Карл. – Это машина, Милли. Люди…
Пикап замедлился, а затем остановился. Пыль вокруг осела, будто пустыня сначала выдохнула ее, а затем вдохнула обратно. И тут Карл понял, что видит здание.
– Это что?.. – Карл на секунду зажмурился, а потом открыл глаза.
Все еще на месте.
– Милли, это бар! – крикнул Карл.
Он прижал Мэнни к себе и поцеловал его в губы.
– Мы спасены!
* * *
Карл никогда не был так счастлив видеть здание. Оно было коричневым и деревянным и бросалось в глаза своей грубой несуразностью, как игрушка, которую ребенок-великан собрал и склеил из всякой всячины.
Вывеска на крыше большими округлыми буквами гласила: «Большой австралийский бар».
– Это оно, – сказала Милли и прежде, чем скрыться в здании, пальцами написала на земле «Я ЗДЕСЬ МАМ».
Карл был наслышан о завсегдатаях таких заведений. Кожаные курточки, вспыльчивые характеры, крепкие кулаки и глаза от солнца в извечном прищуре. Ну а изо рта у них льются сплошные ругательства, изредка перемежаемые существительными и глаголами.
Карл представлял, что все будет как в картинах про ковбоев. Он зайдет внутрь, и все обернутся. Затихнет музыка, разобьется стакан. Затем, без каких-либо объяснений (кто будет играть его в кино? Он только что вспомнил, что Пол Ньюман умер. А жив еще кто-то из тех, кого он знает?), Карл уверенной мужской походкой двинется по залу, и осанка у него тоже будет мужская (ну, знаете, плечи назад – грудь вперед). Да, такой люд тонко чует самозванцев, но он, Карл, – Мужчина-с-большой-буквы, ведь он смотрел в лицо смерти и поверг ее. Он выжил! Он Мужчина-с-большой-буквы! Смотрите все! Мужчина-с-большой-буквы! Посмотрите на этого Мужчину-с-большой-буквы!
И он подойдет к барной стойке в два или три шага, отодвинет высокий табурет и сядет на него своим мужским задом, а потом хлопнет по столешнице своей мужской ладонью и закажет – нет, потребует! – двойное что-то-там (что бы выпил Пол Ньюман?). И весь бар будет на него глядеть, а он наклонится к бармену и скажет низким с хрипотцой голосом (ведь тем, кто настолько силен, кричать не нужно): «Сделайте мне тройную порцию». Послышится ли дружный вздох? Возможно. Но он его не услышит, потому что будет слишком занят своей мужественностью. И тогда другие Мужчины-с-большой-буквы обрадуются его появлению и будут жать ему руку, «давать пять» (или что там они обычно делают?) и говорить о мужских делах вроде инструментов, агрокультуры, журналов с красотками и еще о всякой всячине, о которой он, конечно, тоже со временем узнает.
Но открыв дверь, Карл понял, что пересечь бар в три шага ему не удастся.
– Карл, ты чего такими гигантскими шажищами ходишь? – прошептала Милли.
– Что? – шепнул в ответ Карл. – Глупо, что ли, выглядит?
– Ага.
Карл перешел на обычный шаг. На одной из стен рядами висели номерные знаки со всех уголков Австралии, точно могильные плиты. По залу было расставлено пять больших телевизоров, и все они показывали одну и ту же футбольную игру.
Полумрак. Тяжелый воздух. Низкий потолок. Устланный ковром пол. В прямоугольничках солнечного света клубится пыль…
Двое мужчин, сидевшие у барной стойки, о чем-то болтали и едва удостоили Карла взглядом. Бармен, чистивший стаканы, кивнул ему. Карл кивнул в ответ.
«Он знает, – подумал Карл. – Знает, что я Мужчина-с-большой-буквы!»
Он отодвинул табурет. Тот громко скрипнул по полу. Карл покосился на бармена и буркнул:
– Извините. – Лицо его при этом как-то необычно скривилось – как-то очень по-женски, вот уж точно. Он стал сам себе противен.
Карл прислонил Мэнни к стойке. Бармен вскинул брови. Карл попытался сесть на табурет, но, взволнованный вниманием и ответственностью перед всеми Мужчинами-с-большой-буквы на Земле, сел мимо – и задом бухнулся на пол. Мэнни повалился сверху, и грохот от устроенного ими представления эхом пронесся по бару.
Но и это не самое ужасное! Ужаснее был звук, который издал – нет, непроизвольно выпустил из горла Карл. С таким же звуком вулкан выбрасывает в воздух ядовитые газы, таившиеся в его недрах сотни лет. Кряхтение дряхлого старика на последнем издыхании: «А-а-а-а-а-а-агх». Хуже звука Карл еще никогда не издавал и даже не был уверен, что сможет его повторить. Карл услышал его будто со стороны, как если бы стоял над собственным телом.
