— Лежи, лигария, не двигайся, — строго сказала невидимая в кромешной тьме женщина. — Не дергайся, сказала! Твоя потеря зрения временная, через три минуты все пройдет. Просто считай: двадцать один, двадцать два, двадцать три… Да, мысленно же считай, не травмируй лишний раз язык. Вернешься в общежитие, съешь чего-нибудь легкое — желе фруктовое или витаминизированную кашу. Запомнила? Кивни. Очень хорошо.
С Кассией особо никогда не церемонились, да она и не ждала какого-то специального обращения. Она же из рода Кассиев — прирожденных солдат, которых жесткое излучение не берет. Ранения манипулария получала неоднократно, но всегда лечилась амбулаторно. Жизненных сил и терпения у неё хватало с избытком. Но сейчас, когда неплохо бы получить квалифицированную помощь, даже анальгетик не укололи.
Сознание уплывало, словно непривязанный инструмент в открытом космосе…
…Она лежала на узком ложе медицинского сканера и ждала… Нет, пожалуй, Кассия уже ничего не ждала, потому что торопить исполнение приговора трибунала было бы как-то странно. Девушку не интересовал даже результат нынешней проверки. Какая, собственно, разница — уничтожат её генетический материал или нет, если через пару дней самой Кассии Фортунаты не станет? Что бы не признали причиной её преступления — временное и ненаследуемое помешательство или глубинный хромосомный изъян — финал один. А вот так полежать в полутемном уютном кабинете и подумать о разных приятных вещах случая может больше и не представиться. Не в камере же смертников это делать, верно?
И вдруг, как назло, вспыхнул яркий свет, и в комнату моментально набилась целая уйма народа в медформе.
— Сделайте еще один тест. И контрольный образец возьмите, — распорядился крайне озабоченный старший, тут же облапавший безучастную манипуларию во всех возможных местах. — Узнаю, кто облажался с анализами, отправлю в шахтерский медпункт.
Проштрафившийся стал оправдываться и клясться, что он-де неповинен в том, что двадцать пять лет назад какой-то бестолковый лаборант просмотрел НЭП у одной из пяти тысяч Кассий, у которых его никогда не было и быть не могло. Тем временем вызвали тюремного сопровождающего.
— Эта, — врач с величайшим подозрением посмотрел на Кассию. — Эта останется под наблюдением еще на сутки. Под мою личную ответственность.
Приговоренная не возражала. Ей самой было интересно, что ж это за НЭП такой? И главное — как он повлияет на дальнейшую судьбу военной преступницы Фортунаты.
Теперь-то воспоминания о том незабываемом дне уже не казались Кассии такими волнительными. А звучало-то так невинно — нейро-эйдентический парадокс, и отношение со стороны медиков было особое, то ли как к дару, то ли как к некоему благословению. Лаборанта, обнаружившего эту поганую хрень, во всяком случае, поздравляли, будто тот великое открытие сделал. Кассию, разумеется, держали в неведении до последнего, хоть и носились с ней целую декаду, как с хрустальной чашей. Чуть всю кровь на анализы не выцедили по капле на радостях. Но не сразу. Целые сутки вокруг манипуларии происходило что-то странное: её тестировали, снимали энцефалограммы, сканировали, и при этом ни один результат официально не фиксировался.
Всё это, как на духу, Кассия рассказала новому начальству. Не просто так, а с тайной целью посеять сомнение в её профпригодности.
— Вдруг они ошиблись, а? Не может быть, чтобы человеку так худо было, — жалобно скулила девушка, едва ворочая прокушенным языком.
Марк Марций выслушал до конца и не сказать, чтобы совсем без капли сочувствия. Поморщился, пожалуй, что жалостливо.
— Нет, никакой ошибки. Твой НЭП самый настоящий, полноценный и наиболее пригодный для работы лигарией.
— Но больно же!
— Значит, тебе надо научиться контролю, чтобы вне работы не касаться сознания напарника. Не бойся, этот фокус ты освоишь быстрее быстрого.
— А во время перемещения что же б-будет? — дрожащим голосом спросила девушка из штурмового отряда.
— Больно, но навредить, как сейчас, вы оба себе не сможете.
— Я же сдохну!
Марк Марций в ответ промолчал. Со значением, чтобы даже простая манипулария догадалась о несказанном.
— Мы оба умрем…
— Если будете стараться не мучить друг друга понапрасну, если попробуете беречь себя, то…
Кассия беспомощно глянула в щелочку между створкой двери и стеной на полулежащего в кресле Гая Ацилия. Его светлые волосы на затылке влажно потемнели от пота, а рука безвольно свисала с подлокотника. Лица девушка видеть не могла.