Несколько секунд он лежал на полу, прокручивая в голове те короткие, но прекрасные мгновения, когда мужчины в баре считали его своим. Он коснулся носом носа Мэнни, закрыл глаза и глубоко вздохнул.
– Ты как там, приятель? – раздался сверху голос.
– Да, тебе помочь, приятель? – произнес другой.
И вот Карл уже за барной стойкой в компании двух Мужчин (с большой буквы!): они хлопают его по спине, смеются, угощают напитками, спрашивают, как он тут оказался, и с лица у Карла не сходит улыбка.
Милли Бёрд
Милли сидела, прислонясь спиной к табурету Карла. Она теребила пальцами края Мэнниных шортов, а сам Мэнни стоял спиной к бару. Дяденьки болтали о футболе, и Карл тоже пытался.
– Да, – послышался его голос. – Зря они заменили того молодого человека этим молодым человеком.
Милли полезла в рюкзак за ореховыми батончиками, но тут нашарила внутри сложенный лист бумаги. На нем говорилось: «Капитану Смерть». Милли его развернула.
Дорогой Капитан Смерть!
В тот день, когда вы ушли с поезда, мы пропустили звонок с телефона твоей мамы. Кто-то оставил сообщение. Но это была не твоя мама. Я прослушал его шестнадцать раз, чтоб все правильно записать. Я написал его в облачке, чтоб ты знала, что это не я говорю.
Милз, милая, это тетя Джуди. Где ты, милая? Мы тебя повсюду ищем. Твоя мама… ну… ей не очень хорошо. Она уехала. Я отправила к тебе домой дядю Лита, но тебя там не оказалось. Он столько ехал. Где ты, милая? Просто обратись к полицейскому и оставайся на месте, мы за тобой приедем. Хорошо, милая? Хорошо?
Извини, что ничего тебе не сказал. Я боялся, что ты расстроишься. Если хочешь, можешь иногда брать маму у меня.
Искренне твой Капитан Всё супергерой Индиан-Пасифик.
Милли сложила письмо, засунула его обратно в рюкзак и схватилась за живот. Вдруг послышалось:
– Привет.
Милли наклонилась вперед и выглянула из-за Мэнни. Около другого стула, перекрестив ноги, сидела девочка – ее ровесница. Волосы у девочки были прямые и черные, стянутые в хвостик. На полу перед ней лежал спичечный коробок. Девочка зажгла одну спичку и смотрела, как она горит.
– Привет, – ответила Милли, разглядывая пламя.
– Это кто? – спросила девочка, когда спичка потухла.
– Это Карл, – сообщила Милли.
– Нет, не он, – девочка ткнула потухшей спичкой в сторону Мэнни. – А он.
– А, – Милли кашлянула. – Мэнни. Он мертвый.
Девочка приподняла одну бровь.
– Он пластмассовый.
– Ага, – кивнула Милли. – Мертвые превращаются в пластмассу. И их потом ставят в магазинах с одеждой. – Она посмотрела себе на пальцы. – По-моему.
Девочка долго не отводила от нее взгляда и наконец выдала:
– Ты странная.
– Сама ты странная! – ответила Милли.
– Когда умер мой дядя, папа его сжег. – Девочка подожгла еще одну спичку. – А потом мы его в океан выбросили.
– Прости, пожалуйста, мне очень жаль, – тихо сказала Милли. – Прими мои соболезнования.
– Мертвецы воняют, поэтому их нужно сжигать. – Девочка посмотрела на Милли. – Точно-преточно.
– Это зависит от того, как ты смотришь на мир, – заметила Милли неуверенно.
– Не-а, не зависит. – Девочка подползла поближе и уставилась на нее. Потом зажгла между ними двумя спичку. Тени от огонька плясали у девочки на лице. – Давай сожжем его, – она ухмыльнулась. – Раз он все равно уже мертвый.
Милли почувствовала тяжесть в животе. Она наблюдала за спичкой, пока та не потухла. Затем оглянулась на Карла. Тот смеялся и рассказывал что-то совсем не своим низким голосом, какого Милли никогда не слышала.
Она посмотрела на Мэнни.
– Чего ты боишься? – спросила девочка, качнув головой.
– Ничего, – сказала Милли. – Ничего я не боюсь.
Но на самом деле она боялась. Боялась всего. И чувствовала страх глубоко в животе.
Канун Первого дня ожидания
Когда папа умер, жители города делали вид, что без ума от Милли.