— Как он?
— Лучше, чем ты. В какой-то степени.
***
Первое, чему учат юного отпрыска патрицианской фамилии — это блокировать чужое воздействие на свой разум. К зрелым годам, когда юноша становится мужчиной и входит в Сенат, это умение развивается абсолютно. Немного стоит политик, сознание которого подвержено постороннему влиянию. Поэтому те способности, которые у представителей иных классов развиваются, патриции подавляют всеми доступными способами.
Гай Ацилий, к несчастью, был примерным учеником. Его разум отвергал малейшее посягательство, и от желаний самого Куриона это нисколько не зависело.
О, да, ему поставили имплант лигария, но взломать блокировку, рассчитанную на длительные пытки в руках вероятного противника, не смогли бы и лучшие армейские врачи. А они, собственно, и не пытались. Любому специалисту было понятно, что из патриция никогда не получится лигарий, и не надо быть авгуром, чтобы предсказать, чем закончится попытка продолжать эти… процедуры.
Вероятно, так и было задумано. Подозревать оптиматов в милосердии по меньшей мере наивно. Вместо быстрой казни Гаю Ацилию устроили долгую и мучительную смерть под пытками, а в качестве пикантного бонуса приправили физические страдания душевными. Клодий, разумеется, в красках представил себе, как последний Курион будет подыхать в луже собственной кровавой рвоты, да еще и девчонку-напарницу с собой утащит. Изобретательный он все-таки, сразу видно — выродок. Среди Клавдиев таких сволочей поискать.
Гай с радостью поменялся бы сейчас местами со своей подругой по несчастью, ибо Кассия после начала пытки пребывала не только в блаженном обмороке, но и в неведении. Но он даже сознание не смог потерять.
— Тебе следовало позаботиться о фиксаторах на этом кресле, центурион, — прохрипел Ацилий, сплевывая кровь прямо на пол. Когда Кассия отключилась и безжизненно обвисла на руках подоспевшего техника, патриций сумел наконец-то вздохнуть. — Чтобы подопытные не вырвались.
— Не думай, что мне это доставляет удовольствие, гос… лигарий, — едва не оговорившись, негромко промолвил «инструктор» и подал ему салфетку. — Я просто выполняю приказ.
— Я не подозреваю тебя в любви к мучительству, — устало уронив затылок на подголовник пыточного кресла, выдавил Курион. — Но ты понимаешь, что никакие… тренировки не сломают мой психо-блок. Я не перестану быть урожденным патрицием даже в этой форме. Мне жаль, центурион.
— А уж мне-то как жаль… — буркнул тот. — Но НЭП у тебя есть, и у нее тоже, а чтобы водить корабли сквозь червоточину, желание не обязательно. Да и сознание, в общем-то, тоже.
— А… — краешком прокушенной губы усмехнулся Ацилий, закрыв глаза. — Корабли. Конечно же. Только вряд ли долго. Сколько мы протянем? Год?
— Если вам очень сильно повезет, то… Год в лучшем случае. Прости, господин.
— А-а, оставь… О! Кассия приходит в себя. Какие… насыщенные ощущения, — сквозь стиснутые зубы процедил Курион. — Это будет очень яркий… год.
***
К счастью, дорога в жилой сектор заняла немного времени. Будь по-другому, коридор от лифта к двери Кассия преодолела бы на четвереньках, а то и ползком. Кто бы мог подумать, что телесная боль отбирает столько сил?
Ацилий сразу завалился на кровать. Кассия же отчего-то бесцельно побродила по их скромным апартаментам, напоминая сама себе механическую игрушку, у которой никак не кончится завод. Она кружит и кружит, слепо натыкаясь на мебель и не в силах остановиться.
А всё потому, что внутри у девушки был Ацилий. Где-то там, за краем обрыва притаился опальный патриций, на дне бездонной пропасти. Сама же Кассия прижималась спиной к невидимой стене, изо всех сил пытаясь не скатиться по наклонной плоскости и не свалиться вниз. Только так и можно объяснить на человеческом языке, что чувствовала девушка всё это время.
«Если я лягу и закрою глаза, то снова упаду в него! Я не переживу этого».
Кассию немного трясло от страха. В вирт-поле идти не хотелось, спать не тянуло совсем, а Гай Ацилий словно все время держал за руки и дышал в затылок.
— А давай… давай я пойду погуляю?
— Вечные боги, Кассия, ты не могла бы перестать мельтешить? — сдавленно прошипел Ацилий, снимая с головы подушку, которой он пытался закрыться. Помогало примерно как зонтик от метеоритного дождя. — Постарайся себя контролировать. А погулять не получится. Тебя не выпустят из сектора.
